Борис Соколов - Тайны финской войны Страница 25

Тем не менее отражение финского контрудара вынудило Мерецкова бросить в сражение все наличные резервы. Сил на операцию «Ладога» — наступления на Выборг, которое было запланировано на 26 декабря, — уже не осталось.

Неудача же советской попытки форсировать Суванто — ярви объясняется тем, что атака не стала для финнов неожиданностью. Еще 17 декабря в этом районе в советский тыл проникла финская разведывательная группа и зафиксировала подготовку к наступлению. Кроме того, советские саперы часто выходили на лед Суванто — ярви, проверяя его толщину во многих местах, что не могли не заметить финны. Когда 25 декабря подразделения 19–го и 461–го стрелковых полков 142–й стрелковой дивизии, преодолев по льду Суванто — ярви, показались у северного берега, противник взорвал лед в местах, удобных для выхода на сушу, с помощью управляемых фугасов, а остальные прикрыл очень плотным огнем. Согласно донесениям командиров полков советские потери были не слишком велики: 62 человека убито, 141 ранен, а еще 7 пропшш без вести. Получается, что Маннергейм завысил число красноармейцев, погибших в этом бою, примерно в 10 раз. Надо, однако, учитывать, что в Красной Армии собственные потери в докладах по начальству весьма сильно занижались, а неприятельские — завышались. К сожалению, порочная традиция недостоверных донесений, притушевываюших жестокие факты действительности, идет еще от императорской армии. Так, российский историк С. Г. Нелипович установил, что генерал от кавалерии А. А. Брусилов в один из дней наступления, названного его именем, когда потери были особенно велики, при докладе в Ставку занизил их ровно в 10 раз. Так что, возможно, в установлении советских потерь в ходе боя у Суванто — ярви ближе к истине был финский маршал, а не командование 142–й стрелковой дивизии. Ведь и в определении общих безвозвратных потерь Красной Армии в «зимней войне» Маннергейм оказался гораздо точнее, чем Генштаб РККА. Мы в этом еще убедимся.

23 декабря в тылу 138–й дивизии появились несколько немногочисленных, но хорошо вооруженных финских диверсионных групп, нападавших на тыловые подразделения, обозы и артиллерийские позиции. Их действия были поддержаны контратаками с фронта. Необстрелянные красноармейцы, услышав стрельбу в тылу, пришли в замешательство. Неизвестно, чем мог закончиться этот день в 138–й стрелковой дивизии, если бы не присутствие духа командира дивизии комбрига Александра Ивановича Пастревича. Он сумел остановить начавшуюся было панику. К концу дня диверсионные группы противника в районе расположения дивизии были большей частью рассеяны и обстановка стала более или менее спокойной.

Однако самому Александру Ивановичу крупно не повезло. Военком и начальник политотдела дивизии при содействии начальника Особого отдела и его помощника состряпали донос, в котором обвинили Пастревича в том, в чем были грешны сами. Комбриг якобы «позорно бросил вверенное соединение и бежал в тыл». Пастревича арестовали, но, к счастью, в военной прокуратуре армии сумели разобраться, как об — стояло дело в действительности. Туда пришел рапорт начальника штаба 138–й дивизии о том, как на самом деле вел себя ее командир. Пастревича выпустили из- под стражи и сначала назначили в резерв командного состава при штабе Северо — Западного фронта, а 15 февраля — командиром 150–й стрелковой дивизии. А комиссара и начальника политотдела понизили в звании и должности, но в армии оставили.

27—28 декабря 1939 года командование 7–й армии решило преподнести партии и правительству новогодний подарок. По плану операции «Ладога», имевшей конечной целью захват Выборга, было предпринято еще одно наступление на Карельском перешейке. Атаки захлебнулись сразу же на всем фронте. Только 90–й стрелковой дивизии удалось захватить несколько неприятельских заграждений. Но ее полки понесли значительные потери и прорыва финской обороны так и не достигли. К 30 декабря на Карельском перешейке снова установилось затишье.

Командование Красной Армии было недовольно результатами боевых действий. 21 декабря Ворошилов в письме Молотову и Сталину нарисовал безотрадную картину:

«Дороги в завалах, пехота действует на фронте не как организованная сила, а болтается туда — сюда, как почти никем не управляемая масса, которая при первом раздавшемся выстреле разбегается в беспорядке по укрытиям и в лес. Многие полки отправились воевать с единичными пулеметами на пехотное подразделение, остальные ожидают «прорыва», чтобы торжественно промаршировать в Выборг. Военный совет 7–й армии ничего не делает организационно».

После этого Мерецкова от имени Сталина строго предупредили: если не наведешь порядка в войсках, пойдешь под суд.

