Джон Норвич - История Венецианской республики Страница 14

Расширившейся венецианской торговле мешало только одно препятствие — славянские пираты на далматском побережье. Последний крупный поход против них — тот, который в 887 году возглавил Пьетро Кандиано, — закончился катастрофой и гибелью самого дожа, и, хотя лет шестьдесят спустя его внуку удалось в какой-то мере восстановить поруганную честь семьи и республики, опасность меньше не стала. Всю вторую половину X века Венеция вынуждена была платить ежегодную дань за право прохода ее кораблей по узкому Адриатическому морю. Но Пьетро Орсеоло шантажу не поддавался. Вступив в должность, он запретил позорную практику, а когда пришло время для следующей выплаты, направил в Далмацию шесть венецианских галер, чтобы те воспрепятствовали возможным ответным действиям пиратов. Разгорелся бой. Остров Лиса,[31] один из главных пиратских оплотов, сдался венецианцам, и те радостно вернулись в лагуну, загрузив корабли пленниками обоих полов.

Венеция выиграла первый раунд, тем не менее пираты еще не были побеждены. В основном они сосредоточились в устьях Наренты и Цетины, и теперь обратили свой гнев на беззащитных жителей прибрежных городов. Эти люди не имели с морскими разбойниками ничего общего, отличаясь по национальности и языку. Пираты были хорватами, славянским народом, спустившимся с Карпат в VI и VII веке, в ходе славянской экспансии на Балканский полуостров. В X веке они образовали собственное государство. Это государство, однако, никогда не занимало все побережье Далмации. Население Пулы, Зары, Трау, Спалато,[32] а также многих других более мелких прибрежных селений составляли потомки латиноязычных племен, чьи предки были гражданами Римской империи. На своих хорватских соседей они смотрели как на варваров. Эти города, за исключением Зары, официально подчинялось Константинополю. Однако власть Византии была здесь скорее фиктивной, чем реальной. Как пишет один из историков Венеции Р. Чесси, «имя императора официально прославляли и уважали, однако на деле ему не подчинялись, да и сам он не отдавал приказов». Слишком хорошо зная, что помощи оттуда ждать нечего, они обратились к Венеции.

Если Орсеоло требовался повод для завершения начатой им работы, то лучшего было и не придумать. 9 мая 1000 года — это был день Вознесения — дож посетил мессу в соборе Сан Пьетро ди Кастелло и получил от епископа Оливоло освященное знамя.[33] Оттуда он проследовал к бухте, где его ожидал большой венецианский флот, поднялся на борт флагмана и дал сигнал сниматься с якоря, Наутро, миновав Езоло, флот пришел в Градо, где патриарх — тот самый старый Витале Кандиано что после тридцати с лишним лет пребывания на посту бросил, похоже, политические интриги и стал преданным слугой республики, — с почетом принял их и передал дожу мощи святого Гермагора. 11 мая, подготовившись как в материальном, так и духовном отношении для предстоявших сражений, флот вышел в Адриатику.

По описанию дьякона Иоанна, поход к далматскому побережью похож больше на триумфальное путешествие, а не на военную кампанию. Епископы, бароны и приоры приветствовали венецианцев в каждом порту. В честь дожа устраивались пышные приемы, ему навстречу выносили святые реликвии, клялись в вечной преданности. Молодые люди при случае даже вступали на службу под венецианские флаги. В Трау брат хорватского короля добровольно ему сдался и даже выдал заложника в лице своего юного сына. Позднее тот женился на дочери дожа. И только дойдя до Спалато, Орсеоло вступил в непосредственный контакт с противником. Лидеры противоборствующей стороны пришли из дельты Наренты для переговоров. Пираты были не в том положении, чтобы выставлять жесткие условия: в ответ на уход венецианцев они соглашались отказаться от ежегодных податей и прекратить нападения на суда республики.

К сожалению, за удаленные от берега острова нарентинцы отвечать не могли. Жители острова Курзола оказались менее сговорчивыми, и их пришлось усмирять силой, а жители Лагосты, верившие в почти легендарную неприступность своей крепости, оказали еще более серьезное сопротивление. Но венецианцы не отступили. Они шли под градом камней, падавших на них с крепостных стен, и вскоре им удалось пробить брешь в основании одной из башен. Им повезло: осажденные хранили там запасы воды. Вот что пишет дьякон Иоанн, — как друг Орсеоло и самый преданный его слуга, он, скорее всего, там присутствовал:

…утративший боевой дух противник сложил оружие и на коленях просил о даровании ему жизни, Дож, как милосердный человек, решил помиловать их всех, однако настаивал на уничтожении города… Архиепископ Рагусы, вместе со священнослужителями, встретил дожа, поклялся в лояльности и выказал всяческое уважение…[34] Снова заходя в города, по которым только что прошел, дож триумфально вернулся в Венецию.

