Алексей Подъяпольский - Пропавшая история Страница 17

Хотя ярость Мамая была огромна — так нагло ханов обманывают не каждый день и даже не каждый год, — однако он опирался ещё и на достаточно умный расчёт. Теперь он точно знал местонахождение русской армии, примерно представлял и её силу: у Дмитрия максимум 200 тысяч воинов, но большинство из них — слабо вооружённые и неопытные ополченцы, которых его миллионная армия просто утопит в Дону. Русь лишится всех своих воинов, и он почти без боя овладеет этой страной, ставшей непокорной.

Утром 8 сентября на Куликовом поле стоял густой туман, лишь ближе к середине дня солнечные лучи смогли его рассеять. Перед Мамаем и его армией открылась потрясшая всех картина: сплошная стена щитов тянулась от горизонта до горизонта без малейших просветов!

Информация к размышлению. С высоты человеческого роста на ровной поверхности земли линия горизонта находится на расстоянии примерно 7 км, а 13 вёрст — это почти 14 км, так что Великая русская железная стена щитов действительно была от горизонта до горизонта, если смотреть в обе стороны от её центра.

Умён был Мамай, иначе не стал бы владыкой Золотой Орды. Он мгновенно понял, что в данной ситуации ему нельзя медлить, иначе все воины из вассальных областей опомнятся и взбунтуются, т.к. наверняка могли слышать о том, что «стена щитов» непробиваема и, значит, непобедима. Принимать решение надо было немедленно, и Мамай нашёл его: атаковать русских по всему фронту, главный удар направить на русское великокняжеское знамя — отчётливо было видно, что Дмитрий усилил это место — и, подняв перед стеной вал из людских и конских трупов, перепрыгнуть через щиты, навязав русским индивидуальный рукопашный бой.

Но сначала надо было проверить прочность русской брони — и по приказу Мамая Челубей выехал вперёд, вызывая на поединок любого русского. Согласно некоторым источникам, Челубей был чуть ли не адъютантом Мамая, обладал огромной физической силой и, принадлежа к его личной гвардии, был одет в доспехи европейского образца (возможно, даже производства).

Пересвет и Ослябя. Их мирские имена — Александр и Родион, по одним данным, оба были боярами, принявшими монашеский сан, по другим — личными телохранителями Сергия. В действительности же оба наверняка являлись сотрудниками русской спецслужбы, и два этих имени несут удивительную информацию.

Пересвет — «перед светом», т.е. перед всеми людьми русскими принял смерть Александр.

Ослябя — сейчас смысл этого имени у некоторых наших современников, особенно молодого поколения, почему-то ассоциируется с чем-то «ослиным», в действительности же означает «ослабевший».

«Перед светом ослабевший» — просматривается некий смысл, но что именно?

Предположение будет (для историков-профессионалов) потрясающее: если бы Александр перед всем светом ослабел духом, его заменил бы Родион!

Два человека из всей огромной, одетой в непробиваемую броню русской армии имели незакаленные доспехи! Они шли на смерть абсолютно добровольно, «за други своя и Русь» — Мамай должен увидеть, что русская броня слаба.

Главным был Пересвет, Ослябя был «дублёром» — мало ли что могло произойти ещё в походе к Дону. Но ничего не случилось, и навсегда остался Пересвет в русской истории, и лишь через пятьсот лет появится в Москве Пересветов переулок…

Воинам Мамая пришлось спешиться, что стало для хана неприятным сюрпризом, но медлить было нельзя, иначе подневольное «стадо» взбунтовалось бы очень скоро. Живая волна с рёвом миллиона глоток ударила в русский строй, но почти тут же к Мамаю стали поступать донесения о больших потерях среди командного состава практически всех частей, ибо русский навесной обстрел массированно вёлся как раз по местам нахождения темников.

Это тоже могло быть — выбивая ордынский командный состав всех уровней, русские ограничивали возможность Мамая гибко и быстро управлять армией. Это первое.

Второе и главное — после гибели темника (комдива) командование «тьмой» принимал тысячник (комбат), погибал он — командовать начинал сотник (ротный). В войсках Орды Мамай ввёл, согласно некоторым сведениям, дисциплину времён Чингисхана: отступал один воин — казнился десяток, отступал десяток — казнилась сотня и т.д. Сведения эти большинство историков считают легендой, но исключать подобное нельзя. При наличии такой дисциплины каждый последующий командир более низкого звания должен был стараться выслужиться перед верховным командованием любой ценой — вот и толкали тысячники, сотники, десятники армию на русскую стену, поднимая вал трупов.

