Михаил Лобанов - Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи Страница 17

Действительно, чем был занят он? Выдвигая все новые и новые острые политические и теоретические вопросы, требующие долговременных дискуссий и обсуждений, Троцкий все время держал партию в полемическом напряжении. Это давало основания обвинять его в стремлении отвлечь коммунистов от решения назревших практических задач социалистического строительства. Помимо своего желания он все больше и больше укреплял авторитет Сталина как лидера партии. «Этот вывод парадоксален, — пишет генерал-полковник Д. Волкогонов, — но, пожалуй, никто не способствовал так укреплению положения Сталина во главе партийной колонны, как Троцкий». С этим нельзя не согласиться.

Партийное большинство имело право считать, что вокруг Троцкого группируются его сторонники, что он стал центром сочувственного внимания всех небольшевистских элементов. Зиновьев и Каменев заявляли, что «как истинные ленинцы» не могут разговаривать по основным вопросам с Троцким, с «этим меньшевиком, с этим разрушителем ленинизма» (как и они, Троцкий являлся членом Политбюро ЦК!). Они утверждали, что могут работать только при том условии, если основные вопросы будут обсуждаться в тесном кругу ленинского ядра, вспоминал позднее Я. Э. Рудзутак.

В течение нескольких лет Троцкий, по словам Томского, занимался тем, что регистрировал все ошибки, столкновения точек зрения, неаккуратно оброненные слова, фразы в Политбюро и время от времени разражался документами, адресованными партии, своим единомышленникам и Политбюро. Открытому и принципиальному — в духе Ленина — способу разрешения возникших разногласий большинство предпочло иной метод действия. Создается особый орган («группа из числа ленинцев», как говорил тогда Зиновьев) для обеспечения нормальных условий работы партийного руководства, для согласования действий в противовес Троцкому, которого все остерегались, которому не доверяли.

«Конечно, — говорил чуть позже Зиновьев, — мы были убеждены — и я в том числе, — что действуем в интересах партии. Мы считали внутреннее положение вещей в партии таким, что нам подобная мера казалась необходимой». Он так формулировал задачу: «Мы должны иметь хоть какое-нибудь место, где в своей среде старых ленинцев мы могли бы по важнейшим вопросам, по которым возможны разногласия с Троцким и его сторонниками, иметь право колебаться, ошибаться, друг друга поправлять, совместно коллективно проработать тот или иной вопрос. Перед Троцким мы лишены этой возможности». Это была одна из причин, которая заставляла Зиновьева так долго и упорно настаивать на выведении Троцкого из Политбюро, для того чтобы впоследствии отстранить его от работы в ЦК.

Обстановка в руководстве партии все более запутывалась и одновременно накалялась. «Надводную», видимую ее часть составляла бескомпромиссная идейная борьба против Троцкого и его приверженцев, а невидимая, «подводная» соответствовала также все более обостряющемуся и нарастающему соперничеству в борьбе за власть, за личное лидерство в партии, в руководстве — между Сталиным, с одной стороны, Зиновьевым и Каменевым — с другой.

В повестку дня выдвигались неотложные вопросы: что делать? Как быть? С помощью каких мер можно спасти положение и преодолеть надвигающийся кризис?

«Мы образовали фракцию вполне организованную с начала 1924 года, сначала мало оформленную, а потом вполне оформленную», — делает признание Зиновьев.

В ходе августовского (1924 г.) Пленума ЦК состоялось совещание группы единомышленников, членов ЦК (Сталин, Бухарин, Рудзутак, Рыков, Томский, Калинин, Каменев, Зиновьев, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и несколько других товарищей), которое с целью укрепления руководства партией и для предотвращения наметившегося раскола постановило считать себя руководящим коллективом. Будучи сначала одним из инициаторов его создания, позднее Зиновьев стал называть его «фракционным центром».

Совещание выделило из своей среды исполнительный орган — «семерку» в составе членов Политбюро (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский — за исключением Троцкого) и Куйбышева как председателя Центральной Контрольной Комиссии. Кандидатами в нее были Дзержинский, Калинин, Молотов, Угланов, Фрунзе.

