А. Давыдов - Анархизм: история и ментальность русского бунта Страница 15

Правда, в «Записках революционера» он уточнил свои взгляды. Наблюдения над реальной жизнью, знакомство с положением дел на заводах и фабриках, в кустарных мастерских Англии и Шотландии во время поездок с лекциями заставили анархо-коммуниста усомниться в способности «цивилизованного общества» обеспечить благосостояние всем. Увиденное убедило его в том, что «при современной системе частной собственности само производство, ведущееся ради прибыли, приняло ложное направление и оно совершенно недостаточно даже для удовлетворения основных жизненных потребностей всего населения» и что «при такой низкой производительности „благосостояние для всех“ невозможно». Случающееся «перепроизводство» является результатом бедности основной массы населения, неспособного покупать даже самое необходимое. Тем не менее, Кропоткин остался при убеждении что, хотя современное ему производство обладает слишком низкой производительностью труда для обеспечения «благосостояния для всех», в «образованных странах» развить промышленность и сельское хозяйство можно и должно очень легко. Естественно, после переустройства общества.73

Кропоткин до конца жизни сохранил веру в созидательную силу обобществлённой собственности и коллективной организации производства на благо всех. В последнем прижизненном издании «Хлеба и Воли», после перечисления потерь общества из-за частной собственности (не все земли обрабатываются, фабрики, заводы, угольные копи работают не на полную мощность, много выпускается предметов роскоши, много средств уходит на содержание государства), он оставил в тексте более чем наивное и утопическое утверждение: «Таким образом, если мы примем во внимание, с одной стороны, ту быстроту, с которой цивилизованные народы увеличивают свои производительные силы, а с другой – ограничение прямое или косвенное, которому подвергается производство вследствие современных условий, то мы должны заключить, что сколько-нибудь разумная хозяйственная организация дала бы образованным народам возможность накопить в течение нескольких лет столько полезных продуктов, что им пришлось бы наконец сказать себе: „Довольно! Довольно с нас угля, довольно хлеба, довольно одежды! отдохнём и подумаем, куда ещё приложить свои силы, как лучше употребить остающийся у нас досуг!“»74

Каким образом небольшая горстка людей захватила огромные богатства, распоряжается ими, держит в нищете и покорности миллионы крестьян и рабочих, численно превосходящих в сотни и тысячи раз эксплуататоров, Кропоткин объяснял достаточно просто. Он делал это на примере средних веков. По его мнению, феодальный барон (боярин или князь в России) захватывал «целую плодородную, незаселённую область», а потом «находил целые селения бедняков, разорённых войнами, засухами, чумой, падежами, не имевших ни лошади, ни плуга», приглашал бедняков на свои земли, предоставлял им землю, орудия труда, лес, избы, лошадь и семена, освобождал от платежей на несколько лет. А потом заставлял платить оброк, постепенно увеличивая его и «мало-помалу, особенно при содействии законов, которые писались баронами, нищета крестьян становилась источником обогащения помещика, и не одного только помещика, а ещё и целого роя ростовщиков, которые набрасывались на деревню и всё более плодились по мере того, как крестьянину становилось тяжелее платить. А там, глядишь, крестьянин становился крепостным у барона и уже никуда не смел уйти с земли».

Так было в средние века, но так продолжает быть и в современное ему время, полагал Кропоткин, из-за отсутствия свободных земель, крестьянин вынужден платить непосильную арендную плату, отдавать треть, а то и половину урожая собственнику земли. Точно также происходит в промышленности, где собственники капиталов пользуются нищетой рабочих и вынуждают их работать на выгодных для себя условиях.75

Но даже из школьного учебника истории известно, что феодалы захватывали именно населённые земли. И крестьяне мирились с этим. Мирились потому, что они фактически заключали с феодалом соглашение – они платили ему, а феодал должен был их судить, разрешать споры между ними, поддерживать порядок и защищать от воров и грабителей. Феодалы действительно предоставляли разорившимся крестьянам орудия труда, семена, скот под проценты, пользовались этим для удержания крестьян от переходов (переход селения в вотчину не отменял право его жителей на переселение), закрепощали крестьян в конце концов. Но какой выход был у земледельца в случае стихийного бедствия, разграбления врагами? Кто мог ему помочь при крайне низком уровне производства в то время, если не феодал или государство в лице правителя? Ведь все земледельцы находились под угрозой разорения и голодной смерти.

