А. Лабриола - ОЧЕРКИ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОГО ПОНИМАНИЯ ИСТОРИИ Страница 16

После открытия этого коренного противоречия между производством и распределением в Англии появилось большое число писателей, от Томпсона до Брея, чей социализм нельзя назвать, строго говоря, утопическим, но скорее односторонним, так как он преследовал цель исправить обнаруженные и изобличенные пороки общества с помощью одного или ряда соответствующих средств [57]. В самом деле, начальным этапом для всех тех, кто впервые становится на путь социализма, является открытие противоречия между производством и распределением. Непосредственно вслед за этим рождаются наивные вопросы: почему бы не уничтожить пауперизм; не устранить безработицу; не упразднить деньги как средство обращения; не содействовать введению прямого обмена продуктами, исходя при этом из содержащегося в них труда; не отдавать рабочему полностью продукт его труда? и т. п. Эти вопросы сводят несгибаемые, упрямые и сопротивляющиеся факты реальной жизни к бесчисленным рассуждениям и рассчитывают бороться с капиталистической системой так, как если бы она представляла собой механизм, из которого можно удалить одни детали, колеса, шестерни и вставить в него другие.

Сторонники критического коммунизма решительно порвали со всеми этими тенденциями. Они были наследниками и продолжателями классической политической экономии [58]. Последняя представляет собой учение о структуре современного общества. В настоящее время никто не смог бы практически революционным путем бороться с этим строем, не составив себе предварительно точного представления о его основных элементах, формах и отношениях, не изучив углубленно учение, разъясняющее его характер и особенности. Правда, эти формы, элементы и отношения зародились лишь в известных исторических условиях, но они существуют, оказывают сопротивление, тесно связаны между собой, а следовательно, образуют систему и являются необходимостью. Можно ли не считаться с этим и надеяться покончить с подобной системой посредством акта логического отрицания? Можно ли ликвидировать ее путем рассуждений? Уничтожить пауперизм? Но он же является необходимым условием существования капитализма! Отдать рабочим весь продукт их труда? Но что станет тогда с прибылью капиталистов? Где и каким образом деньги, затраченные на покупку товаров, могли бы возрастать, если среди всех товаров, на которые они обмениваются, не было бы одного, приносящего тому, кто его купил, больше, чем этот товар стоил; ему, и если бы этот товар не был именно рабочей силой, приобретенной за заработную плату? Экономическая система является не рядом абстрактных рассуждений, а сплетением и комплексом фактов, порождающих сложную ткань отношений. Безумие воображать, будто эта система фактов, которую господствующий класс создавал с большим трудом и на протяжении столетий, пуская в ход насилие, хитрость, таланты, знания,— сложит оружие, отступит или ослабит себя, чтобы уступить требованиям бедняков и доводам их адвокатов. Как можно требовать уничтожения нищеты, не предполагая ниспровергнуть все остальное? Требовать от буржуазного общества, чтобы оно изменило или даже ликвидировало свое право, которое является его защитой,— значит предъявлять ему совершенно нелепое требование. Требовать от буржуазного государства, чтобы оно перестало служить щитом и оплотом буржуазного общества и буржуазного права,— значит настаивать на чем-то, противоречащем логике [59].

Этот односторонний социализм, который, не являясь утопическим в узком смысле слова, исходит из ложного представления, что история допускает исправление ошибок без революции, т. е. без коренного изменения всей структуры самого общества,— такой социализм основан либо на наивных, либо на путаных представлениях. Его несовместимость с непоколебимыми законами процесса развития вещей стала очевидной именно у Прудона, который, воспроизведя, сам того не сознавая, теории некоторых английских односторонних социалистов или попросту копируя их, хотел познать, остановить и изменить ход истории посредством определений, пользуясь оружием силлогизмов.

Последователи критического коммунизма признавали за историей право следовать своим путем. Буржуазная фаза развития действительно преодолима и будет преодолена. Однако до тех пор, пока она длится, она имеет свои законы. Их относительный характер заключается в том, что они сложились и развились в определенных условиях; но их относительный характер не означает их простого противопоставления необходимости, не означает, что эти законы быстротечны, представляют собой чистую видимость, мыльный пузырь. Они могут исчезнуть н исчезнут в силу самого факта изменения общества. Но они не подчиняются субъективному произволу, возвещающему какое-либо исправление, объявляющему о реформе, составляющему проект. Коммунизм защищает интересы пролетариата, ибо в нем одном таится революционная сила, которая взрывает, разрушает, сотрясает и разлагает современный общественный строй и постепенно создает в его недрах новые условия; более того: говоря точнее, сам факт пролетарского движения свидетельствует о том, что уже складываются, укрепляются и развиваются новые условия.

