Юлиан Семенов - При исполнении служебных обязанностей Страница 17

Богачев вышел из комнаты первый. В коридоре, около кассы, стоял морячок Черноморского флота, невесть как очутившийся в Арктике. Он стоял, облокотившись о стенку, и вздыхал. Пока Богачев мылся в умывальнике, отгороженном временной стенкой, он все время слышал, как морячок жалобно говорил, постукивая указательным пальцем в закрытое окошко кассы:

- Девушка, мне ж на свадьбу...

Из закрытого окошка доносился глухой голос:

- Машина перегружена.

- Так на свадьбу же, - жалобно говорил морячок. - У меня всего неделя осталась, а она в Крестах живет.

- Самолет перегружен.

- Девушка...

- Товарищ, я вам уже все сказала!

Богачев вышел из умывальника, перебросил мохнатое полотенце через плечо и спросил морячка:

- Что у тебя невеста в Крестах делает?

- Метеоролог.

- А зовут как?

- Нюся.

- Толстая она? Черненькая, да?

Морячок обрадованно закивал головой.

- И давно тут сидишь?

- Второй день. А всего неделя осталась. С дорогой. Я ей по почте листок для загса переслал, теперь только подпись поставить и штамп. А вот...

- Ладно. Подожди меня здесь.

- Куда ж я денусь...

Богачев пошел к экипажу самолета, который сейчас вылетал на Диксон и дальше в Кресты. Летчики уже поднялись. Вылет был назначен через полчаса, и все готовились уходить к самолету.

- Командира нет? - спросил Богачев, остановившись у двери.

- Я командир.

- У меня просьба.

- Пожалуйста.

- Морячка с собой захватите, а? Жениться надо парню. В Крестах у него невеста.

Нюся, толстая такая, может, знаете?

- Не знаю.

- Так возьмете?

- Не могу, товарищ. У меня и так перегрузка. И вас еще ко мне посадили. Рейсовый пассажирский через восемь часов будет - уступите ему место...

- Спасибо за предложение. Но, может, возьмем парня все-таки?

- Вместо вас, я же сказал. И хватит препираться, мы не в церкви.

- Зря вы сердитесь.

- А вы не лезьте не в свое дело. Договорились?

- Договорились. Только не может быть у вас такая перегрузка, что меня вы берете, а моряка нет. Он тоненький, парень-то...

Командир досадливо махнул рукой и пошел из комнаты. Следом за ним почти все остальные. Богачев остался один.

- "Договорились"! - передразнил он командира и пошел к моряку.

- Ну? - спросил тот.

- Баранки гну. Иди за мной, только на глаза пилотам не показывайся.

- А потом что?

- Потом полетишь. К самолету подходи, когда я сигнал дам, понял?

- Понял.

Богачев быстро оделся и побежал следом за экипажем. Он догнал командира уже около самолета и сказал:

- Вы не сердитесь на меня.

- А я и не сержусь. На всех сердиться - сердца не хватит.

Самолет был уже открыт, моторы прогреты бортмехаником, пришедшим сюда в два часа ночи, диспетчер дал "добро" на вылет.

"Неужели я опоздал? - подумал Богачев. - Нет, не может этого быть. Не должно этого быть. И - не будет! В конце концов я их разыщу". Он гнал от себя эту страшную мысль и старался не думать о том, что происходило в его отсутствие на Диксоне. Он всегда считал, что надо быть уверенным в хорошем, тогда все и всегда будет хорошо. Правда, он помнил смешное изречение Твена: "Нет в мире более жалкого зрелища, чем молодой пессимист, если не считать, конечно, старого оптимиста".

"Я молодой оптимист, - думал всегда Богачев, - и пока все мои оптимистические мечты сбывались. Все до одной. Надо только верить и хотеть, все остальное приложится".

Когда экипаж сел в самолет, Богачев сказал второму пилоту:

- Вы идите в кабину, я трап сам приму.

Второй пилот ушел в кабину. Богачев высунулся по пояс из люка и замахал руками.

К нему вприпрыжку бросился морячок. Он в долю секунды вскочил по трапу в самолет, Богачев толкнул его в туалет, и морячок моментально там заперся.

Богачев убрал трап, положил его около люка и, осторожно ступая между мешками, баками и большими ящиками, в которых на Диксон везли оборудование для научных изысканий, пошел в кабину. Он шел и улыбался.

- Уберите отопление фюзеляжа, - сказал командир механику, - там какой-то скоропортящийся груз.

- Есть.

- Морозить его надо, а то испортится, - пояснил командир механику, так что мы вроде рефрижератора.

"Морячок мой загнется, - подумал Богачев, - холодно ему будет в клозете".

Богачев усмехнулся.

- Что вы? - спросил радист.

- Да нет, просто так...

"Испытание холодом, - думал Богачев, - между прочим, в любви это прекрасное испытание. Надо всех влюбленных перед загсом запирать в клозет самолета, который идет над Арктикой и не отапливается, потому что везет скоропортящийся груз".

