Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла Страница 25

Филипп IV, подстегнутый новостью об убийстве фаворита и надеждой, что Изабелла вынашивает наследника, ответил на просьбы Эдуарда, еще раз послав Эвре в Англию с группой законоведов, чтобы способствовать установлению мира между королем и его баронами. Папа римский также прислал легатов для содействия этому процессу. После прибытия Эвре (около середины сентября{390} — 15 сентября он обедал с Изабеллой{391}) начались переговоры. Изабелла сыграла свою роль, поддерживая Глостера, легатов и епископов в их стараниях достичь примирения,{392} но дело шло туго. С обеих сторон страсти так и пылали, и разговоры тянулись много недель.{393} Неразбериха, естественно, порождала всевозможные слухи, «перелетавшие туда и сюда, и если кто-то один предсказывал мир, то его сосед — войну».{394}

Когда Изабелла была на седьмом месяце беременности, она удалилась в Виндзор, где предстояло родиться ее ребенку.{395} К ней присоединилась королева Маргарита, которая хотела присутствовать при родах.{396}

Виндзорский замок был самой большой из королевских крепостей Англии; «во всей Европе не видали более замечательного замка».{397} Первоначально его поставил Вильгельм Завоеватель в конце XI века для защиты долины Темзы, но с тех пор его расширяли и перестраивали несколько поколений королей. Во времена Изабеллы Виндзор был одновременно мощным замком, окруженным массивными каменными стенами, и великолепным дворцом. В пределах стен замка имелось два внутренних двора: Нижний, где располагался обширный зал, возведенный при Генрихе I, и Верхний, где находились личные апартаменты королевской семьи, «Дом короля», часовни, еще один зал, поменьше, и королевская кухня. Верхний двор был размещен наверху эскарпа, на котором стоял замок, и с него открывались прекрасные виды окружающей сельской местности.

Как и в Вестминстере, королевское жилище существенно улучшили и заново отделали при Генрихе III. Покои королевы, перестроенные в 1256 году после того, как прежние сгорели от удара молнии, находились на втором этаже и выходили на огороды в замкнутом кухонном дворе. В этом доме, с окнами типа эркеров, с башенкой, комнаты были ярко раскрашены: на каменных сводах окон, судя по археологическим изысканиям, имелись киноварь, красная охра и черная краска, стены были расписаны сценами из Библии, а в спальне Изабеллы обшиты деревянными панелями зеленого цвета с золотыми звездами. Стену украшала картина на сюжет о девах мудрых и неразумных. В других комнатах были мраморные колонны, в оконных рамах — витражи, на потолках — резные балки, а полы выложены каменными плитками. Личная часовня Изабеллы была двухэтажной: ее скамья находилась на верхней галерее, куда можно было попасть прямо из ее покоев, а служащие молились внизу.[50]

На Нижнем дворе располагалась часовня святого Эдуарда Исповедника, заложенная Генрихом III в 1240 году. Ее, вместе с большим залом, разобрали в конце XV века, когда строили на этом же месте часовню святого Георгия. Часовня времен Генриха III имела деревянный свод, раскрашенный под камень, и шесть колонн из пербекского мрамора; западные двери с их великолепными железными решетками до сих пор сохранились в часовне святого Георгия. На алтаре стояли позолоченные серебряные фигуры Девы Марии и святого Георгия в доспехах.{398}

В середине сентября король приехал к Изабелле в Виндзор, вероятно, вместе с дядюшкой Эвре, и уехал 25 октября. Вскоре (30 октября) он вернулся, видимо, ожидая родов в ближайшие дни, но когда выяснилось, что еще рано, снова уехал 9 ноября. Тремя днями позже у Изабеллы начались схватки, и он поспешно примчался к ней.{399} На следующий день, в понедельник 13 ноября 1312 года (день памяти святого Брития[51]), в 5:40 утра[52] королева произвела на свет «крепкого, красивого и долгожданного сына».{400} Король был в таком восторге, что подарил 20 фунтов и назначил из лондонских рент существенную пожизненную пенсию (80 фунтов в год) оруженосцу королевы Джону Лонгсу и его жене Джоан, которые принесли ему эту радостную весть.{401}

