Алексей Дельнов - Франция. Большой исторический путеводитель Страница 17

Впрочем, и этих «выборных от народа» все чаще стали заменять чиновники, следящие за поступлением налогов и вообще за порядком. Фактически был положен конец автономии городов, полисному укладу жизни - столь привычному для греков и римлян, да и успевшему стать родным для многих других народов империи. Укладу, который можно без преувеличения назвать основой античной культуры, всех ее свершений.

В разных частях империи многие не смирились с таким гнетом, в первую очередь люди наиболее бесправные: крестьяне, колоны, ремесленники, рабочие, рабы. Они уходили в леса, сбивались в большие вооруженные отряды и боролись с властями (в Галлии их называли багаудами).

Люди пообразованнее, кому обрыдла такая жизнь во всех ее проявлениях (не только материальных - меланхолия стала тогда болезнью распространенной) шли в монахи: это тоже становилось явлением массовым, а порою эпидемическим.

Став однажды покровителем христианской церкви, Константин счел, что обязан постоянно следить за ее внутренней жизнью. В 325 г. он созвал Первый Вселенский собор в Никее (неподалеку от Никомедии).

В то время в церкви разгорелась жаркая дискуссия по поводу догмата Святой Троицы. Ариане, - сторонники александрийского пресвитера Ария, - отрицали единосущность Бога Сына Иисуса Христа с Богом Отцом. Они ставили Его ниже - как существо сотворенное, снискавшее благодать уже при жизни, а потому не равное, не тождественное, а лишь подобное Отцу (подобносущее). Им противостояли сторонники александрийского же епископа Афанасия, свято верящие в то, что Бог Сын не сотворен, но рожден прежде всех времен, единосущен (равен по Своему существу) Отцу - «Свет от Света».

Арий, помимо прочего, защищал права пресвитеров, т. е. простых священников - отстаивал порядок ранней христианской церкви, когда все члены клира были равны. Сторонники Афанасия настаивали на безусловном главенстве епископов.

Константин во всем этом мало чего понимал, примирительно советовал «не озадачиваться недоступными людям тайнами». Но богословская дискуссия стала перерастать в кровавые драки на улицах городов - и император счел себя обязанным созвать собор.

На Никейском соборе Константин проникся позицией Афанасия, который в тот момент, когда ни на чьей стороне не было явного преимущества и дело шло к компромиссу, твердо заявил: «Не поступлюсь ни на йоту». Только на эту букву i отличается греческое написание слов «единосущный» и «подобосущный».

Под давлением императора восторжествовала ортодоксальная (православная, католическая - «всемирная») точка зрения Афанасия. Арианство было объявлено ересью, но его приверженцы не согласились с этим. Они отправлялись с проповедью к восточным германцам: готам, вандалам, бургундам, и те, как мы уже видели, первоначально воспринимали христианство именно в арианском его варианте. Арианский епископ Вульфила, захваченный готами в плен в Малой Азии, перевел для них Библию на готский язык.

Из преемников Константина наиболее интересен его племянник Юлиан, проживший тридцать два года, а правивший всего два (361- 363 гг.). В историю он вошел как Юлиан Отступник. Ему посвящены роман Дмитрия Мережковского, драматическая трилогия Генрика Ибсена (она ближе к историческим реалиям, чем произведение нашего соотечественника).

Юлиан смолоду показал себя талантливым полководцем. Обороняя северные рубежи, вернул империи Колонию Агриппина (Кельн), совершал победоносные походы за Рейн. Популярность его среди солдат была очень велика, и правивший тогда его двоюродный брат Констанций решил ослабить чересчур удачливого военачальника - перевести часть его легионов на Восток. В рейнской армии вспыхнул мятеж, Юлиана провозгласили императором, а его братец как-то уж очень скоропостижно скончался.

Воцарившись, Юлиан дал волю своим давним духовным устремлениям. Дело в том, что он был человеком высокообразованным, но, в отличие от своих непосредственных предшественников, не хри стианином. Его влекла античная культура - ее искусство, ее литература, ее религия. Библии он предпочитал сочинения философов-неоплатоников, в учении которых можно отметить и монотеизм, и актуальное бытие бога в разных, но неотделимых друг от друга ипостасях, и даже существование древних, известных по мифам и статуям богов - но уже скорее как символов Единого. Юлиана можно понять: со страниц Плотина действительно веет чем-то захватывающим, прекрасным и нездешним. Христианство всего этого не принимало - поэтому он его ненавидел.

