Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь Страница 23

Переговоры ни к чему хорошему не привели. Казачий голова настаивал, что барабинские татары были издавна наши, а под крыло к джунгарам они подались «на измене» (это юридическая формулировка того времени). Но вот теперь они в своем «воровстве» (любое нехорошее поведение) раскаялись и вернулись к правильному хозяину, поэтому отстаньте от наших людей раз и навсегда. Хан в ответ осерчал и кричал о том, что «барабинцы его контайшиныя ясачные люди издавна, но улус его был в далеком расстоянии, а Тарский город был близ Барабы и ясак с барабинцев стали брать (русские) насильно».[59]

Закончились высокие дебаты взаимными обидами и угрозами. Провожая дорогого гостя, хан напутственно потребовал передачи под одностороннюю юрисдикцию Джунгарии практически всего коренного населения Кузнецкого, Томского, Красноярского уездов и уничтожения южносибирских русских городов, пригрозив в ином случае войной. Потом еще подумал, и все-таки отправил с Чередовым своих послов — Эркэ-Тосум-хана и Гендун-Дондука с ответным визитом. Тех самых, которым так на казахов везло. Пусть люди и там поругаются.

Как вы можете предположить, к известию о том, что трехтысячный русский отряд строит крепость едва не в глубине его владений, хан отнесся без особого восторга. Тем более, что и посольство куда-то запропало. Тут, знаете ли, в голову нехорошие мысли сами полезут.

Цэван-Рабдан посоветовался со своим кузеном (и, наверное, лучшим джунгарским полководцем) Цэрэн-Дондобом, и братья «заблагоразсудили не допущать россиан ближе, они всех своих военных людей собрали, без которых толко можно было обойтися в войне против китайцов, с коими тогда еще война продолжалась, невзирая на зимнее время, отправили их в поход, столь у них был велик страх и поспешение, чтоб предупредить нападение, которого они опасались[60]».

Всего с китайского фронта сняли десять тысяч человек, и возглавил эту небольшую армию сам Цэрэн-Дондоб. Великий воин был лично заинтересован в этом походе — он был северянином, там располагалась основная масса его владений, большая часть его людей жила в районе озера Зайсан. И если, как опасались братья, русские и впрямь решили захватить север Джунгарии, земли Цэрэн-Дондоба первыми попадали под удар.

Просто карты легли неудачно. Один не добрался с объяснениями, второй был раздражен, третий хотел защитить своих людей, второй и третий неправильно истолковали действия четвертого. И теперь, в результате возникшего недоразумения, десятитысячная армия уже идет на север вырезать русских.

Вы, конечно, можете сказать — ну что за глупости? Неужели нельзя было предварительно уточнить, объясниться, посла, в конце концов, к Бухгольцу отправить. Ну ведь глупо же прерывать навсегда столько жизней — ладно чужих, но ведь и своих тоже! — на основании одного только подозрения. И я бы с вами согласился, если бы речь шла о нашем с вами травоядном и мирном времени. Но это был другой век и другой мир. Мир, в котором война была не исключительным информационным событием, собирающим у телевизоров чуть не весь Земной шар, а обыденностью. Повседневным событием, случавшимся частенько, а в некоторых регионах — чуть не каждый год. Мир, в котором для мужчины смерть в 20–30 лет была не удивляющей всех трагедией, а нормой. Удивление вызывали скорее те счастливчики, которым повезло дожить до преклонных годов и увидеть внуков.

И в этом другом мире каждый воин знал истину, о которой говорит нехитрый древнеримский каламбур, имевший аналоги во всех странах. Praemonitus — praemunitus, или по-русски: «Кто предупрежден, тот вооружен». Любые переговоры с Бухгольцом свели бы на нет эффект внезапности, а именно на него Цэрэн-Дондоб делал основную ставку.

Русские были страшным противником, джунгары это уже знали, и брать таких врагов следовало только врасплох. Именно поэтому десятитысячная армия шла на север в обстановке строжайшей секретности.

И это джунгарам почти удалось — до самого последнего момента русские не подозревали об их приближении. Если бы не спрятавшийся в табуне дозорный, могло и получиться. Прибывшие накануне в крепость купцы были, конечно, засланными вперед разведчиками (эти две профессии в те времена очень часто совмещали, да и сейчас, говорят, случается), а их просьбы пропустить в крепость для торговли были вызваны вовсе не желанием оказаться поближе к покупателям. Планировку крепости «купцы» разведали хорошо, но вот беда — своей главной задачи они не выполнили.

