Сергей Обручев - Русские поморы на Шпицбергене Страница 14

То, что в очертаниях Африки Бехайм следовал Птолемею, а не своим собственным наблюдениям, Мурис объясняет так: изменить Птоломея в конце XV в. явилось бы неслыханной дерзостью и на это решился впервые лишь

Меркатор (Muris, 1955). Но все же удивительно, что Бехайм поместил острова Азорские, Канарские и Зеленого мыса в два-три раза дальше от берегов Африки, чем они расположены на самом деле. Хотя таково положение этих островов у Птоломея, но на современных Бехайму португальских портоланах эти острова были показаны гораздо правильнее. Отсутствие в этой рисовке следов собственных наблюдений Бехайма во время плавания с Д. Каном говорит против того, что он участвовал в этой экспедиции. Очень странно также, что допущены грубейшие ошибки при указании широты пунктов западного побережья Африки: устье Конго он поместил на 24° ю. ш. вместо 6°4′ ю. ш., Черную гору — на 38° ю. ш. вместо 15°40 ю. ш. Широты эти были довольно точно определены при плаваниях португальцев, предшествовавших 1492 г.

Для оценки глобуса Бехайма можно привести мнение Равенстейна: Бехайм проявил крайнюю некомпетентность как картограф; он в своей рисовке на глобусе сделал своеобразную смесь из карт, которые попали в его руки. Но Равенстейн все же признает, что в этом отношении Бехайм ничуть не хуже, чем другие картографы той эпохи: Фра Мауро, Вальдзеемюллер, Шёнер и Гастальдо и даже знаменитый Меркатор (в рисовке Восточной Азии). Виноваты больше всего беззастенчивые панегиристы, превозносившие в XIX в. глобус Бехайма!

В наши задачи не входит анализ глобуса М. Бехайма и сравнение его с картами XV в. Однако отметим, что изучение глобуса сильно затруднено тем, что он обновлялся после смерти Бехайма, на нем имеется даже дата его смерти. Предполагают, что мыс Доброй Надежды нанесен после смерти автора. Это дает широкий простор предположениям о характере первоначальных очертаний на глобусе М. Бехайма.

Любопытно, что на глобусе Бехайма в изображении Азии, в различных надписях, в многокрасочных фантастических картинках, рисующих азиатских повелителей и бытовые сцены, чувствуется большое влияние книги Марко Поло. Это придает глобусу очень веселый развлекательный характер, который усиливается использованием материалов лекгомысленной книги Мандевилля и введением ряда легенд.

Для нас интересно сейчас лишь одно: насколько велико участие Мюнцера и Шеделя в создании глобуса. Что оно было очень значительным, это несомненно. В одной из книг шеделевской библиотеки Штаубер нашел переписанную Шеделем рукопись «О земном шаре» (De globo spherico terre). Часть ее составлена по книге Энеа Сильвио Пикко-ломини «Азия», другая содержит описание глобуса М. Бехайма и перечисление использованных при этом источников (Stauber, 1908). В этом описании Шедель часто говорит о работе над глобусом во множественном числе («наша работа»), хотя и указывает авторство Бехайма.

Большинство историков, занимавшихся Мюнцером (И. Фишер, Грауэрт, Гольдшмидт и др.), придерживаются мнения, что Шедель только скопировал эту рукопись, а автором ее является Мюнцер. Считая также, что глобус обнаруживает в его творце большое знание географической литературы классической древности: сочинений Пто-ломея, Страбона и др., биографы Мюнцера полагают, что Бехайм не обладал такой начитанностью и что он должен был иметь при создании глобуса географа-консультанта, каким и мог оказаться только Мюнцер. К этому мнению присоединяется и историк картографии Л. Багров (Bag-row, 1951). В общем в то время как участие Мюнцера в «Хронике» Шеделя установлено документально, о его соавторстве в создании глобуса можно говорить только предположительно, на основании косвенных данных и соображений о развитии географических знаний в Нюрнберге в конце XV в.

М. Бехайм уехал из Нюрнберга в 1493 г., вернулся в Лиссабон и был послан королем Жуаном II с серьезным политическим поручением во Фландрию. По пути туда Бехайм был захвачен английскими морскими корсарами и пробыл в плену три месяца. Здесь он сильно болел «лихорадкой», но все же ему удалось бежать на материк. Все это мы узнаем из его письма, написанного 11 марта 1494 г. в Брабанте и адресованного двоюродному брату Михаилу Бехайму в Нюрнберг. Письмо это Бехайм не отправил в Нюрнберг из Фландрии, а увез с собой в Лиссабон, куда вновь попал весной того же года (о чем он говорит в приписке). Здесь же сообщается, что подробнее обо всем расскажет доктор Иероним (т. е. Мюнцер).

