Автор неизвестен - Повесть о смуте годов Хэйдзи Страница 20

— Очень уж жестоко рубить голову этому отроку Ёритомо, которому всего двенадцать или тринадцать лет! Уговори-ка Киёмори сохранить жизнь хотя бы одному Ёритомо! — и Сигэмори поговорил об этом с Киёмори, а тот, выслушав, сказал:

— Госпожа Икэ-доно для меня — живая память о покойном родителе, главе Сыскного ведомства, и не принять во внимание её слов по любому делу не могу, однако же это дело особенно сложное. Можно помиловать тюнагона Минамото из Фусими[119], или тюдзё из Этиго[120], хоть несколько десятков таких. Но этот Ёритомо — самый прямой наследник сына Шестого принца[121]. Беспримерна слава его отца — на что ни посмотреть — и как он быстро рос в чинах, не в пример другим многочисленным родичам, и в бою, мы слышали, вёл себя бесстрашно. Не думаю, что сына такого человека следует отправлять в дальнюю ссылку! — так сказал, а прямого ответа не дал.

Сигэмори рассказал госпоже Икэ-доно об этом разговоре, и она изволила сказать:

— Благодаря усилиям Киёмори раз за разом усмиряются мятежи, государь защищён, наш род процветает, а Минамото все истреблены. Если и сохранить жизнь Ёритомо, какой вред будет от этого? Жаль мне его так, как будто бы он спас меня в прошлой жизни. Ещё разок сходи к нему да уговори, ведь от умения того, кто просит, тоже многое зависит. Я для господина Киёмори всегда была как настоящая мать, разве что не я его родила. За его заботу обо всём нашем роде я его люблю намного больше, чем даже родного сына Ёримори. Однако же в последние годы он не замечает такого моего к нему отношения. Горестно мне, что он отстраняется от меня только потому, что я ему не родная мать! — и залилась слезами. Сигэмори снова направился к господину Киёмори и передал эти слова:

— Безмерна печаль госпожи Икэ-доно. Странные порой мысли рождаются в глупом женском сердце, и вряд ли можно что-то с этим поделать. И отказать ей будет совсем уж бессердечно, — так сказал, а Киёмори выслушал и ответил лишь:

— О большом деле она просит! — а более ничего.

Госпожа Икэ-доно не оставляла усилий, и раз за разом

посылала то приёмного внука Сигэмори, то родного сына — правителя земли Овари Ёримори со своими слёзными мольбами, а Киёмори думал: «Сегодня же казнить Ёритомо! Ну, не сегодня, так уж завтра — непременно!» — так всё и тянулось. А Ёритомо думал: «Это помощь бодхисаттвы Хатимана! Только бы сберёг он мне жизнь — и выполню своё заветное желание!» — так скоро он задумал возмездие, что поневоле делается страшно.

Ёритомо говорил охране:

— Пока у меня есть ещё хоть день жизни, хотел бы я сделать ступы[122] в поминание отца! — но не было у него дерева, и нож ему не давали. Один из слуг госпожи Икэ- доно, которого звали Тамба-но Тодзо Ёриканэ, пожалел Ёритомо и принялся делать для него небольшие ступы из древесины криптомерии-суги и кипариса-хиноки. Безмерно возрадовался Ёритомо, стал писать на них санскритские буквы, а под ними имя будды Амида. И когда набралось их несколько сотен, он попросил:

Ёритомо говорил охране: «Пока у меня есть ещё хоть день жизни, хотел бы я сделать ступы в поминание отца!» Один из слуг госпожи Икэ-доно пожалел Ёритомо и принялся делать для него небольшие ступы из криптомерии-суги и кипариса-хиноки.

— А как бы расставить эти ступы там, где их не растащат дети и не наступят лошадь или вол? — и Тодзо сказал.

— Я для вас расставлю!

С давних времён в Рокухара был старый храм Манкудокуин — Храм Десяти тысяч благих заслуг, а в храмовом саду был пруд. И вот, чтобы расставить ступы на островке в этом пруду, в студёную пору начала весны Тодзо разделся догола, привязал ступы к волосам, вплавь добрался до островка и там установил ступы. Ёритомо был тронут таким участием Тодзо, но думал, что на этом благоволение к нему госпожи Икэ-доно и закончится.

Знать и простолюдины тогда злословили:

— Маюва-но Оокими, сын принца Оокусака, быв семи лет от роду, умертвил государя Анко[123] — своего отчима, а Тиё Додзи, сын Дзиро Садато из Куриягава[124], в тринадцать лет надел доспехи и, выйдя из-за щитов, поражал врага своими стрелами. Путь лука и стрел не знает различий в возрасте, и в старину так и было. Ёритомо после гибели отца должен был пасть на поле боя или покончить с собой, а он хлопочет о сохранении ему жизни, уповая на помощь монахини Икэ-доно. Что тут ещё скажешь!