Недостаток всех уже бывших революций Кропоткин видел в том, что рабочий люд продолжал голодать, несмотря на свержение старого режима и введение демократических политических свобод, так как сохранялся наёмный труд, деньги, торговля. В результате бедным рабочим и крестьянам просто не хватало денег для покупки самого необходимого, даже хлеба. Поэтому настоящая революция должна быть социальной, главной задачей которой будет «экспроприация, т.е. возврат обществу того, что ему принадлежит по праву… Всё то, что служит для обеспечения благосостояния общества, должно быть возвращено обществу».

Кропоткин выдвигал одно из краеугольных положений своей анархо-коммунистической теории: любой человек, кем бы он ни был, силён он или слаб, способен или неспособен имеет прежде всего право на жизнь, право на довольство.

Для этого, провозглашал провозвестник анархического коммунизма: «Нужно сделать так, чтобы с первого же дня революции народ понял, что для него наступила новая пора; что с этого дня никому уже больше не придётся ночевать под мостами, когда рядом стоят пышные дворцы; никому не придётся голодать, покуда есть в городе съестные припасы; никому не придётся дрожать от холода, когда рядом стоят меховые магазины. Пусть всё принадлежит всем как в принципе, так и в действительности, и пусть, наконец, в истории произойдёт хоть одна революция, которая позаботилась о нуждах народа, прежде чем отчитывать ему проповедь о его обязанностях».

С этой целью, предлагал он, «нужно завладеть, во имя восставшего народа, хлебными складами, магазинами платья, жилыми домами». Кропоткин призывал: «Ничего не надо тратить зря, а тотчас же следует организоваться так, чтобы пополнять то, что будет израсходовано. Словом, прежде всего сделать всё возможное, чтобы удовлетворить все потребности, и сейчас же начать производство, но уже не ради барышей кому бы то ни было, а для того, чтобы обеспечить жизнь и дальнейшее развитие всего общества».76

Отметим, Кропоткин ничего не говорит о важности управления в обществе, а ведь государство, собственники земли, фабрик и заводов не только предаются роскошной жизни, но и выполняют важнейшие функции управления, организации человеческих сообществ для выполнения, например, работ, жизненно необходимых всем (строительство ирригационных сооружений, дорог и мостов, преодоление последствий стихийных бедствий и пр.), разрешения конфликтов внутри сообществ, защиты от внешних опасностей. Для анархиста всё просто – «ничего не тратить зря», «организоваться». Но для этого и нужны специальные люди – управленцы, организаторы, иначе кроме склок, взаимных грабежей ничего не получится.

При характеристике будущего общества, в основе которого лежит уничтожение частной собственности на средства производства и предметы потребления и установление общественной, Кропоткин исходил из начал анархического коммунизма: «Анархизм неизбежно ведёт к коммунизму, а коммунизм – к анархизму, причём и тот и другой представляют собой не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных обществах, – стремления к равенству».77

Кропоткин старался основательно обосновать коммунистический принцип распределения – каждому по потребностям, отвергая сохранение принципа распределения по труду после социальной революции, когда коммунистическое производства ещё не налажено. В прежние времена крестьянская семья, с его точки зрения, могла считать все произведённые ею предметы плодами своего личного труда. Но и тогда это было не совсем верно, считал он, так как существовали мосты и дороги, осушенные луга, общинные пастбища и загороди и всё это делалось общими усилиями. Всякие усовершенствования в ремесле шли на пользу всем и «крестьянская семья не могла существовать иначе как при условии» оказания мирской поддержки.

А в настоящее время, полагал теоретик анархизма, когда всё связано и переплетено между собой, когда «каждая отрасль производства пользуется услугами всех остальных, – искать долю каждого в современном производстве оказывается совершенно невозможным». Его подход был совершенно глобальным – высокий уровень производства в развитых странах Кропоткин связывал с развитием всех крупных и мелких отраслей промышленности, с распространением железных дорог и пароходов, общим уровнем развития всего рабочего класса, вообще, с общим уровнем работ на «всём земном шаре».