Александр Помогайбо - Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны Страница 24

Другими словами, нападение поначалу замышлялось осенью, но его отложили из-за зимы и нехватки времени на развертывание войск. Если бы Гитлер наносил превентивный удар по изготовившемуся врагу, откладывание этого удара было бы опасным. А Гитлер потом еще раз перенес нападение: с 16 мая на 22 июня.

На совещании 22 июля 1940 года Гитлер сказал: «Сталин заигрывает с Англией с целью заставить ее продолжать войну и тем самым сковать нас, чтобы иметь время захватить то, что он может захватить, но не сможет, если наступит мир. Он стремится к тому, чтобы Германия не стала слишком сильной. Однако никаких признаков активного выступления России против нас нет» (Уткин А. Россия над бездной. Смоленск, 2000. С. 331).

Именно на этом совещании главнокомандующий сухопутными силами Германии фельдмаршал Вальтер фон Браухич получил указание Гитлера начать разработку плана нападения на СССР. Таким образом, нападение на СССР не было просто желанием «рубануть первым».

«Генерал Лоссберг, помощник Йодля в штабе командования вермахта, слышал вопрос Гитлера, сможет ли он нанести удар по Советскому Союзу после победы над Британией» (там же). Опять же, это отнюдь не вопрос о русском ударе в спину…

Гитлер был настолько уверен в успехе плана «Барбаросса», что 17 февраля попросил Йодля составить план вторжения в Индию через Афганистан, которое должно было осуществляться после разгрома Советских Вооруженных Сил. 17 февраля 1941 года советские войска еще к границе не подтягивались — началось подтягивание только немецких. Паулюс в советском плену описал военные игры, проведенные под его руководством в конце ноября — начале декабря 1940 года, на которых отрабатывались основные вопросы войны с Россией. По окончании игр со специальным докладом выступил начальник отдела иностранных армий «Восток» полковник Киндель. «Выводы докладчика, — свидетельствовал Паулюс в заявлении Советскому правительству, — были построены на предпосылках, что Красная Армия — заслуживающий внимания противник, что сведений об особо важных приготовлениях не было и что военная промышленность, включая вновь созданную восточнее Волги, была высокоразвитой» (Волков Ф. Д. За кулисами Второй мировой войны. М., 1985. С. 67).

В. Шелленберг, в июне 1941 года начальник АМТ6, службы разведки за рубежом, писал:

«Несмотря на склонность Канариса недооценивать успехи русских в области военной техники, в последних наших беседах он высказывал серьезные опасения по поводу того, что Германия может оказаться втянутой в войну на два фронта со всеми вытекающими отсюда последствиями». Канарис был главой абвера, разведывательной службы, и, если бы его разведка располагала данными о готовившемся Сталиным нападении, он должен был настаивать на скорейшем превентивном ударе по России.

Когда 22 мая Гальдеру доложили результаты воздушной разведки, он сделал вывод: «Аэрофотосъемки подтверждают наше мнение о решимости русских удержаться на границе». Это порадовало Гальдера: жесткая оборона давала немецкой армии шанс заключить приграничные части в мешки и разгромить основные силы Красной Армии западнее Двины и Днепра. Немцы разгромили приграничные части Красной Армии именно из-за их жесткой обороны, обрекавшей их на окружение. Мобильные части, призванные закрывать бреши в обороне, были во втором эшелоне и вовремя не подоспели.

Генералы Маркс и Лоссберг, ответственные за германское планирование в 1941 году, категорически исключали наступательные действия Красной Армии даже в случае нападения на нее.

А вот что писал в своих дневниках Геббельс:

«14 апреля 1941. Хорошо обладать силой. Сталин явно не хочет познакомиться поближе с немецкими танками».

«4 мая 1941. Первого мая в России был военный парад с пылкими речами и громогласными восхвалениями великого Сталина. Однако внимательное ухо без труда различит в этом страх перед надвигающимися событиями.

7 мая. Сталин и его люди совершенно бездействуют. Замерли, словно кролики перед удавом».

«11 мая 1941. Москва уже не признает суверенитет оккупированных стран. Теперь она уже не признает Югославию, с которой две недели назад подписала пакт о ненападении. Невроз, порожденный страхом».

«24 мая 1941. Р. должна быть разложена на составные части… на Востоке нельзя терпеть существование такого колоссального государства…»

«29 мая. Сталин, по-видимому, понемногу разбирается в трюке. Но в остальном он по-прежнему зачарован, он как кролик перед удавом».

«1 июня 1941. Москва вдруг заговорила о новой этике большевизма, в основе которой лежит идея защиты отечества. Это совершенно ясно. Но это все же подтверждает, что большевики очутились в тисках. Иначе бы они не затянули такую фальшивую песню».