В первый период войны, до конца декабря, почти ничем себя не проявили 6 танковых бригад, входивших в состав 7–й армии. В первые дни боев танкисты преодолевали не столько сопротивление противника, сколько заторы на дорогах. Да и потом стремительных прорывов в глубину финской обороны не было, за исключением внезапного ночного удара 20–й танковой бригады, овладевшей в ночь на 2 декабря населенным пунктом Кивенаппа. В основном же танковые бригады раздергивались на батальоны, придаваемые стрелковым дивизиям для поддержки пехоты. Однако общевойсковые начальники не имели опыта взаимодействия с танковыми подразделениями и использовали их очень неэффективно. Сыграло тут свою роль и то, что большинство танковых бригад (1, 13, 39 и 40–я) были укомплектованы танками БТ-5 и БТ-7. Эти танки предназначались для стремительных прорывов в глубину вражеской обороны, а быстро двигаться они могли только по шоссе и автострадам — тогда предусматривался съем гусениц и движение на колесах. Эти БТ предназначались для грядущего «освободительного похода» в Германию и далее на Запад, где автоба- нов было с избытком. Но в лесах, снегах и болотах Суоми боевые машины проваливались на своих узких гусеницах, а их слабая броня оказалась легкоуязвимой для финских противотанковых 37–мм пушек.

В несколько лучшем положении оказалась 35–я танковая бригада, которая имела на вооружении танки Т-26. Их недостаточная броневая защита и малая мощность двигателя обнаружились еще во время войны в Испании. Тем не менее в условиях Карельского перешейка Т-26, их широкими гусеницами, приносили больше пользы, чем быстроходные БТ.

Лишь на вооружении 20–й бригады состояли Т-28, ставшие действительно грозным оружием: их броню не всегда пробивали противотанковые пушки финской армии 37–мм и 40–мм калибра, а их собственные 76–мм пушки позволяли довольно быстро разрушать надолбы на пути боевых машин.

Кроме того, в танковых батальонах стрелковых дивизий находились и плавающие танки Т-37 и Т-38, которые в первые же дни показали свою полную непригодность к серьезным боевым действиям из‑за тонкой брони (10–мм лобовая броня и башня) и слабого вооружения (один пулемет). Поэтому вскоре их направили охранять тылы дивизий и командные пункты от диверсантов, а иногда использовали для связи.

35–я танковая бригада за месяц боев, с 30 ноября по 30 декабря 1939 года, потеряла 97 танков из 217, в том числе 40 — безвозвратно. 40–я бригада за тот же период лишилась 94 танков из 219. 20–я бригада до начала февральского наступления на линию Маннергейма потеряла 25 танков сгоревшими, 81 — поврежденными артиллерийским огнем, 39 — подорвавшимися на минах и фугасах и 14 — затонувшими. Еще два пропали без вести — скорее всего, были захвачены финнами. Кроме того, 116 раз танки выходили из строя по техническим причинам. Перед началом боевых действий бригада насчитывала 105 Т-28, 11 Т-26, 29 БТ-5 и БТ-7* и 20 бронеавтомобилей, и в ходе боев каждая боевая машина по меньшей мере дважды подвергалась серьезному ремонту. Общие же потери танковых бригад и батальонов соединений 7–й армии составили 700 боевых машин, 140 из них — безвозвратно.

Первый месяц войны закончился повсеместным переходом советских войск к обороне. «Финские пчелы», по выражению военного корреспондента британской «Тайме», жалили русского медведя, который громко ревел и рычал, рыл лапами землю, ломал окрестные кусты, но поймать своих врагов не мог и, чтобы укрыться, спрятался в своей берлоге. Но вскоре, раненный, но далеко не исчерпавший свои силы, генерал Топтыгин вновь ринулся в бой.

В апреле 1940–го Сталин ну прямо правдиво говорил: «…После первых успехов по части продвижения наших войск, как только война началась, у нас обнаружились неувязки на всех участках. Обнаружились потому, что наши войска и командный состав наших войск не сумели приспособиться к условиям войны в Финляндии… Им особенно помешала созданная предыдущей кампанией психология в войсках и командном составе — шапками закидаем. Нам страшно повредила польская кампания, она избаловала нас. Писались целые статьи и говорились речи, что наша Красная Армия непобедимая, что нет ей равной, что у нее все есть, нет никаких нехваток, не было и не существует, что наша армия непобедима. Вообще, в истории не бывало непобедимых армий. Самые лучшие армии, которые били и там, и сям… терпели поражения. У нас, товарищи, хвастались, что наша армия непобедима, что мы всех можем шапками закидать, нет никаких нехваток…