Михаил Лобанов - Сталин в воспоминаниях современников и документах эпохи Страница 18

Внутри ЦК первое мнение не имело ни одного сторонника. Расхождения были только между сторонниками второго и третьего мнения. Зиновьев и Каменев выступали за немедленное снятие Троцкого с постов члена Политбюро и предреввоенсовета.

Сталин же, оставшийся по воле партии на посту генерального секретаря, объяснял свою позицию по отношению к Троцкому стремлением исправить свою «грубость и нелояльность», на которые указывал в «Письме к съезду» Владимир Ильич. Позднее, на июльском объединенном (1926 г.) Пленуме ЦК и ЦКК, Сталин говорил, что когда развернулась дискуссия с Троцким в 1923–1924 годах, когда «одна часть нашей партии требовала применения крайних мер против Троцкого, а я был против снятия Троцкого с Политбюро, я занимал тогда место не на крайнем фланге против Троцкого, а на умеренном… Я отстаивал его оставление в Политбюро, отстаивал вместе с большинством ЦК — и отстоял… Во всяком случае, я старался учесть указания, данные Лениным мне в отношении Троцкого, и я принимал все возможные меры к тому, чтобы умерить пыл Каменева и Зиновьева, требовавших исключения Троцкого из Политбюро».

Сталин, однако, не был за безусловное оставление Троцкого в Политбюро. Вопрос стоял лишь о сроках и моменте, когда его можно было под удачным предлогом «потеснить». На январском (1925 г.) совещании руководящего коллектива, как мы теперь знаем, в преддверии Пленума ЦК было принято предложение Сталина о том, чтобы «осторожно подготовлять» вывод Троцкого. Сталин голосовал за это предложение, то есть высказался лишь за то, чтобы на январском Пленуме ЦК не выводить Троцкого из Политбюро.

В результате бурных дебатов уже на самом Пленуме ЦК подавляющее большинство членов Центрального Комитета (при двух голосах против) и все члены Центральной Контрольной Комиссии (при одном воздержавшемся) проголосовали за снятие Троцкого с поста предреввоенсовета, приняли, по выражению Мануильского «примиренческую» резолюцию.

Решение о «частичном» отстранении Троцкого, отказ поддержать предложение Зиновьева и Каменева (об удалении Троцкого из ЦК) свидетельствовали о снижении их авторитета, о поражении антисталинских настроений в Центральном Комитете партии. Не смогли поколебать позиции Сталина и попытки Зиновьева и Каменева, выразивших несогласие с мягким, по их мнению, решением январского Пленума, обвинить большинство ЦК и лично Сталина в либерализме по отношению к Троцкому, а также в том, что ЦК и ЦКК не только не ведут борьбу с троцкизмом, а даже смыкаются с ним.

С этого момента размежевание сил пошло полным ходом. Начался, говоря словами самого Троцкого, новый этап в осуществлении давно намеченного и систематически проводимого Сталиным плана. Уже вскоре после XIV съезда в руководящих кругах партии шли настойчивые разговоры о необходимости реорганизовать Политбюро в том смысле, чтобы отсечь ряд работников (в первую очередь имелись в виду. Зиновьев и Каменев), принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми кадрами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли Сталина. Его план встречал полную поддержку со стороны тесно спаянной группы ближайших сторонников. Именно этим объяснялось решение руководящей группы проводить план по частям, пользуясь каждым подходящим случаем. Происходило постепенное сползание к авторитарному правлению, к созданию административно-командной системы и формированию культа личности Сталина[16].

В. Е. Грум-Гржимайло[17]

«Русский народ»

Я хочу конкретизировать, за что же я люблю русский народ. Какая черта его характера меня к нему привлекает; заставляет меня мириться с его недостатками, их не замечать или принять.

Я думаю, в годы революции особенно нужно и полезно себе отдать отчет, что такое русский народ. Чего мы можем от него ждать? Надо поддержать искру веры в свой народ, если она действительно теплится. Надо утешить молодежь, разочарованную в своем народе.

Это обязанность нас, стариков, и от нее уклоняться не следует…

Русский народ — великий народ. Он чувствует свою силу, не лезет к чужим, довольствуясь своим.

Говорят — им может командовать каждый. Это раб. Это неверно. Буду говорить о себе и своих сотоварищах — управителях на Урале…

…Русского человека считают часто рабом. Другие считают прирожденным анархистом. Ни то, ни другое. Русский человек идеалист. Неграмотный, темный человек, не понимающий слова «идеал», идеалист по своей природе. Только подходя к русскому человеку с этой стороны, мы начинаем его понимать.