«5 июня 1941. Дрожу от возбуждения. Не могу дождаться минуты, когда разразится шторм».

«6 июня 1941. Доклад из Москвы: частично подавленное разочарование, частично грубые попытки сближения с нами, частично уже видимая подготовка. В случае конфликта правительство намерено эвакуироваться в Свердловск».

«12 июня 1941. Информация из Бессарабии и Украины: русские уставились на нас как загипнотизированные и боятся. Делать они много не делают. Они будут сбиты с ног, как ни один народ».

«14 июня 1941. Восточная Пруссия так насыщена войсками, что русские своими предупредительными налетами могли бы нанести нам большой ущерб. Но они этого не сделают. Для этого у них не хватит мужества».

«16 июня 1941. Я оцениваю мощь русских очень низко, еще ниже, чем фюрер. Изо всех, что были и есть, эта операция самая обеспеченная».

«17 июня. Частично говорят о русской всеобщей мобилизации. Я это пока считаю совершенно исключенным».

Годом позже, 14 февраля 1942 года, Геббельс написал в своем дневнике:

«Наш посол в Москве граф фон дер Шуленбург тоже не имел никакого представления о том, что рейх намерен совершить нападение [на Советский Союз]. Он постоянно настаивал на том, что наилучшей политикой было бы сделать Сталина другом и союзником. Он отказывается верить, что Советский Союз готовит крупный военный удар против рейха».

9 января 1941 года Гитлер сказал Риббентропу:

«Сталин, хозяин России, — умный парень. Он не станет открыто выступать против Германии… Сейчас русские вооруженные силы — это обезглавленный колосс на глиняных ногах, но невозможно предсказать его будущее развитие. Коль скоро Россия будет разбита, лучше сделать это сейчас, когда русские войска не имеют хорошего руководства, плохо оснащены и когда русские испытывают большие трудности в военной промышленности» (Цит. по: Уткин А. Россия над бездной. С. 301).

Итак, политические и военные лидеры Третьего рейха — Гитлер, Геббельс, Геринг, Канарис, Риббентроп, Шуленбург, Рёдер, Кейтель, Рунштедт, Бок, Рейхенау, Гудериан, Бок, Йодль, Маркс, Лоссберг, Паулюс — 22 июня 1941 года не исходили из страха перед нападением Сталина.

Не обнаружили изготовившихся к броску советских войск и простые немецкие солдаты. Л. Штейдле встретил 22 июня на границе в районе Бреста. Вот его свидетельство:

«На следующее утро в 5. 30 вдоль всей границы начался артиллерийский огонь небывалой силы. Подавлялся каждый объект, который мог служить обороне. Одновременно немецкая авиация начала массированные налеты. Все это говорило о том, что началось тщательно и заблаговременно подготовленное вторжение.

Через несколько минут после начала артиллерийской подготовки вспыхнули пожары. Находившиеся на советских пограничных заставах передовые части были быстро опрокинуты. На моем участке никакого сопротивления не было. Только со стороны Малкино был слышен шум пехотного боя и раздавались взрывы. Непрерывно почти на бреющем полете над нами летели на Восток эскадрильи и отдельные бомбардировщики.

Как и капитан медицинской службы доктор Бергманн, я следовал за батальоном верхом на коне. Вскоре мы достигли высоты с пологими склонами и тригонометрическим знаком. Тут, наверху, мы увидели первого и за эти часы единственного мертвеца: пожилого сержанта-пограничника в оливково-зеленом обмундировании.

Через километр наше продвижение было на некоторое время остановлено огнем из пулеметов и винтовок. Вскоре наша головная походная застава наткнулась на недостроенные легкие полевые укрепления. Солдат в них уже не было. По всему было видно, что стройка началась недавно. Вокруг валялись мотки колючей проволоки, деревянные колья, скобы, доски и мешки с цементом. Мы были поражены увиденным. Ничем не подтверждалось, что готовилось нападение, которое мы предупредили» (Штейдле Л. От Волги до Веймара. М., 1975. С. 111).

А теперь, после всех приведенных выше свидетельств, перечитаем, чтобы оживить в памяти, Суворова-Резуна.

«Единый замысел советского вторжения, — пишет он, — существовал и германской разведкой в общих чертах был вскрыт. Утром 22 июня 1941 года германский посол фон дер Шуленбург товарищу Молотову этот план довольно точно обрисовал. Еще и бумагу вручил. На память. Этот вскрытый германской разведкой советский замысел вторжения собственно и явился причиной и поводом германского вторжения как предупредительной акции самозащиты от неизбежного и скорого нападения».