Альберт Манфред (Отв. редактор) - История Франции Страница 15

Карл был действительно незаурядным государственным деятелем. Его основная заслуга в том, что он сумел максимально использовать политические результаты, достигнутые его предшественниками, и довести до конца начатое ими дело расширения Франкского государства. Осознанно или неосознанно, Карл стремился сохранять и укреплять свои связи с окружавшей его знатью и, несмотря на свою, казалось бы, неограниченную власть, не предпринимал обычно ничего, что не получало бы прямого или косвенного одобрения тех, кто составлял его социальную опору (известно, в частности, что, прежде чем обнародовать многие свои политические или военные решения, Карл обсуждал их не только со своими ближайшими советниками, но и на широких ежегодных съездах знати во время так называемых «майских полей»). И хотя Карл не мог, конечно, полностью оценить ограниченность политических перспектив своей империи, ему не была чужда известная трезвость в определении реальности тех или иных государственных задач. Он избежал, например, ошибки, допущенной в дальнейшем правителями Священной Римской империи, и не позволил, чтобы борьба за подчинение Италии отодвинула на второй план внутриполитические задачи. Карл сознавал, по-видимому, невозможность сохранения единства созданной им империи и потому еще при жизни пытался разделить ее на отдельные королевства между своими сыновьями.

При всем том величие Карла во многом относительно. Карл Великий не был ни столь крупным военачальником, каким его нередко рисуют, ни оригинальным законодателем. За свою жизнь он не выиграл ни одного крупного сражения. Серьезные поражения наносили его войскам и саксы, и испанцы, и итальянцы. Нам не известно ни одно тактическое или стратегическое новшество, которое бы он предложил. Проведенные им политические реформы также содержат мало нового, ограничиваясь осуществлением мероприятий, намеченных еще его предшественниками. Как пишет Фердинанд Лот, Карл Великий не был политическим деятелем типа Петра I или Наполеона, который бы осуществил какой-либо крупный поворот в политическом развитии страны, «опережая свой век»[65]. Его роль не шла дальше завершения дел, начатых еще до него. И потому понятно, что усиление Франкского государства при Карле Великом следует объяснять не только (или даже не столько) его политическими талантами, сколько более глубокими социальными процессами, о которых говорилось выше.

Эти процессы позволили лишь на время восстановить могущество франкских королей. Новая знать приобрела экономическую и политическую самостоятельность и все меньше нуждалась в королевской поддержке. Апогей в ходе социальной дифференциации основной массы свободных — особенно в центральных областях Галлии — к концу правления Карла Великого был уже пройден. Ресурсы политического усиления Каролингов были, таким образом, в значительной мере исчерпаны. А между тем действие центробежных сил продолжалось и даже усиливалось. Сепаратистские тенденции знати сочетались со стремлениями многоплеменного населения Каролингской империи к высвобождению из-под власти чужеземцев — франков. Экономические стимулы к сохранению единства империи отсутствовали, так как хозяйственные связи отдельных ее частей были неразвиты. В этих условиях никакие политические акции — ни коронация Карла Великого в 800 г. в качестве «римского императора», ни реформирование системы государственного управления (в частности, создание для контроля за действиями местных властей института разъездных королевских «посланников» — так называемых missi dominici) не смогли надолго отсрочить распад государства.

Смуты в империи начались вскоре после смерти Карла Великого. Уже при его внуках (в 843 г.) империя формально разделилась на три самостоятельных королевства (Западнофранкское, Восточнофранкское и еще одно — «среднее» королевство, включавшее Италию и пограничные земли между западным и восточным королевствами). Западнофранкское государство по своим границам в основном предвосхищало будущую Францию. Оно не включало, правда, еще ряда восточных областей — Прованса, части Бургундии, Лотарингии, но известная географическая и этническая общность его территории не оставляла сомнений. Общепризнанным был, в частности, факт отличия диалектов романского языка, на которых говорили его жители, от языков восточнофранкских или итальянских земель.

