Евгений Анисимов - Россия в середине XVIII в.: Борьба за наследие Петра. Страница 18

Исследования по истории помещичьего хозяйства первой половины XVIII в. свидетельствуют о непрерывном росте помещичьей эксплуатации, причем в форме барщины — наиболее тяжелой для крестьян повинности. Становление барщинной системы завершилось именно к середине XVIII в. В конце первой четверти XVIII в. по сравнению с серединой XVII в. количество имений с отработочной рентой увеличилось более чем в 3 раза, а число имений с денежной рентой уменьшилось в 2 раза. Резко возросла и подушная норма отработочной ренты. Иначе говоря, показатели барской запашки на душу мужского пола для основной части населения помещичьих владений с барщиной приблизились и даже превысили ту норму, которая считается предельной в эксплуатации крестьянина-земледельца28.

Введение подушной подати в 1724 г. привело к стабилизации только государственных повинностей крестьян: на протяжении нескольких десятилетий с «ревизской души» взималось 70 коп. в год. Но размер владельческих повинностей крестьян закон не определял. Напротив, при стабильной подушной подати помещик мог по своему произволу увеличивать норму ренты, не опасаясь, что государство отнимет у него в виде налогов ту часть прибавочного продукта, на которую он рассчитывал. Таким образом, введение подушного обложения стало стимулом значительного непрерывного роста барщинных и оброчных повинностей крестьян в пользу помещика, что и фиксируют источники.

Дворянство не ограничивалось получением ренты с эксплуатации земледельческих занятий крестьян. Успехи развития экономики в петровский период подсказывали дворянству весьма перспективный и, как тогда казалось, легкий путь получения денег — торговое и промышленное предпринимательство. В 40–60-х годах XVIII в. предпринимательство дворян особенно усилилось в металлургической промышленности в непосредственной связи с возросшей доходностью отрасли. В 1750 г. спрос на русское железо достиг беспрецедентного уровня — 100 % всей продукции, что породило своеобразный промышленный бум. Первыми дорогу к металлургическим заводам проложили братья П. И. и А. И. Шуваловы, прибравшие к рукам наиболее доходные казенные заводы Урала и европейского Центра.

Промышленная деятельность титулованных заводчиков А. И. и П. И. Шуваловых, М. И. и Р. И. Воронцовых, И. Г. Чернышева, С. П. Ягужинского и им подобных протекала в исключительно, благоприятных условиях, позволяющих охарактеризовать их как тепличные. Во-первых, все они получили из казны на весьма льготных условиях предприятия, приносившие доход. Во-вторых, в их распоряжении были в неограниченном количестве сырье (прежде всего руды), лесные и водные ресурсы и — самое главное — бесплатная рабочая сила: крепостные или приписные крестьяне, обязанные месяцами отрабатывать на заводах свою подушную подать. Государство делало все, чтобы новые заводовладельцы жили безбедно. Оно выдавало им ссуды, предоставляло льготы по выплате долгов, для некоторых из них делались исключения в законодательстве. Заводовладельцы из других сословий и государственные предприятия ставились во всех отношениях в неравные с ними конкурентные условия.

И тем не менее дворянское предпринимательство в области металлургии (да и в других отраслях промышленности) терпело крах. В чем дело? Исчерпывающий ответ на этот вопрос дал Н. И. Павленко в своей фундаментальной монографии «История металлургии в России XVIII в. Заводы и заводовладельцы». По его мнению, предпринимательство дворянства может быть понято лишь в контексте господствовавших тогда феодальных отношений, ибо приобретение мануфактур не делало их владельцев капиталистами и «в известной мере продолжало традиции феодальных пожалований». Дворянин-заводчик если и достигал успехов (как правило, временных), то только в результате применения экстенсивных способов ведения хозяйства: строились новые заводы или домны, приписывалось к заводам большее, чем разрешал закон, количество государственных крестьян, усиливалась промышленная эксплуатация собственных крепостных. Но, получая в качестве феодального пожалования мануфактуру — объект, качественно отличный от феодального поместья, «все заводовладельцы из дворян вели промышленное хозяйство теми же примитивными, хищническими приемами, какими они вели хозяйство в крепостной вотчине. Потребительская манера ведения хозяйства сказалась даже в том, что дворяне, получив в распоряжение такие существенные источники пополнения бюджета, как заводы, не только не поправили свои финансовые дела, но даже ухудшили их. Все дворяне-заводовладельцы оказались в неоплатном долгу у казны и частных кредиторов»29.