Но Стена, усмотрев где-либо опасную высоту этого страшного вала, почти мгновенно отшатывалась назад — всё приходилось начинать сначала, а ордынская армия таяла.

Историки удивлялись (в частности, покойный В. Чивилихин), как русские управляли войсками на тринадцативёрстном фронте, а всё обстояло просто: надо было только держать строй, не допуская подъёма вала выше некоей высоты. Как только где-либо высота начинала приближаться к критической, командир данного участка приказывал дать трубный сигнал, который через сигнальные трубы других частей эстафетой передавался по всему фронту. При скорости звука 330 м/с сигнал летел от фланга до фланга Стены меньше минуты, что по тем временам было молниеносно. Достаточно было иметь десяток мелодий сигналов и всем русским воинам знать их на слух, и можно было управлять армией с любого участка фронта.

Около четырёх часов длилось практически непрерывное давление мамаевцев на «стену щитов», но усталости у русских не было — они сменялись за щитами в моменты отхода стены, «рука бойца колоть» не уставала, что и связало всех до единого русских воинов круговой и кровавой порукой навсегда.

Но это они поймут завтра, а сейчас наступила кульминация: в ложный прогиб, как в мешок, бросились лучшие части Мамая — закованные в европейскую броню телохранители и наёмники, топча своих же спешенных воинов. Мамай так и не отменил приказа «спешиться», забыл это сделать из-за… необычной для ордынцев тактики ведения боя в поле против невиданной и неслыханной тактики русских, которые на его глазах всё отступали и отступали под натиском пешего строя его армии. Не исключено, что, видя это отступление, Мамай надеялся даже ценой огромных потерь… столкнуть русскую «стену щитов» в Дон!

Миллионную армию сумел собрать Мамай, превзойдя этим Наполеона Бонапарта и достигнув уровня Первой мировой войны, зачем же тогда ему понадобились несколько тысяч европейских наёмников, ведь они «погоды не делали»?

Замысел был тот же, что и в истории с Анной, — Мамай и не думал использовать наёмников в сражениях при разгроме Руси, рассчитывая обойтись своими силами. Потом он щедро одарил бы их из захваченной добычи и отпустил бы домой — пусть идут в Европу и рассказывают, какую огромнейшую армию имеет Золотая Орда.

Когда же через год-другой Мамай бросился бы на Запад, то впереди его армии бежал бы страх, а это уже часть победы — умён был Мамай, мечтавший о мировом господстве!

Но все мечты талантливого (как ни странно) авантюриста вдребезги разлетелись при ударе о Стену Стальных Русских, желавших только освободить и защитить свою страну, позволить ей жить своей жизнью без «симбиоза» с «сюзеренами-грабителями» …

Когда Мамай увидел, что Стена остановилась и лишь в одном месте продолжала отступать, растягивая фронт и образуя ослабляющий её прогиб, то он понял: это последний шанс добиться победы, когда можно разорвать сплошную «стену щитов» и навязать русским индивидуальный рукопашный бой. Потому он и бросил в атаку всё, что у него ещё было в резерве, — личную охрану-гвардию и европейских наёмников. Понял ли потом хан Мамай, что прогиб был заранее продуманной русскими ловушкой для его лучших частей, уже не узнать никогда…

Уже захлёбывались донской водой телохранители и наёмники, когда в последний раз взревели русские трубы. Они трубили… атаку, и обескровленная ордынская армия, ещё пытающаяся оказать тщетное сопротивление разворачивающемуся на правом фланге бронированному Засадному «катку», вдруг с ужасом увидела, как медленно, по-прежнему соблюдая строй, двинулась на неё страшная Русская стена.

Никто из ордынцев не увидел, что прошла она всего несколько десятков шагов, — бросая оружие, они без оглядки мчались в тыл, к лошадям. Не все успели добежать до них, ещё меньше сумели домчаться до Красивой Мечи, и лишь жалкие остатки ещё утром величайшей в мире армии смогли переправиться на другой берег…

«Тогда считать мы стали раны, товарищей считать». Пересвет, две сотни воинов Сторожевого полка, князь Микула Вельяминов, князья белозерские Фёдор Романович и его сын Иван, воевода Тимофей Валуй Окатьевич да воевода Лев Морозов, да воевода Семён Мелик, да Андрей Серкизов, пал и Михаил Бренко, что был одет в доспехи великого князя Дмитрия Ивановича Московского.