Гарун Тазиев - На вулканах Страница 22

Как только полотняное сооружение приняло положенную форму, мы включили обе плитки и принялись кипятить снеговую воду. Еда и питье, вещи необходимые под любыми небесами, обретают особую важность на полюсе и в горах. Холод "выжигает" калории, а крайняя сухость воздуха значительно увеличивает испарение и гораздо быстрее лишает организм влаги. На высоте, пока не наступила акклиматизация, иногда приходится заставлять себя есть и пить аппетит подавлен адаптацией, к тому же заниматься готовкой при тридцатиградусном морозе ужасно не хочется.

Через десять минут после того, как мы улеглись в спальные мешки, внезапно налетела пурга. Внезапность ее появления трудно представить себе людям, не знакомым с полярными странами. Еще минуту назад солнце заливало призрачным теплом бело-голубое царство, как вдруг все разом проваливается в ад. Ярости ветра, похоже, нет предела! Он воет, свистит, ревет, поднимает до небес непроглядные снежные вихри, застит солнце и прерывает дыхание. Видимость сокращается в два-три раза. Скорость ветра за короткий миг подпрыгивает от 0 до 100 км/ч и более.

Для нас это была первая полярная пурга. "Мы" - это швейцарец Курт, французы Фанфан, Джо, Жан-Кристоф, Даниель и я, плюс несколько новозеландцев; остальные - Фил, Гарри и Шон - считались уже матерыми антарктическими волками. Сотни страниц прочитал я о снежных бурях, но даже сотни томов не могут сравниться с личным опытом - к пурге это относится в той же степени, что и к вулканологии. Когда бешеным голосом взвыл ветер и ходуном заходила палатка, меня охватило беспокойство, к которому, не скрою, примешивалась толика радости. Пурга делала меня причастным к "настоящему" полюсу и изымала из категории заезжих гостей, которые хотя и прибыли работать, мало чем отличались (в моих собственных глазах) от туристов... Правда, эти щекочущие самолюбие мысли быстро улетучились почти со скоростью ураганного ветра. Кухня! Ведь пурга запросто может сорвать ее и разметать все наши припасы. Хуже того, помимо ящиков с провизией в большой палатке хранился керосин, без которого нельзя выжить в ледяной пустыне. От беспокойства закололо в груди. Дурацкая палатка парусила на ветру, как фрегат...

Беспокойство, как выяснилось, снедало не только меня: едва наспех одевшись и обувшись я выполз наружу, как заметил сквозь густую снежную завесу еще несколько силуэтов. Мелкие снежинки неслись почти горизонтально. Отвернув лицо от ветра, товарищи брели к кухне-столовой. До того как присоединиться к ним, мне пришлось нырнуть в палатку, чтобы взять наварежники с отворотами: те, что я второпях схватил, доходили лишь до запястья. Я благополучно проработал в них весь день при хорошей погоде, но сейчас, выйдя, мгновенно почувствовал, как мороз резанул запястье между рукавом и варежкой. Ветер усугубляет действие холода, увеличивая испарение пропорционально своей скорости, так что сейчас физиологический холод доходил до - 60oС. Увы, за доказательствами не пришлось далеко ходить: за два часа, понадобившихся нам для того, чтобы приструнить веревками рвущуюся в небо палатку, у Курта, работавшего в перчатках, остались на запястьях два "браслета" - обморожения второй степени. Эти два часа нам дались нелегко. Вбивать в лед колышки и вязать узлы пришлось при ветре, дувшем со скоростью восьмидесяти узлов (свыше 140 км/ч). Каждый взмах стоил больших усилий, ресницы смерзались от инея, колючий снег сек лицо, забивался в ноздри. Как выяснилось потом, он не пощадил и пальцы ног.

Забравшись в спальный мешок, я долго-долго согревал ноги, прежде чем смог заснуть. Снаружи творилась вакханалия; несколько раз я был почти уверен, что ураган вот-вот вырвет палатку со всем содержимым и по гладкой поверхности сдует нас в море. Утром Шон, у которого был анемометр, скажет, что ветер превысил сто узлов, то есть 180 км/ч. Натянутый до последнего предела палаточный брезент "выстреливал" при малейшей смене направления. Наше дыхание инеем оседало на край спального мешка.

Когда несколько часов спустя я проснулся, пурга все еще бушевала. Забавно, что рев не помешал ни одному из четверых заснуть, настолько мы вымотались. Судя по улюлюканью, ветер и не думал стихать. Я взглянул на часы: буря не унималась уже двенадцать часов кряду!