Но в данном случае важен не результат предпринимательства, а сам факт приспособления душевладельцев к развивающемуся капиталистическому укладу с целью получения феодальной ренты в увеличенном размере.

Разумеется, не каждому дворянину было под силу размахнуться на металлургический завод. Поэтому многие дворяне успокаивались, заведя в собственной вотчине винокуренное производство. Излишки хлеба, получаемого с барской пашни, а также в виде натурального оброка с крестьян, бесплатный труд крепостных, в обязанность которых наряду с полевыми работами входило «сидение вина», — все это делало винокурение заманчивым источником пополнения доходов в глазах дворян. В 30–60-х годах XVIII в. винокурение стало одним из самых популярных производств в крепостных вотчинах. В проекте 1741 г. на имя Анны Леопольдовны А. И. Остерман, отмечая развитие частного винокурения и слабость борьбы с контрабандной торговлей вином, писал, что к живущим в Петербурге помещикам (даже «имеющим самые малые деревни») приезжают их люди и «привозят вина от 100 до 300 ведер, и такое великое число не токмо сами выпить [не] могут, но хотя б вместо воды употребляли, то б им на год было довольно»30. Насмешливое недоумение Остермана отражает его непонимание насущных интересов господствующего класса. В том же проекте он предлагал ограничить дворянское винокурение.

Елизаветинское правительство юмора в данной ситуации не углядело и внимательно подошло к нуждам дворян. И хотя оно не отменило необычайно выгодную казне монополию на торговлю вином, тем не менее активно содействовало развитию дворянского винокурения. Из всех покровительственных мер наиболее радикальной следует признать указ 1755 г., запретивший всем недворянам заниматься винокурением. Их заводы подлежали ликвидации или продаже. В итоге дворянство монополизировало одну из доходнейших отраслей промышленности. Резкое изменение политики привело к изменению структуры всей отрасли. На предприятиях винокурения возобладал подневольный труд. Как отмечал М. Я. Волков, в середине XVIII в. винокуренные заводы «стали вотчинными предприятиями не только по их размещению в вотчинах и обеспечению сырьем, произведенным в барщинном хозяйстве, но и по составу рабочей силы… винокуренные заводы стали органической частью барщинного хозяйства, придав этому хозяйству в большей или в меньшей мере товарный характер»31.

Следует попутно заметить, что в первой половине XVIII в., и особенно после смерти Петра, для экономики России стало характерным повсеместное использование подневольного труда крепостных или приписных государственных крестьян. Предпринимателям (в том числе и недворянам) не приходилось возлагать надежд на рынок вольной рабочей силы, который с усилением борьбы государства с беглыми, «вольными и гулящими» — основным контингентом работных людей — существенно сузился. Более верным и дешевым способом обеспечения заводов рабочей силой была покупка или приписка к предприятиям целых деревень.

Политика протекционизма, проводимая Петром I и его преемниками, предусматривала приписку и продажу крестьян и целых деревень владельцам мануфактур, и прежде всего таких, которые поставляли в казну необходимые для обороны изделия (железо, сукно, селитру, пеньку и т. д.). Указом 1736 г. все работные люди (в том числе вольнонаемные) признавались крепостными владельцев завода. Указом 1744 г. Елизавета подтвердила постановление от 18 января 1721 г., разрешавшее частным мануфактуристам покупать к заводам деревни. Поэтому неудивительно, что во времена Елизаветы целые отрасли промышленности (если не почти вся промышленность) зиждились на подневольном труде. Так, во второй четверти XVIII в. на большинстве заводов Строгановых и Демидовых использовался исключительно труд крепостных и приписных крестьян, а предприятия суконной промышленности вообще не знали наемного труда — государство, заинтересованное в поставках сукна для армии, щедро раздавало заводчикам государственных крестьян32.

Сложная картина была и на предприятиях, принадлежавших государству. Перепись работных людей уральских государственных заводов, проведенная в 1744–1745 гг., показала, что вольнонаемные среди них составляли лишь 1,7 %, а остальные 98,3 % работали в принудительном порядке33.