С распадом Каролингской империи на три государства процесс политического раздробления не остановился. Крупные светские и церковные феодалы, не имея стимулов поддерживать ослабевших королей, употребляли всю свою энергию на усиление собственных княжеств. Внутренними междоусобицами поспешили воспользоваться внешние враги — норманны, арабы, венгры, — опустошавшие своими набегами многие страны Европы IX–X вв. и в том числе Западнофранкское государство. Из-за неспособности королей отразить эти набеги борьбу с ними все чаще приходилось вести отдельным графам или герцогам. Те из них, которым удавалось добиться в ней успехов, быстро усиливались и подчиняли своей власти соседние графства.

В этих условиях на территории Западнофранкского королевства возникает большое число полусамостоятельных княжеств. Особенно независимы по отношению к западнофранкским королям были княжества юга (Аквитания, Гасконь, Тулуза, Овернь), отличавшиеся, как указывалось, и по своему языку, и по природным условиям, и по социально-экономическому строю.

Но наибольшую угрозу для ослабевших западнофранкских Каролингов представляли с конца IX в. графы Парижа — Робертины. Усилившиеся в период борьбы с норманнами, они то открыто провозглашают себя королями, заставляя своих соперников отрекаться от престола, то правят, прикрываясь их именем. Очередное избрание в 987 г. королем одного из Робертинов — Гуго Капета оказалось концом династии Каролингов в Западнофранкском государстве и положило начало династии Капетингов. На время их правления приходится период, когда феодальная Франция стала одним из сильнейших государств Запада.

Сколь ни непрочным государственным образованием была Каролингская империя, она оставила свой след не только в социально-политической сфере, но и в области материальной и духовной культуры. Относительная политическая стабильность, сохранявшаяся около столетия, и распространение новых — феодальных — отношений, содействовавших сосредоточению всех сил крестьянина на хозяйственной деятельности, дали известный толчок росту производительности земледельческого труда. Несколько расширяется поместное ремесло. В приморских районах активизируются купцы, ввозящие из стран Востока предметы роскоши для господствующего класса. Оживляется городская жизнь, увеличивается население[66].

Новые явления обнаруживаются и в области образования. Церковь и империя нуждались в грамотных священнослужителях и чиновниках. Между тем каролингская знать, в немалой части вышедшая из мелких и средних землевладельцев, была чужда даже той невысокой образованности, которой достигала меровингская аристократия. Арабские вторжения и франкское завоевание VIII в. разорили культурные центры на юге и покончили с остатками античного наследия, сохранявшимися здесь долгое время. Грамотность стала редкой не только в среде светской знати, но и среди высших церковников. Это заставило Карла Великого предпринять ряд мер для возрождения образования. При дворе и в центрах крупных епископств и аббатств создаются школы для детей знати. Приглашаются из-за границы учителя — ирландские, английские, итальянские монахи. Вместе с возрождением грамотности возобновляется интерес к произведениям древних авторов — Аристотеля, Боэция, Тита Ливия, Светония, Колумеллы и др. Переписываются принадлежавшие им труды. Усилиями безвестных писцов епископских и монастырских «скрипториев» в конце VIII в. создается так называемый каролингский минускул — легко читаемое письмо, явившееся основой современного латинского алфавита. Делаются попытки создания подражательных литературных произведений. При дворе Карла складывается своеобразный ученый кружок — «Академия» (включавший и семью самого императора), в котором обсуждались теологические и философские вопросы. Изменения затрагивают и искусство. Усиление связей с Византией и другими странами Востока способствует улучшению качества ювелирных изделий, появлению стенной росписи в церквах, усложнению каменной архитектуры.

Все культурные явления этого рода затрагивали узкий круг людей, и потому их значение преувеличивать, разумеется, не приходится. Сугубо условный смысл имеет поэтому применение к ним предложенного в середине прошлого века обозначения «Каролингский Ренессанс», так как от подлинного Ренессанса культурное движение времен Карла Великого отличается коренным образом — как по содержанию, так и по социальным предпосылкам. Тем не менее оно не прошло бесследно, дав импульс развитию духовной культуры в Западнофранкском государстве[67].