Через час полета штурман вышел из кабины. Он вернулся спустя несколько минут и сказал:

- Что за чертовщина, клозет не отпирается!

- Прихватило замок, - предположил Павел, скрывая улыбку. - Холодно...

- Не может быть!

Штурман взял топорик и снова отправился в клозет. Он вернулся через минуту и сказал командиру на ухо:

- Заперто изнутри.

Командир сказал:

- Вечно вы с шуточками.

- Да уж какие там шуточки...

Богачев стоял у двери и, поджав губы, сосредоточенно думал, что делать.

Положение было безвыходное. Штурман явно не собирался сдаваться.

- Пойдемте вместе, если не верите, - настаивал штурман.

Они ушли вдвоем, и через мгновение Богачев услыхал хриплый командирский голос:

- Откройте, или стрелять буду!

Богачев выбежал из кабины. Командир рвал на себя дверь клозета. Замок он сорвал, но изнутри дверь цепко держали. Наконец, упершись ногами в стойку, командир распахнул дверь, не удержавшись, упал, ударившись о край ящика, злобно выругался и, поднявшись, увидел давешнего моряка. Тот медленно поднимал руки, стараясь при этом улыбаться.

- Невеста у меня, - бормотал он, - семь дней, туда и обратно, только штампик - и все дела... Я понимаю, перегрузка, только семь дней с дорогой...

Командир спросил Богачева:

- Ваша работа?

Морячок на секунду замолчал, а потом затянул снова:

- Сами знаете, невесты теперь какие, Нюся в Крестах, семь дней...

Богачев поморщился и сказал:

- Моя...

- Знаете, сколько стоит перелет?

- Нет, не знаю.

- Узнайте и уплатите в отделе перевозок, а я из-за вас выговор получать не намерен.

Командир перевел взгляд с Богачева на морячка, по-прежнему что-то бормотавшего, и, не выдержав, рассмеялся.

- Ну-ка, приятель, - потянул штурман моряка за рукав, - надо и честь знать:

такое дефицитное помещение на целый час занял.

В Диксоне, как только сели, Богачев бросился в диспетчерскую: узнавать, где Струмилин. Морячок пробежал несколько шагов за ним. Он кричал:

- Товарищ пилот, как фамилия ваша? Я в газету о вашем благородном поступке напишу.

- Ив Монтан, - ответил на ходу Богачев, - напиши в "Работницу", черноморец!

Он бежал по полю быстро, совсем не чувствуя отчаянного сердцебиения. Он бежал и улыбался, потому что видел, что самолет Струмилина стоит на месте, а возле него прохаживается Володя Пьянков, придирчиво осматривая работу механиков.

- Эй! - закричал Богачев. - Э-ге-гей!

Когда они обнялись, Пьянков сказал:

- Плохи дела, Паша. Списали тебя из авиации.

Богачев замер.

- Да, - вздохнул Пьянков. - Струмилин доложил - и все. Новый теперь у нас второй пилот. Хороший парень, только заика.

- Врешь!

- Да нет...

- Врешь!

Богачев тряхнул Пьянкова. Тот отвел глаза. Но в эту минуту Богачев услыхал радостный голос Струмилина.

- Паша! - кричал тот. - Чертов сын! Сейчас задам тебе перцу!

Он шел по полю вместе с Аветисяном, Броком и еще шестью незнакомыми людьми. В руках у него был портфель. Струмилин размахивал портфелем и смеялся. Павел бросился к нему. Струмилин обнял его, а потом хлопнул рукой чуть ниже спины.

- Ах ты, негодяй! - приговаривал он. - Ах ты, хулиган этакий!

Он говорил так и смеялся, и в глазах у него была радость.

4

- Кто же так чистит картошку? - спросил Струмилин молодого парня, увешанного фотоаппаратами. - Так нельзя ее чистить. Вы режете, а надо скоблить. Вот как надо скоблить картошку, смотрите. - И, взяв из рук парня картофелину, Струмилин ловко и аккуратно очистил ее.

- Вы маг и волшебник, - сказал парень, - я снимаю шляпу.

- Вы лучше оставайтесь в шляпе, только чистите картошку как следует.

- Я весь старание.

Струмилин усмехнулся: ему показалось забавным, что парень говорил фразами-лозунгами.

- Кстати, простите меня, но я запамятовал, откуда вы? Мне Годенко сказал второпях, и я не запомнил.

- Моя фамилия Дубровецкий, я спецкор, из Москвы, из журнала...

- А, вспомнил, - сказал Струмилин, - хороший журнал, только раньше он был лучше.

Правда, вы печатаете много цветных фотографий. Читатели любят рассматривать цветные фотографии и репродукции с картин, я, конечно, понимаю...

- Не судите нас строго. Переживаем временные трудности.

Геня Воронов и Сарнов засмеялись. Они готовили ДАРМС к установке, сидя в хвосте, и слушали разговор Дубровецкого со Струмилиным.