Николай Пирогов - Из Дневника старого врача Страница 19

- А что?

- Да надо ручки и ножки его расцеловать за сегодняшнюю лекцию. Не даром сказал: "Запишите себе от слова до слова, что я вам говорил; этого вы нигде не услышите. Я и сам недавно узнал это из Бруссе". И пошел, и пошел...

- Теперь уже, братцы, Франков, и Петра, и Иосифа, побоку; теперь подавай Пинеля, Биша, Бруссе! (Петр (Ив. Петрович) Франк (1745-1821)-видный научный деятель в области медицинской полиции и санитарии; один из организаторов МХА, где учредил кафедры физиологии и патологии.

Иос. Ив. Франк (1771-1842)-профессор патологии, а затем- частной терапии и клиники в Виленском университете; много лет был поклонником броунизма односторонней, не основанной на точном научном опыте системы англ. врача Дж. Броуна (1735-1788), учившего, что все жизненные явления находятся в зависимости от свойственной органическим телам способности возбуждаться, реагировать на внешние раздражения.

Ф. Пинель (1745-1826)-французский психиатр, боровшийся с жестоким "усмирением" нервно-больных.

М.-Ф. Биша (1771-1802)-французский анатом и физиолог, автор учения о тканях человеческого тела.

Ф.-Ж. Бруссе (1772-1832)-французский патолог и терапевт; создал теорию происхождения болезней в результате местного раздражения отдельных органов; был ярым сторонником кровопускания. Мудров, по словам его друга и первого биографа, "также любил кровопускания и нередко производил эту маленькую операцию собственными руками" (П. И. Страхов, стр. 126).

Дав критический обзор названных здесь систем, биограф Мудрова пишет: "Матвей Яковлевич (Мудров), обладая ясным умом, не склонным к необоснованным увлечениям, не сделался безраздельным сторонником ни одной из прошедших перед ним медицинских школ и теорий. От каждой из них он брал лишь те объективные и рациональные начала, которые не противоречили ему как человеку самостоятельного реального и практического направления мысли" (В. Н. Смотров, 1947, стр. 21 и сл.).

- А в клинике-то, в клинике как Мудров отделал старье! Про тифозного-то что сказал! Вот, говорит, смотрите, он уже почти на ногах после того, как мы поставили слишком 80 пиявиц к животу; ( Мудров имел "очень большое, чуть-чуть не излишнее пристрастие к употреблению пиявок, которых, впрочем, он всегда любил, и даже в 1815 г. вырезал на прекрасном сердоликовом перстне печать с изображением пиявицы; эта печатка всегда была у него самая любимая и самая употребительная" (П; И. Страхов, стр. 126). Об отношении М. к П.-студенту-в тексте (по Указателю) и в сводном обзоре занятий П. в университете )

а пропиши ему, попрежнему, валериану да арнику, он бы уже давно был на столе.

- Да, Матвей Яковлевич молодец, гений! Чудо, не профессор. Читает божественно!

- Говорят, в академии хорош также Дидковский. (У. Е. Дядьковский (у П. по звуковой памяти-неточно; 1784-1841)-один из талантливейших деятелей русской научной медицины. В студенческие годы П. он был профессором моск. отд. МХА и только в 1831 г. был избран на кафедру терапии в университете. Но некоторые штрихи из профессорской деятельности Д. в МХА уясняют научную и политическую обстановку, в которой прошли студенческие годы П. Московская МХА и медицинский факультет Московского университета находились в тесной связи по составу преподавателей, содержанию и направлению научной деятельности и, конечно, по личным отношениям студентов. Все, что происходило в МХА, становилось немедленно известно в университете и наоборот. Д. по своим взглядам был материалистом, стремился строить медицину на основах физики и химии, пытался применить к изучению медицины общебиологические принципы. Он первый решился выступить на кафедре со своими собственными взглядами и подвергнуть научные вопросы собственной обработке. Значительный интерес представляет основанное на горячем патриотизме заявление Д. о развитии отечественной медицины. "Свободный от всякого пристрастия к иностранной учености, столь часто логически нелепой, нравственно безобразной, физически негодной для употребления,-говорил Устин Евдокимович,- вот двадцать лет доказываю я, что русские врачи при настоящих сведениях своих полную имеют возможность свергнуть с себя ярмо подражания иностранным учителям и сделаться самобытными, и доказываю не словом только, но и самым делом, раскрывая обширные ряды новых, небывалых в медицине истин, с полным и ясным приложением их к делу практическому". В том же предисловии к своей "Общей терапии", откуда взяты приведенные строки, Д. высказал по адресу "высших сословий России" упрек за их равнодушие "к успехам отечественного просвещения" и пристрастие "ко всему иностранному из-за необыкновенного, невиданного доселе... духа космополитизма" (цитировано по статье проф. Б. Д. Петрова, "Сов. книга" No 7, 1949, стр. 81). Такие заявления Д. доходили до студентов университета и вызывали у них соответственное настроение. Кончились такие выступления Д. изгнанием его в 1836 г. с кафедры. (В. Н. Смотров, "175 лет", стр. 271 и сл.).

