Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава Страница 18

Достоверность летописного известия о походе 944 г.

 Поскольку поход 944 г. упоминается только в древнерусских памятниках, его историческая реальность иногда ставилась под сомнение. Разумеется, летописный рассказ о походе 944 г., опирающийся на дружинные предания, не в полной мере соответствует подлинным событиям: в нем присутствуют откровенные измышления, как, например, «совокупление» Игорем «воев многих» из славянских земель, и литературная обработка исторических фактов — самоуничижительное поведение греков и т. д. Однако есть там и такие подробности, которые не противоречат исторической достоверности, — бдительность херсонесцев, в противоположность их оплошности в 941 г., наем печенегов и их набег на Болгарию, — что повторится во время болгарских войн Святослава, сообщение Архангелогородской летописи о трехлетнем отсутствии Игоря в Киеве и проч. Причем роль печенегов как союзников Игоря и врагов Болгарии и Византии, которая отведена им в летописи, косвенно подтверждается другими свидетельствами. В городе Калфе (на территории южной части Пруто-Днестровского междуречья, входившей в состав Первого Болгарского царства) археологи открыли следы разрушений, которые датируются примерно серединой X в.[138] А Константин Багрянородный в своих дипломатических наставлениях сыну советует, дабы обезопасить Константинополь от нападений русов, всегда находиться в добрых отношениях с печенегами. Данное политическое указание особенно знаменательно потому, что, согласно всем источникам, русским и зарубежным, в первом, морском походе Игоря 941 г. печенеги участия не принимали. Значит, Константин был обеспокоен каким-то другим случаем русско-печенежского военного сотрудничества, создавшим угрозу столице империи. Это место в его сочинении полностью согласуется с летописным известием о русско-византийском конфликте 944 г.

Некоторые не сразу различимые следы этого события можно обнаружить и в тексте договора 944 г. Одна его статья содержит ссылку на предварительное согласование его условий: если убежавший из Руси в Грецию раб не найдется, сказано там, то русы должны поклясться, что он действительно убежал в Грецию, и тогда они получат цену раба — две паволоки, «якоже уставлено есть прежде», то есть как постановлено раньше. Когда раньше? В Олеговом договоре этой статьи нет — там русы получают за сбежавшего раба его цену «на день», то есть его рыночную стоимость на текущий момент. О каких-либо переговорах русов с греками после поражения 941 г. ничего не известно. Значит, предварительные условия договора были обсуждены во время второго Игорева хождения «на грекы», летом 944 г., когда, по сообщению летописца, в русский стан на Дунае прибыли послы от Романа с мирными предложениями.

 Вообще договор 944 г. не производит впечатления документа, увенчавшего сокрушительное поражение руси в 941 г. Уважительный тон по отношению к Игорю нигде не нарушен; декларируется полное равноправие русов с греками; признаны законными все интересы киевского князя — как торговые, на константинопольском рынке, так и геополитические, в Северном Причерноморье; русы провозглашены политическими и военными союзниками императора. В отличие от договора 911 г., содержащего указание на непосредственно предшествующий его заключению военный конфликт («по первому слову да умиримся с вами, греки»), мирное соглашение 944 г. туманно упоминает лишь некие козни «враждолюбца диавола», каковая формулировка снимает персональную ответственность сторон за содеянное, возлагая ее на врага рода человеческого; таким образом, русско-византийские «нелюбы» предстают досадным недоразумением, имевшим место где-то в прошлом, что вполне соответствует ситуации заключения договора 944 г., спустя три года после набега 941 г., так как в 944 г. до открытого столкновения и нового торжества дьявола дело не дошло.

Сильнейшим аргументом против достоверности всей летописной статьи под 944 г., пожалуй, может считаться вторичное намерение Игоря пойти на греков «в лодиях» — засвидетельствованный летописцем ужас русов перед «олядним огнем», казалось бы, должен совершенно исключить саму эту мысль. Но похоже, что Игорь и не собирался предпринимать новую морскую осаду Царьграда. Концентрация в 944 г. русских войск в устье Дуная, где они соединились с печенегами, удивительно напоминает образ действий князя Святослава во время его болгарских войн. Не исключено, что, проделав путь от Крыма до Дуная на ладьях, Игорь намеревался осуществить дальнейшее продвижение к Константинополю сухопутным маршрутом через Фракию. Впоследствии Святослав воплотил в жизнь этот несостоявшийся стратегический замысел своего отца.

Заключение мира

 Остается лишь догадываться, чем была вызвана уступчивость Романа I. Положение его на троне было уже непрочно: сыновья-соправители Стефан и Константин интриговали против него (16 декабря того же 944 г. они отстранили Романа от власти и отправили в ссылку).