Прошло еще двенадцать часов, а конца-края ей не предвиделось. Между тем, со всей остротой вставала одна деликатная проблема, справиться с которой можно было лишь в индивидуальном порядке. Обычно при устройстве лагеря предусматривают туалет. Мы не позаботились о нем; сейчас при режущем как нож ветре выход наружу граничил почти с героизмом и при всех случаях грозил серьезными неприятностями... Жаль, ни в одном из читанных мной рассказов о полярных экспедициях этому вопросу не было уделено внимания. Быть может, авторы считали, что о нем неуместно упоминать, но для тех, кому довелось переживать бешеную пургу возле полюса на высоте 2000 м, любая житейская мелочь вырастает в проблему. Скажем, как зажечь плитку, если пальцы одеревенели настолько, что не способны удержать спичку?

Лишь на исходе тридцатого часа буря кончилась так же внезапно, как началась. Прежде всего мы оборудовали из снежных кирпичей необходимые "удобства" типа иглу. Курт показал свои обморожения, о которых молчал все тридцать часов! Я опасался осложнений, но асептический воздух Антарктиды не дает развиться инфекционным воспалениям, и наложенная мной повязка дала нужный результат. До сих пор мне приходилось лечить себя и коллег-вулканологов от ожогов, а теперь - от обморожения.

За эти тридцать часов мы смогли лишь один раз похлебать горячего супа, который Шон исхитрился сварить. Когда же солнце выглянуло вновь, мы приготовили обед как минимум для дюжины Пантагрюэлей и съели его без остатка! Затем двинулись к широкой присклоновой трещине у подножия Клыка для отработки техники подъема и спуска. Новое альпинистско-спелеологическое снаряжение было знакомо не всем, и его надлежало освоить перед спуском в активный кратер Эребуса. После вынужденного отдыха в спальных мешках несколько часов физической работы пришлись как нельзя кстати. Небо ярко голубело, столбик термометра поднялся до отметки - 22oС при абсолютном безветрии. Было полное впечатление мягкой весны.

Мы знали, однако, что блаженство продлится недолго. Во время непогоды нам дважды удалось поговорить по радио с базой, в том числе с метеорологами Мак-Мердо. Они предсказали: "Пурга будет дуть у вас тридцать часов, затем на шесть часов настанет затишье, после чего снова налетит заряд такой же силы и опять на тридцать часов".

Должен признаться, подобная точность вызвала у меня скептическую ухмылку. Во всем мире публика привыкла к тому, что синоптики редко попадают в точку. Можете представить поэтому мое удивление, когда ровно через тридцать часов наступила тишина и, выбравшись из палаток на свет божий, мы убедились, что светит обещанное солнце. Теперь я уже не сомневался, что и вторая половина прогноза сбудется. Действительно, по прошествии шести часов спокойствия и неги задул ветер и снова обрушилась свирепая, долгая, рождающая душевное беспокойство пурга.

Не знаю, чем обусловлена столь высокая точность прогноза исключительными ли качествами метеорологов станции Мак-Мердо или исключительными особенностями полярной области. Возможно, и тому и другому. Погода, как все природные явления, подвержена воздействию огромного числа факторов, учет и обработка которых на нынешнем уровне развития техники весьма затруднены. Сбор максимального количества данных - лишь первый шаг. Второй, куда более важный шаг, состоит в том, чтобы понять их значение. Интерпретация фактов в любой отрасли знаний - метеорологии, вулканологии, медицине, политической экономии, естественных науках - требует от специалиста помимо солидной теоретической подготовки еще и известного опыта. Таким образом, выдача квалифицированного прогноза требует наличия максимально возможного числа параметров, аппаратуры для их обработки, знаний интерпретатора и его опыта (приобретаемого в ходе занятий)...

Мне не раз приходилось выступать в незавидной роли прогнозиста, когда административные власти, обеспокоенные пробуждением вулкана, требовали высказать мнение о том, какими последствиями грозит нынешняя фаза его активности. Роль, повторяю, незавидная для человека, сознающего меру своей ответственности за судьбы людей. В вулканологии редко можно высказываться с полной категоричностью, особенно о том, что касается сроков наступления тех или иных проявлений. В геологии время измеряется тысячелетиями, но во время извержения счет вдруг может идти на часы и минуты - как это было на Суфриере. Извержение 1976 г. на Гваделупе, кстати, оказалось одним из редких случаев, когда имевшиеся данные укладывались в четкую картину.

Метеорологи Мак-Мердо вызвали у нас искреннее восхищение. До сих пор колоссальный прогресс техники сбора данных - самолеты, шары-зонды, радары, телеметрия, искусственные спутники, компьютеры и так далее - не привел к качественному повышению точности прогнозов, особенно долгосрочных. Безусловно, ЭВМ прекрасно справляются с введенной в них программой. Но они не способны заменить человеческий разум. Не стану вдаваться в дальнейшие рассуждения. Ведь подвергнуть сомнению всемогущество компьютеров - все равно что во времена инквизиции проповедовать атеизм.