А один человек сказал:

— Кто же не жалеет своей жизни — будь он хоть даже прославленный военачальник и храбрец? А кроме того, можно вспомнить, как сражались Гоу Цзянь из царства Юэ и Фу Ча из царства У, когда юэский князь потерпел поражение и был схвачен усцами. Князь Юэ находился при особе уского князя, несколько лет служа ему, а уский князь, видя его усердие, не убивал его. В У был подданный по имени У Цзысюй, который увещевал уского князя, говоря: «Если не казнить князя Юэ, царство У погибнет!» — но тот не слушал. У Цзысюй настаивал, и тогда князь разгневался и приказал его казнить. А перед казнью У Цзысюй сказал: «Выньте мне глаза и положите на воротах уской столицы — хочу после смерти увидеть, как Юэ уничтожит У!»

Юэский князь через какое-то время возвращался в свой край, и лягушка прыгала перед ним, указывая дорогу, и тогда он спешился и поклонился ей. Видевшие это удивлялись: «Почему это он кланяется лягушке?» — а подданный князя, которого звали Фань Ли, объяснил: «Наш государь награждает тех, кто ему советует!» — и храбрецы во множестве собирались к юэскому князю. Прошло много лет, и Юэ завоевало У. А оттого, что войско У разбили у горы Хуэйцзишань[125], говорится: «Смыть позор у горы Хуэйцзишань». Как знать — может, Ёритомо тоже для этого и хочет сохранить свою жизнь! Госпоже Икэ-доно и Киёмори невозможно это знать наверняка. Страшно подумать, что может из этого выйти в будущем!

2 | О ТОМ, КАК ТОКИВА ПРИШЛА В РОКУХАРА

У Ёситомо от Токивы, дамы из свиты государыни Кудзё, было трое детей. Все трое были мальчики, и оставить их было нельзя, потому из Рокухара за ними прислали воинов. Однако ж ни Токивы, ни детей не обнаружилось, а оставалась там лишь престарелая монахиня — мать Токивы. «Не может быть, чтоб не знала она, где скрываются дочь и внуки!» — так порешив, увезли её в Рокухара. Мать Токивы говорила:

— Утром, как стало известно о гибели господина Левого конюшего, ушла она неведомо куда, взяв с собою малых детей.

— Да как может быть, чтоб она не знала! — не верили ей и взяли на пытки, а она в перерывах между пытками только и говорила:

— Старая я, мне уже перевалило за шестьдесят! Я и без того вот-вот помру. А троим внукам, которым ещё и десяти лет не сравнялось, если повезёт, то ещё жить и жить. Не стала бы я выдавать на смерть троих детей, которые ещё могут пожить, для спасения моей жизни, что подобна росе — не сегодня-завтра истает. Знала бы, куда они подались — всё равно б не сказала. А ведь я не знаю!

Токива, пребывавшая в земле Ямато, услышала об этом.

— Как я забочусь о своих детях, так и мать печалится обо мне. Услышав, что она страдает из-за меня, не могу я не пойти ей на помощь. То, что мои дети родились детьми Ёситомо, на них падёт вина отца и их жизнь будет недолгой, было предопределено их кармой в прошлой жизни. А теперь страдания моей безвинной матери будут моим грехом. Даже и сохранив детей, но потеряв мать — не утешиться мне. За бесчисленные кальпы встречаемся мы с родителями лишь однажды, и если её убьют — сколько ни убивайся, уже ничего не поможет. Пойду и помогу ей, пока она ещё не покинула этот мир! — решила Токива и вместе с детьми направилась домой, в столицу.

Прибыла она в свою усадьбу — а там заперто и ни души.

— Что с моей старой матерью? — спрашивала она у людей вокруг, и те отвечали:

— Днями забрали её в Рокухара, а потом слуги все поразбежались, и всё пришло в такое запустение.

— Так я и думала! — только и сказала она и залилась слезами.

Токива пошла к государыне Кудзё и говорила:

— Хоть и думала, что не смогу избежать горькой женской доли, но из жалости к детям, чтобы хоть ещё чуть подольше налюбоваться на них, с малыми детьми скрылась в глуши, а тем временем старую мать, что даже не знала, где мы, увели в Рокухара и всячески пытали. Прослышав о том, подумала я — будь что будет, но должна я помочь матери в беде, и вот пришла вместе с детьми.

Когда поведала она об этом, то и государыня, и дамы её — все залились слезами.

— Обычная женщина бы решила: «Старой матери и так недолго осталось. Довольно будет помолиться за упокой и спасти детей, которым ещё жить и жить!» — а спасать одну мать, хоть и грозит ей потерять всех детей — редкое дело! Непременно сжалятся над ней боги и будды! А дети-то какие послушные — ни за что не скажешь, что дети военного! Какие печальные у них лица! Все знают, что Токива в последние годы служила здесь, так принарядим же их получше! — наперебой заговорили дамы, и государыня тоже пожалела их, всем четверым, матери и детям, дали переодеться в нарядные одежды, дали быка, повозку и челядь соответственно их положению, и так отправили в Рокухара. Выехали из дома государыни и поехали на восток через реку. Хоть и не было той, что срывает одежды, но чувство было такое, как будто переправлялись они через реку Сандзу — реку Трёх Путей[126]. И вот уже подъехали к Рокухара, как овцы, идущие к месту заклания.