Империя в целом также переживала не лучшие времена, теснимая со всех сторон соседями. Африканские арабы отняли у нее почти всю Калабрию, германский король Оттон I рвался в Южную Италию, хазары укрепились в Крыму и на Таманском полуострове, на сирийской границе что ни год происходили стычки с эмирами, а в Эгейском море хозяйничали арабские пираты.

Умножать число врагов было, конечно, неблагоразумно. В Северном Причерноморье Роман I проводил последовательную антихазарскую политику, выстраивая сложную систему военно-политического давления на каганат. Главную роль в этой системе играли союзники Византии — печенеги и аланы, к которым в 939 г. Роман попытался присоединить и русов. С тех пор держава «светлых князей» вышла из игры. Но Русская земля князя Игоря продолжала оставаться влиятельной силой в регионе. Привлечь ее на свою сторону было в интересах империи — между прочим в качестве противовеса черным булгарам и тем же печенегам, которые порой, как пишет Константин Багрянородный, «не будучи дружески расположены к нам, могут выступать против Херсона, совершать на него набеги и разорять и самый Херсон, и так называемые Климаты».

Итак, устная договоренность относительно условий мирного договора была достигнута уже на Дунае. Тогда же открылись официальные переговоры. В Константинополь явились послы «от Игоря великого князя русского» и «от всего княжения, и от всех людей земли Русской», дабы «обновити ветхий мир, и ненавидящего добро и враждолюбца диавола разорити от многых лет, и утвердити любовь межу Грекы и Русью». Принятые «самеми царями[139], и со всем болярством», они заключили мир вечный, «дондеже сияет солнце и весь мир стоит». Договор был скреплен торжественной клятвой. Императоры целовали крест. Крещеные русы клялись, что если кто из них помыслит «разрушить таковую любовь... да приимет месть от Бога Вседержителя и осуждение на погибель в сей век и в будущий»; язычники грозили виновным более осязаемыми бедами: «да не имуть помощи от Бога, ни от Перуна, да не ущитятся щитами своими, и да посечены будут мечами своими, и от стрел и от нага оружия своего, и да будут рабы в сей век и в будущий».

Условия договора 944 г.

 Статьи договора охватывали три больших раздела русско-византийских отношений:

I. Торговые отношения сохранялись в полном объеме: «великий князь русский и боляре его да посылают во Греки к великим царям греческим послы и с гостьми». Но греки были озабочены тем, чтобы вместе с купцами из Русской земли не приходили случайные люди, которые творили разбои «в селах и в стране нашей». Поэтому пропускной режим для русских купцов был изменен. Если прежде личности русских послов и гостей удостоверяли печати — золотые и серебряные, то теперь греки требовали от них предъявления верительной грамоты, выданной великим князем, с указанием точного числа отправленных из Русской земли кораблей и людей: только тогда, сказано в документе, власти Константинополя будут уверены, что русы пришли с миром. Пришедшие же без грамоты подлежали задержанию до тех пор, пока киевский князь не подтвердит их полномочий. Тот, кто сопротивлялся аресту, мог быть умерщвлен, и князь не имел права взыскать с греков за его смерть; если таковому все же удавалось убежать и вернуться на Русь, то греки должны были написать об этом князю, а он волен был поступить как хочет.

Купцы из Киевской земли продолжали пользоваться всеми льготами, предусмотренными для торговой «руси» по договору 911 г.: им отводился гостиный двор возле церкви Святого Маманта, где они могли жить до наступления холодов на полном содержании у имперской казны. Свобода торговли для них («и да творять куплю иже бе им надобе») была стеснена только ограничением на экспорт дорогих тканей: русские купцы не имели права покупать паволоки стоимостью свыше 50 золотников[140]. Этот запрет был вызван тем, что византийские власти строго следили, чтобы пышность и роскошь, приличествовавшие богоподобному василевсу ромеев и императорскому двору, не сделались достоянием не только окрестных варваров, но и собственного населения, которому запрещалось покупать шелка больше, чем на известную сумму (30 золотников). «Царские» ткани и одеяния были предметом страстного вожделения для вождей окружавших Византию «диких» народов. Трон правителя Волжской Булгарии, с которым в 921 г. виделся Ибн Фадлан, был покрыт византийской парчой. Печенеги, как пишет Константин Багрянородный, были готовы продаться с потрохами за шелковые ткани, ленты, платки, пояса, «алые парфянские кожи». Мирные договоры, венчавшие неудачные для империи войны с варварами, обычно содержали обязательство византийских властей выдать часть дани шелком, парчой, крашеными кожами и т. д. Этого добивался в 812 г. болгарский хан Крум и в 911 г. «светлый князь русский» Олег. В 944 г. намерение «взять паволоки» высказывала Игорева дружина — и, по всей вероятности, взяла. Контроль за вывозом тканей из Константинополя осуществляли имперские чиновники, которые ставили на полотне клеймо, служившее для русских купцов пропуском на таможне.