Один из слушателей Дядьковского, врач В. Н. Бензенгр, оставил яркую характеристику его как профессора. "Сжато, верно, точно и метко и всегда едко критиковал он" на своих лекциях отсталые системы зарубежных ученых. "С ужасом узнали мы, что Дядьковский больше читать не будет, за что-то удален" (А. Богданов-Рулье, стр. 105 и сл.). Материалы о Д.-в Библиотеке имени В. И. Ленина (шифр ОРВ).

Наши ходили его слушать. Да где ему против Мудрова! Он недосягаем.

- Ну, ну! а Лодер Юст-Христиан?

- Да, невелика птичка, старичок невеличек, да нос востёр. Слышали, как он обер-полициймейстера отделал? Едет это он на парад в карете, а обер-полициймейстер подскакал и кричит кучеру во все горло: "пошел назад, назад!" Лодер-то высунулся из кареты, да машет кучеру - вперед-мол, вперед. Полициймейстер прямо и к Лодеру. "Не велю,- кричит,- я обер-полициймейстер"."А я,- говорит тот,- Юст-Христиан Лодер; вас знает только Москва, а меня - вся Европа". (Ю.-Х. Лодер (Хр. Ив.: 1753-1832)-знаменитый анатом; уроженец Риги, он много путешествовал и учился за границей; с 1794 г.- почетный член Академии Наук; с 1806 г.-лейб-медик; в Отечественную войну 1812 г. устроил военные госпитали на 37 000 воинских чинов; управлял ими до упразднения после войны. В 1813 г. он напечатал в двух номерах официального органа военного ведомства "Русский инвалид" очерк, в котором писал: "Любопытнее для вас будет, конечно, замечание, сделанное мною о удивительной бодрости духа, жизненной силе и крепости сложения наших русских. Не думаю, чтобы во всем свете какой-нибудь другой народ перещеголял их в этом". Состоя на службе только в качестве лейб-медика царя, Л. исполнял и другие поручения правительства. Большое собрание анатомических препаратов, перешедшее от Л. Московскому университету, было основой первого анатомического музея в России. Желая, чтобы его собрание приносило возможно больше пользы русской научной медицине, Л. вызвался читать в университете без вознаграждения лекции по анатомии. С 1819 г. он заведывал кафедрой анатомии, которую оставил, ввиду тяжелой болезни, за год до смерти. Кроме университетской кафедры, Л. много работал по устройству различных лечебных учреждений в Москве. В Анатомическом музее - мраморный бюст Л.)

Вчера-то,- слышали,- как он на лекции спохватился?

- А что?

- Да начал было: "Sapientischissima (Лодер шамкал немного) natura",- да, спохватившись, и прибавил: "aut potius, Creator sapientisehissimae naturae voluit". (Мудрейшая природа... вернее. Создатель мудрейшей природы пожелал.)

- Да, ныне, брат, держи ухо востро.

- А что?

- Теперь там в Петербурге, говорят, министр наш Голицын (А. Н. Голицын (1773-1844)-министр просвещения и духовных дел, личный друг Александра I. Хорошо знавший его А. И. Герцен писал- "Князь Голицын был человек ограниченный, развращенный и ханжа" (Соч., т. XX, стр. 353 и сл., 1923).

такие штуки выкидывает, что на-поди.

- Что такое?

- Да, говорят, хочет запретить вскрытие трупов.

- Неужели? что ты!

- Да у нас чего нельзя,- ведь деспотизм. Послал, говорят, во все университеты запрос: нельзя ли обойтись без трупов или заменить их чем-нибудь?

- Да чем тут заменишь?

- Известно, ничем,- так ему и ответят.

- Толкуй! а не хочешь картинами или платками?

- Чем это? что ты врешь, как сивый мерин!-слышу чей-то вопрос.

- Нет, не вру; уже где-то, сказывают, так делается. Профессор по анатомии привяжет один конец платка к лопатке, а другой - к плечевой кости, да и тянет, за него; "вот,- говорит,- посмотрите: это - Deltoideus". (Общие задачи университетской науке при Голицыне ставились в форме требования, чтобы профессора медицинского факультета "принимали все возможные меры, дабы отвратить то ослепление, которому многие из знатнейших медиков подвергались от удивления превосходству органов и законов животного тела нашего, впадая в гибельный материализм". Во избежание этого профессор анатомии должен был "находить в строении человеческого тела премудрость творца, создавшего человека по образу и подобию своему". От цензуры требовалось, чтобы она рассматривала медицинские учебники в отношении нравственном: "когда науки математические и даже география несут часто на себе отпечаток неверия, могут ли не подлежать строжайшему надзору творения медицинские, в коих рассуждения о действиях души на органы телесные и о возбуждении в теле различных страстей подают обильные способы к утверждению материализма самым косвенным и тонким образом?" В связи с такой установкой изувер М. Л. Магницкий, ближайший помощник Голицына, поднял вопрос об отказе от "мерзкого и богопротивного употребления человека, созданного по образу и подобию - творца, на анатомические препараты". В высших медицинских школах стали преподавать анатомию без трупов, иллюстрируя учение о мышцах на платках. Развивая это благочестивое начинание, непосредственно подчиненные Магницкому казанские профессора "решили предать земле весь анатомический кабинет с подобающей почестью; вследствие сего,- рассказывает современник,- заказаны были гробы, в них поместили все препараты, сухие и в спирте, и после панихиды, в параде, с процессией, понесли на кладбище" (см. мою книгу о П., 1933, стр. 19).