Цэрэн-Дондоб очень хотел узнать, где же русские держат порох, прекрасно понимая, что главная сила соседей с севера — в этом волшебном порошке. Оставь их без пороха — и три тысячи Бухгольца сразу будут обречены. Против десяти тысяч воинов Цэрэн-Дондоба им не выстоять. Дело даже не в арифметике, хотя и ее вполне достаточно — просто русских учат огненному бою, и главная их солдатская сила в этом, они страшны на расстоянии, к ним еще попробуй подойди. А у джунгар хотя и появились уже ружья, но не у всех, далеко не у всех, у большинства — старые добрые луки. Поэтому главная сила джунгар — бой рукопашный, когда с противником сходишься грудью на грудь, глаза в глаза. А в рукопашном русские, даже не будь их меньше, джунгарам проиграют. Не потому, что они плохие солдаты, а потому, что учили их — другому. Нельзя одинаково хорошо знать все, как нельзя идти одновременно по двум тропинкам. Рано или поздно они разойдутся, и тогда тебе придется выбирать — по какому пути пойдешь ты.

На этом и строился план Цэрэн-Дондоба, который действительно был очень хорошим полководцем. Первое: подойти скрытно, чтобы сразу сократить дистанцию и начинать бой не в их, а в своей позиции — глаза в глаза. Второе — узнать, где они держат порох, и сразу отрезать русских от него. После этого бой выигран.

Даже если русские и выдержат каким-то чудом первый удар, все равно — продолжения не будет. Им не с чем будет держаться долго. Все, сделана партия.

А вот теперь вернемся в караулку к Бухгольцу и страшным всадникам, которые скачут к нему со всех сторон. Благо, благодаря двум хорошим людям, о случившемся тогда на Ямышевом озере мы знаем очень подробно.

В отличие от моряка Бековича, Бухгольц мог с полным основанием подпеть песне о последней большой войне «А мы с тобой, брат, из пехоты…». Воевать на земле он умел, более того — он был ветераном, выжившим не в одной битве. И что делать в подобной ситуации, Бухгольц, в отличие от нас сегодняшних — знал.

Перво-наперво следовало пробиться из караулки к казармам, к своему войску. Потому что нет ничего хуже во внезапном бою, чем остаться без командира. Как ребенок в трудной ситуации ищет маму, так и солдат в бою должен быть уверен, что все правильно, и человек, который принимает решения, на месте. Иначе начинается неразбериха, а страшнее этого в бою не может быть ничего. Бой — это ведь просто когда множество людей действуют со-гла-со-ван-но, ничего больше. Просто превращаются в единый организм, состоящий из множества людей. А если у этого организма нет головы — он почитай что уже мертвец, и мертвы все его составляющие. Уже мертвы, сейчас, авансом — это просто вопрос времени. По сгрудившейся в казарме массе людей поскачут вполголоса задаваемые вопросы «Где Бухгольц?», «Командир где?», потом обязательно поползет слушок — убит, дескать, Бухгольц… И все. Бой проигран, не начавшись.

И тут русским повезло. О том, что вокруг казарм набиты надолбы,[61] джунгары, конечно, знали — «купцы» постарались. Но вот о том, что караулку на ночь русские окружали рогатками[62] — не подозревали, ведь ночевать в крепости никому из них не довелось. В темноте рогаток не было видно, и многие из нападавших побились о них, поранив своих лошадей. Воспользовавшись возникшей суматохой, Бухгольц и вызвавшие его караульные перебежали к казармам.

И вот уже привычный зычный голос командира отдает команду «Строиться!». Что случилось — никто и не подозревал, ясно было только одно — противник уже ворвался в крепость. Чтобы это понять, не требовался недюжинный ум — как писала Черепановская летопись, нападение «весма было жестокое, иные стреляли из винтовок, иные пущали из луков стрелы». Если противник в крепости — значит, надо его выбивать. Значит, надо строиться в каре.

Строй… Новобранцы в армии, жалующиеся на тупую бессмысленность строевых занятий, часто даже и не подозревают, что совершают своеобразный оммаж безвестному военному гению, когда-то придумавшему строй. Рассыпавшаяся, атомизированная толпа, пусть и воинственно настроенных людей, в бою не стоит ничего. Правильный строй, будь то фаланга, когорта или каре, режет любую толпу, как нож масло. А взять, ухватить, рассыпать это ощетинившееся гребенкой штыков многоногое чудовище практически невозможно. Главное — успеть построиться.

Русские успели встать в строй.