Мюнцер, как мы знаем из дневника его путешествия, был в Лиссабоне с 26 ноября по 2 декабря 1494 г., но он ничего не записал в дневнике о встрече с Бехаймом; по-видимому, тот уже уехал на Фаял.

Бенсауде весьма живо описывает, что письмо Мюнцера, где Бехайма рекомендовали Жуану II как представителя Максимилиана I, было принято с большим вниманием, так как Жуан II старался поддержать с последним хорошие отношения. Поэтому он и послал Бехайма с дипломатическим поручением, как известно из письма Бехайма, «к сыну короля». Но Бехайм, попав в плен к английским корсарам, только весной 1494 г. пробрался во Фландрию. Бенсауде считает, что Бехайм должен был участвовать в переговорах с Филиппом, сыном Максимилиана I, по вопросу о притязаниях последнего на фландрские земли. Однако в договоре, подписанном 23 июля 1494 г., кроме подписей Жуана II, Максимилиана I и Филиппа, имеется только подпись Диогу Фернандеса Кореа, официального представителя Португалии, и, следовательно, Бехайм как официальное лицо не участвовал в этих переговорах (Bensaude, 1912).

Равенстейн предполагает, что Бехайм отправился во Фландрию, чтобы собрать долги с должников своего тестя, губернатора Фаяла, а Жуан II дал ему попутное поручение.

Это письмо Бехайма от 11 марта 1494 г. — последнее известие о нем. Единственное, что мы еще знаем — это дата его смерти: 29 июля 1506 г. (на мемориальном щите, поставленном его сыном в церкви Екатерины, ошибочно указано 29 июля 1507 г.). Умер он в Лиссабоне в госпитале, в нищете и задолжал перед смертью 15 золотых. Смерть его связывают со страшной чумой, которая в 1506 г. свирепствовала в Лиссабоне и ежедневно уносила в могилу несколько сот человек.

Так преждевременно, в возрасте не более 47 лет, погиб этот смелый и энергичный человек, оставивший для потомства столько загадок. Легенды о нем стали слагаться уже значительно позже, в начале XIX в. Для одних М. Бехайм — авантюрист и хвастун, малообразованный, но предприимчивый человек, ловко создавший себе славу мореплавателя и ученого. Для других он известный космограф, знаток навигации, географ и один из крупнейших деятелей португальского мореплавания, спутник и навигатор Д. Кана. Ему даже приписывают еще более замечательные деяния: он будто бы до Колумба обосновал гипотезу о том, что можно легко достичь Китая, отправившись на запад через Атлантический океан; Колумб-де встречался с ним в Лиссабоне и заимствовал у него идеи. Больше того, некоторые считают, что Бехайм первый достиг Америки на португальских кораблях таинственной экспедиции 1486–1487 гг., отправившейся с Азорских островов для поисков легендарных «Семи островов». Так утверждает колумбист кристической школы Виньо (Vignaud, 1911). Наконец, уже в середине XVI в. спутник Магеллана Антонио Пигафетта сообщил, что Магеллан еще до своей экспедиции видел карту, изготовленную Бехаймом, на которой нанесен был пролив «а юге Южной Америки. Это сообщение неоднократно повторялось и послужило для обоснования гипотезы о том, что Бехайм первый открыл Магелланов пролив и что этот пролив надо бы называть Fretum Bohemicum (Богемский пролив).

Хенниг посвятил особую главу обсуждению этих мнимых заслуг Бехайма в открытии Южной Америки и Магелланова пролива. Он доказывает, что и на некоторых других известных нам картах начала XVI в., составленных до экспедиции Магеллана, предположительно указывался пролив в южной части Южной Америки. Предположение же об экспедиции 1486–1487 гг. с Азорских островов вообще весьма необоснованно (Hennig, 1956).

В заключение следует привести мнение Максимилиана I о М. Бехайме: «Из подданных моей империи никто никогда не был более крупным путешественником и не посещал более отдаленные места земного шара по сравнению с Мартином Бехаймом». Эта сентенция известна нам из рукописных анналов Нюрнберга начала XVII в. и вероятно представляет вольное повторение устного высказывания Максимилиана I.

Мы видим, что Бехайм считался в Германии выдающимся путешественником, а судя по отношению к нему Жуана II, и португальский двор относился к нему с некоторым вниманием. Лишь позже, в XVII в., его называют выдающимся географом и космографом. Возможно, что он хорошо ориентировался в вопросах определения положения кораблей в море и в других вопросах навигации и хорошо знал современные ему плавания португальцев. Еще в 1847 г. Шмеллер обнаружил в мюнхенской государственной библиотеке латинский перевод рукописи о плавании Диого Гомеша к берегам Гамбии (между 1444 и 1475 г.).