Совещание выработало особый документ, наподобие Устава, регламентирующий всю деятельность созданного руководящего коллектива. Одной из главных установок документа был пункт о строжайшей дисциплине. «Семерка» была подотчетна только пленуму-совещанию этого коллектива, собиравшемуся одновременно (параллельно или накануне очередного Пленума ЦК. Все разногласия внутри «семерки» должны были решаться или пленумом-собранием, или самой «семеркой». Порядок дня работы «семерки» был тот же, что и на предстоящем заседании Политбюро, то есть она предварительно обсуждала те же вопросы. По требованию одного из членов она могла быть созвана немедленно. Также по требованию одного из ее членов любой вопрос мог быть снят с повестки дня заседания Политбюро. «Семерка» заседала по вторникам, Политбюро — по четвергам каждую неделю, а иногда и чаще.

Все это делалось для того, чтобы, придя на заседание Политбюро, быть готовыми к единодушному отпору Троцкому и выступать с единым мнением по обсуждавшимся вопросам. А обсуждались в «семерке» и предрешались практически все вопросы внутрипартийной жизни, по которым имелись разногласия с Троцким или другими товарищами. В поле зрения были хозяйственные, внешнеполитические и коминтерновские вопросы, важнейшие постановления Центральной Контрольной Комиссии. «Семерка» предрешала почти все организационные вопросы, а также вопросы распределения и расстановки партийных кадров.

Будучи, по свидетельству того же Зиновьева, секретным от партии, фактическим руководителем Центрального Комитета, «семерка» имела псевдоним — «руководящий коллектив» и располагала специальным шифром. Выступая в свою защиту на июльском (1926 г.) объединенном Пленуме ЦК и ЦКК, Зиновьев потрясал папкой официальных, по его словам, документов всевозможного характера, относящихся к работе «семерки». В качестве одного из примеров ее деятельности он привел документ, касающийся спора о хлебофуражном балансе. Постановление «семерки» гласило: «Так как открытие дискуссии, в особенности накануне открытия пленума фракции, считается нежелательным, то «семерка» считает необходимым перенести вопрос на обсуждение фракции пленума». Далее шли подписи членов Секретариата ЦК. Причем очень часто, продолжал Зиновьев, решения «семерки» в зашифрованном виде передавались из Москвы в Ленинград. «Как видите, — утверждал Зиновьев, — это была законченная организация: фракция пленума и ее исполнительный орган — «семерка», в которой участвовал председатель ЦКК т. Куйбышев».

Особо следует сказать о строжайшей дисциплине в «семерке». Ее соблюдение ценилось гораздо выше, чем соблюдение общепартийной дисциплины. Пытаясь как-то обосновать и объяснить свое выступление с содокладом на XIV партсъезде, Зиновьев признавал на упомянутом Пленуме ЦК и ЦКК, что он тоже несет часть вины за то, что на XIV съезд партии разногласия внутри Центрального Комитета свалились внезапно, что перед съездом в течение долгого времени не было б них известно широким слоям партии и даже членам ЦК. «Здесь была допущена ошибка с моей стороны, как и со стороны некоторых других товарищей. Мы надеялись, что вопросы, которые, как теперь показал опыт, могут быть разрешены только коллективным разумом всех членов нашей партии, прежде всего рабочей частью нашей партии, мы надеялись разрешить эти вопросы в стенах одной комнаты» (кабинета Сталина, где собиралась «семерка». — Авт.). Это свидетельство нашей близорукости. А не сделали мы этого потому, что, будучи связанными «фракционной дисциплиной», не желали вынесения разногласий на широкое обсуждение, мы подчинялись решениям «семерки».

Итак, до болезни Ленина, до декабря 1922 года, концентрация власти в руках Сталина происходила не столь явно. Однако вскоре после смерти вождя обстановка стала резко меняться.

Прошло совсем немного времени, и, уже будучи в составе «семерки», Сталин и его окружение начинают осуществлять новые приемы механической расправы теперь уже над бывшими единомышленниками — Зиновьевым и Каменевым. Предлог все тот же — Троцкий, отношение к нему.

Напомню, что в результате прошедшей осенью 1924 года внутрипартийной дискуссии с Троцким выявились три категории резолюций местных партийных организаций, о которых сообщалось в «Правде». Одни выступали за исключение Троцкого из партии. Другие требовали снятия Троцкого с должностей председателя Реввоенсовета и члена Политбюро. Третья категория резолюций (от Москвы, Ленинграда, Урала, Украины и др.) требовала снятия Троцкого с руководства РВС и условного оставления его в Политбюро. Но при этом все были солидарны в вопросе об идейно-политической оценке троцкизма вообще.