Подданные горячо его приветствовали, что и неудивительно. Сколько времени пираты Наренты будут держать свое слово, было неясно, но, по крайней мере, они увидели, что шутить с ними республика не намерена, и судьбу Лагосты они не скоро забудут. Кроме того, Венеция сейчас полностью контролировала восточное побережье Адриатики, чего раньше никогда не было. Официально побережье еще не являлось венецианской территорией. Города и селения Далмации, принеся клятвы верности и согласившись платить ежегодную дань,[35] помнили о сюзеренитете Византии. Его, в свою очередь, с готовностью принимал и дож. Теперь Венеция свободно могла открывать склады и фактории в главных морских портах и соответственно расширять торговлю в глубь Балканского полуострова.

Венеция и стратегически сильно выигрывала. С этих пор в случае опасности у нее был альтернативный источник продовольствия. Хотя острова Риальто все еще не были застроены полностью, остававшиеся на них участки плодородной земли давно уж могли прокормить быстро растущее население. За провизией Венеция вынуждена была обращаться на континент, потому все так и были напуганы семнадцать лет назад, когда Оттон II устроил блокаду. В обозримом будущем подобная блокада стала бы лишь мелким неудобством. Корабли, отправленные через Адриатику, вернулись бы через несколько дней груженными зерном и провизией для нуждающегося города. Наконец, сосновые леса Курзолы и других островов гарантировали венецианским верфям неистощимый запас леса.

Помимо других почетных эпитетов, дожу присвоили почетный титул Dux Dalmatieae (герцог Далматский); и в память об экспедиции постановили: каждое Вознесение — в годовщину выхода флота — дож, вместе с епископом Оливоло, патрициями и гражданами Венеции, будет выходить из порта Лидо в открытое море с благодарственной молитвой. В те времена служба была короткой, а молитва простой, хотя просили о самом важном: «О Боже, даруй нам и всем тем, кто поплывет вслед за нами, спокойное море». Дожа и его свиту вслед за молитвой опрыскивали святой водой, а певчие пели текст из пятидесятого псалма: «Окропи меня иссопом, и буду чист», а то, что оставалось от воды, выливалось в море. Позднее церемония усложнилась: в волны кидали золотое кольцо. Так постепенно церемония стала символизировать обручение с морем — Sposalizio del Mar — и оставалась таковой вплоть до конца самой республики.

Для Оттона III новое тысячелетие началось не столь благоприятно. Потакая своим необузданным политико-мистическим амбициям, молодой император поселился в Риме и построил на Авентине великолепный новый дворец. Здесь он жил, удивительно сочетая роскошь и аскетизм, в окружении двора, придерживавшегося византийских традиций. Ел в одиночестве с золотых тарелок, затем время от времени скидывал пурпурный далматик, надевал рубище пилигрима и босиком шел к какому-нибудь отдаленному святилищу. Однако он по-прежнему восхищался Венецией — возможно, видел в ней единственное место в Италии, где западная практичность и византийский мистицизм сливались в одно целое. Император надеялся когда-нибудь сделать ее инструментом своей итальянской политики.

Он был разочарован. Вскоре после возвращения дожа из Далмации императорское посольство прибыло на Риальто с предложением о совместных операциях в Северной Италии, а Венеция ответила на него вежливым, но твердым отказом. Орсеоло понимал, лучше, чем любой его предшественник, как сильно судьба Венеции зависит от моря. Завоевание территорий на континенте величия ей не прибавляло. С другой стороны, он, возможно, был более заинтересован в другом предложении, которое приблизительно в это время было передано от императора дьякону Иоанну: Оттон должен нанести тайный визит дожу в Венеции, «чтобы услышать его мудрый совет и просто из любви к нему».

Трудно понять, чем была вызнана секретность. Быть может, император боялся покушения на свою жизнь? Историки говорят, что такая просьба была вызвана конфиденциальностью вопросов, которые он хотел обсудить, но публично объявленный визит не помешал бы обсудить что-то в приватной обстановке. В любом случае через день после отъезда Оттона император и дож должны были огласить сам факт переговоров, но не конкретные детали. В те времена, до крестовых походов, считалось необычным для императора покидать пределы своей империи, впрочем, и особого риска для него в этом тоже не было. Какими бы ни были причины. Оттон твердо настроился на встречу, и приготовления, в которых участвовал Иоанн как тайный эмиссар дожа, большую часть года сновавший между двумя правителями, шли труднее и дольше, чем могло бы быть в обычной ситуации. Впоследствии они осложнились еще больше: в феврале 1001 года народ Рима восстал против императора и изгнал его из города.