Вокруг молодого императора сразу сплотились его «братья по разуму», в большинстве своем давнишние его знакомцы - поклонники высокой языческой культуры. Возродить прежнюю религию, вдохнуть в нее новое, более осмысленное содержание - такую они ставили перед собой задачу. Но многим ли в тот огрубевший век были по силам премудрости неоплатонизма, а главное - кто захотел бы в них вникать? Большинство не могло даже оценить классическую красоту старых храмов и статуй: эстетическое восприятие даже образованных людей стало «варваризованным». Достаточно взглянуть на до дрожи пугающую, хоть и мраморную, огромную голову, уцелевшую от статуи Константина Великого. И не слишком ли в душах людей представления о старой вере слились с разочарованием в ней?

Это в полной мере проявилось, когда Юлиан занялся своей религиозной реставрацией на деле. На открытое насилие в стиле Диоклетиана и Галерия он пойти не мог, а потому искал обходные пути. Затруднить проповедь христианства, помешать деятельности христианских школ - вот что представлялось путем к успеху. Вышел указ, по которому каждый, кто желал учить других, должен был заручиться разрешением императора. А тот, ясное дело, не на всякую просьбу давал свое «добро».

Для идеологической атаки Юлиан приглашал знатоков риторского искусства, сам писал проповеди, обличающие христианство и прославляющие олимпийский сонм богов. Выделял большие средства на языческие богослужения и празднества, на содержание храмов, пытался создать сильное жреческое сословие. Успеха не было: охотников слушать проповеди находилось мало, на празднества народ стекался по соображениям, далеким от религии, люди мыслящие жрецами становиться не хотели.

Но Юлиану не суждено было убедиться в полной неосуществимости своей мечты - он отправился воевать с персами и на этой войне погиб.

Те, кто правил вслед за ним, мечтам не предавались: они сделали своей опорой сплоченную, набравшуюся сил в борьбе с ересями ортодоксальную церковь. Языческие храмы или разрушались, или преобразовывались в христианские. Даже статую богини победы Виктории, символ тысячелетней славы Рима, вынесли из здания сената. А потом опять распахнулись врата ада.

ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ

Не раз уже, чтобы подобраться к истокам того, что творилось в Галлии, а потом и во всецело вобравшей ее в себя Римской империи, нам приходилось совершать далекие экскурсы как по географической карте, так и по временной шкале. Сейчас придется сделать еще больший крюк и вернуться далеко назад. Ничего не попишешь: человеку не дано знать, где, когда и как громко откликнется, когда аукнется.

Лишнее тому свидетельство: чрезвычайно судьбоносным для Западной Европы стало то, что еще в конце III в. до н. э. кочевые племена хун-ну, или сюн-ну, а попросту - гуннов стали вламываться в Китай с явно грабительскими намерениями. Крови пролилось много, но китайцы в конце концов их разгромили и отбросили куда подальше. Это если верить одним источникам. Но история - это наука, мягко говоря, неточная. Потому что источники не менее надежные сообщают, что в той войне гунны китайцев одолели, но их вышибли из Поднебесной какие-то другие охотники до чужого добра. Так что кому верить - дело вкуса историка. (А у историков тоже вкусы разносторонние. Кому охота всю жизнь просидеть в доцентах, проповедуя не тобой установленные истины? Не грех и отсебятину из пальца высосать, а уж накопать из глубины веков причин для придуманных тобой следствий - было бы желание, причины найдутся. Так родилось немало смелых и оригинальных гипотез).

Впрочем, неважно, чья это заслуга - факт то, что далеко в Китай гуннам зайти не дали. А тут еще, как утверждает Лев Гумилев, бескрайние евразийские степи и полупустыни поиссохли. И гунны двинулись на запад. Но до этого они многое успели позаимствовать из достижений китайской цивилизации. Появился вкус к украшениям, к шелковым нарядам. Это, конечно, баловство. Главное - в Поднебесной было на высоте военное искусство, а гунны не только внимательно приглядывались сквозь раскосый прищур к ранее незнакомому, но еще и довольно милостиво обходились с пленными китайскими полководцами и другими военными специалистами. Те шли к ним на службу - да у них и не было выбора, вернись они на родину, их, согласно обычаю, ждала бы мучительная казнь.