…С точки зрения европейца дисциплина у нас странная. Отдашь приказание сделать так-то. Приходит мастер: «Вы приказали сделать так, а по моему мнению, надо сделать иначе». — «Почему?» — «Да потому и потому». Иногда согласишься, другой раз скажешь: «Чучело ты чучело! Ничего-то ты не понимаешь», — и объяснишь ему его ошибку. Бывало и так, что за невозможностью предупредить, что, по мнению мастера, нужно сделать иначе, он делает на свой страх по-своему. За это мы никогда не бранили, а часто хвалили. Мы служили одному делу и ценили такое участливое отношение исполнителей наших приказаний. Вот наша дисциплина…

Всем нациям свойствен идеализм, но русским его отпущено в избытке. В этом его несчастье и счастье в то же время…

Наш идеализм, неудовлетворенность обыденностью свидетельствуют о нашей молодости как нации. Практичность, расчетливость, эгоизм, сухость, аккуратность, погоня за деньгами, удобствами, комфортом, спокойствием — все эти добродетели, которых нам не хватает, суть свойства души стариков.

Порывистость, увлечение и разочарование, огромная напряженность работы и смена увлечения апатией и ленью, не такова ли молодость?

Мы привыкли к нашей неустроенной жизни, и Бисмарк был прав, когда говорил, что весь русский народ в слове «ничего». Мы легко миримся с недостатками и лишениями жизни, имея всегда впереди мечту, цель, подвиг. Нет подвига, нет цели, и русский человек опускается. На сцену являются карты, водка, лодырничество.

Легкость, с какой русский человек опускается, у многих вселяет мысль, что русский народ сгнил, не достигши зрелости. Герои Чехова как будто это подтверждают. Но это сугубо неверно.

В развитии русского народа произошла ошибка, расслоение народа на два класса. Высший класс, воспитанный иностранцами-гувернерами, и масса крепостного народа, освобождение коего запоздало на сто лет. Отсюда наша народническая либеральная литература, идеализировавшая бедного мужичка и заклеймившая весь торгово-промышленный класс, как Колупаевых и Разуваевых. Таким образом из нации была выбита основа здоровой деятельности, заклейменной презрением «общества». За примерами ходить недалеко.

Я встретился через три года по окончании курса Горного института со своим товарищем по Горному институту, очень неглупым человеком — Баренцевым. На его вопрос, что я делаю, я сказал что служу в Нижне-Салдинском рельсовом заводе Демидова.

— И охота вам служить приказчиком Демидова, пятаки у рабочих высчитывать!

Я был искренне поражен и спрашиваю:

— Что же делаете вы?

— Я служу русскому народу!

Он состоял чиновником особых поручений при каком-то высоком учреждении Министерства финансов.

…При современной технической постановке промышленность является объектом глубоких теоретических знаний и делается полна поэзии и красоты проявлений сил природы, вами призываемых на служение человечеству.

В такой промышленности русский идеализм и мечтательность найдут свое место, герои Чехова сами собой умрут. При проектировании заводских устройств мы особенно ценим людей с хорошо развитым воображением. Вот почему я не считаю наш идеализм препятствием к занятию русскими почетного места среди народов мира. Это подтверждают наши эмигранты: первым строителем мостов в США состоит проф. Киевского политехнического института, военный инженер Моисеев; проф. Тимошенко состоит первым авторитетом по сопротивлению материалов и строительной механике; инженер Сикорский — строитель аэропланов большой мощности в США; Бахметьев — директор Панамского канала…

На смену блестящему периоду расцвета поэзии, художества, музыки в России начнется эра научных открытий, эра промышленных достижений, и герои Чехова найдут смысл своего существования. Нация выздоровеет от того психического заболевания чеховщиной, которое разрешилось революцией. Вместе с ним воскреснет русская энергия и дух инициативы, заглохший в XIX веке.

В этом отношении власть большевиков будет иметь решающее значение. Подавляя частную инициативу в крестьянах (борьба с кулачеством), в торговле и промышленности (борьба с частниками), большевики подчеркивают в народе ценность этой инициативы, почетность быть таким инициатором, уважение к людям, способным быть инициаторами и после смены их власти какой-то другой. Россия переживет эру подъема инициативы. Ибо по природе народ, дошедший от Москвы до мыса Дежнева и до Сан-Франциско, нельзя упрекнуть в отсутствии смелости и инициативы.