Теория классовой борьбы была найдена. Она была обнаружена в двух ее проявлениях: в происхождении буржуазии, внутренний процесс формирования которой был уже освещен буржуазной экономической наукой, и в появлении нового класса — пролетариата, представляющего собой одновременно условие и следствие нового способа производства. Относительный характер экономических законов был открыт, но одновременно была подтверждена их лишь относительная необходимость. В этом заключается весь метод и смысл нового материалистического понимания истории. Заблуждаются те, кто, называя его экономической интерпретацией истории, полагают, что они полностью все поняли и объяснили. Это его второе обозначение более подходит к аналитическим попыткам тех ученых[60], которые рассматривают раздельно, с одной стороны, экономические формы и категории, а с другой стороны, к примеру, право, законодательство, политику, обычаи, и изучают затем взаимные влияния различных аспектов жизни, столь абстрактно и столь произвольно разделенных. Наша позиция — совершенно иная. Мы исходим из органического понимания истории. Мысленно видим мы целостность и единство общественной жизни. Сама экономика (я имею в виду устройство реальной жизни, а не науку о нем) растворяется в течении исторического процесса, чтобы появиться затем в ряде морфологических стадий; в каждой из них экономика составляет структуру, на которой покоится и которой соответствует все остальное. Следовательно, речь идет не о распространении так называемого экономического фактора, абстрактным путем изолированного, на все прочее, как это изображают наши противники; напротив, речь идет главным образом о том, чтобы исторически понять экономику и объяснить ее изменениями остальные исторические изменения. В этом заключается ответ на все критические замечания, доносящиеся из лагерей ученого невежества или невежества плохо обученного, включая лагерь незрелых, сентиментальных или истеричных социалистов. И такой ответ объясняет в то же время, почему Маркс дал в «Капитале» не первую книгу критического коммунизма, а последнюю великую книгу об экономике буржуазного общества.

* * *

В то время, когда был написан Манифест, исторический горизонт ограничивался античным миром, весьма мало еще изученными германскими древностями и библейским преданием, которое лишь незадолго до того начали рассматривать с прозаической точки зрения, как любую светскую историю. Иным является наш исторический горизонт сегодня, ибо он охватывает и арийскую предысторию, и древнейшие общества Египта и Месопотамии, предшествовавшие всем семитским традициям. Более того: линия горизонта проходит еще дальше, включая и так называемую предысторию, т. е. неписаную историю. Гениальное исследование Моргана позволило нам глубоко ознакомиться с древним обществом, т. е. неполитическим обществом, дало нам ключ к пониманию того, каким образом из него затем вышли позднейшие формации; их отличительными признаками являются моногамия, развитие патриархальной семьи, возникновение собственности — сначала родовой, потом семейной и, наконец, индивидуальной, последовательное образование союзов родов, из которых позднее произошло государство. И все это получает объяснение благодаря как знакомству с процессом развития техники — открытием и применением средств и орудий производства,— так и пониманию того, какое влияние оказывает этот процесс на весь социальный комплекс, толкая его в определенных направлениях и заставляя проходить определенные стадии. Подобные открытия и теории еще могут неоднократно подвергаться исправлениям, в особенности учитывая разнообразие специфических путей перехода от варварства к цивилизации, которые могут быть установлены в разных частях света. Но один факт теперь не подвергается сомнению: для нас уже ясен общий эмбриогенетический ход развития человечества от первобытного коммунизма к тем сложным образованиям, которые — как, например, афинское и римское государства с их организацией граждан по классам соответственно размерам их имущества — еще недавно представляли собой геркулесовы столпы исследования письменной истории. В настоящее время уже выяснен процесс образования классов, из наличия которых исходил Манифест; и в этом процессе схематически обрисовывается сплетение особых и специфических оснований и причин, т. е. таких, которые отличны от категорий экономической науки нашей буржуазной эпохи. Сбылась мечта Фурье о включении эпохи цивилизации в общую цепь длительного и широкого исторического процесса. Проблема происхождения неравенства между людьми, которую Жан Жак Руссо пытался разрешить, основываясь на гениальных диалектических доводах и слишком скудных фактических данных, получила свое научное разрешение.