Спустя несколько часов после родов, следуя обычаю, требующему, чтобы королева сама объявила о рождении наследника, торжествующая Изабелла велела распространить в Лондоне следующее послание:

«От Изабеллы, божьей милостью королевы Англии, госпожи Ирландии и герцогини Аквитанской, нашим почтенным мэру у олдерменам и жителям города Лондона привет. Поскольку мы уверены, что вы с радостью услышите добрые известия от нас, то доводим до вашего сведения, что Господь по милости своей одарил нас сыном в день 13 месяца ноября, причем и мы, и дитя в полном здравии. Да хранит вас бог!

Дано в Виндзоре, в день, выше упомянутый».{402} 

Эвре и другие французские вельможи из его свиты хотели, чтобы мальчика назвали Людовиком в память о Людовике Святом, а также в честь дяди и брата королевы{403} — но король и местные дворяне настояли на своем, и наследника назвали Эдуардом по имени его отца и деда{404}, что весьма порадовало подданных Эдуарда, которые встретили рождение мальчика с безудержным ликованием.{405} Лондон разразился торжествами; лично мэр со всеми олдерменами возглавил танцы прямо на улицах, повсюду расставлялись большие бочки дармового вина, чтобы горожане могли вволю пить за здоровье венценосной матери и младенца; празднование продолжалось «круглые сутки» в течение недели.{406}

С большой пышностью прошло и крещение принца 17 ноября в капелле Генриха III, в присутствии августейшего собрания, в том числе Эвре и его сестры, королевы Маргариты. Обряд свершил кардинал от святой Приски Арно Новелли, один из папских легатов. У ребенка набралось целых семь крестных отцов: граф Луи д'Эвре; английские графы Ричмонд и Пемброк; Ричард, епископ Пуатье; Джон из Дрокенсфорда (ныне Дроксфорд), епископ Бата и Уэллса; Уолтер Рейнольде, епископ Вустерский, а также Хьюго Деспенсер-старший; о крестной матери ничего не говорится.{407} Ни Ланкастер, ни кто-либо из «лордов-учредителей» не присутствовали. Затем 24 ноября гордый собою отец наделил сына титулом графа Честерского{408} — этот титул он сам носил до восшествия на престол, и до наших дней он присваивается принцу Уэльскому. Младенцу были также подарены графства Флинт и Честер, за исключением поместья Мэкклсфилд, которое Эдуард предоставил Изабелле,{409} а в декабре дитя обрело еще замок Нейрсборо, прежде принадлежавший Гавестону.

Лишь 9 декабря Изабелла уехала из Виндзора в Айлуорт, где должна была пройти обряд церковного очищения. Но и там церемонию снова отложили до 24 декабря.{410} Когда речь шла о королевах, этот обряд обычно воспринимался как повод для организации великолепного зрелища. Однако в данном случае между родами и обрядом прошло шесть недель, из чего мы можем предположить, что роды были трудными, и Изабелла долго приходила в себя.

Несколько хронистов свидетельствуют, что рождение принца несколько умерило нестерпимую скорбь Эдуарда по Гавестону, «и теперь в стране появился прямой наследник престола; иначе, если бы король умер бездетным, корона непременно стала бы предметом для распри».{411} Кроме того, теперь короля поддерживали многие, и это на время положило конец любым намерениям со стороны Ланкастера подорвать авторитет Эдуарда. Благодаря настойчивым стараниям Эвре и папских легатов 20 декабря король и вельможи заключили «окончательный мир», согласно которому убийцы Гавестона должны были склониться перед королем, прося прощения, и вернуть ему все сокровища Гавестона, захваченные ими в Ньюкасле; король же должен был даровать им полное прощение.{412} Эдуарду это решение должно было показаться издевкой — ни о чем он не мечтал так горячо, как о кровавой расправе над теми, кто отобрал у него Пирса; тем не менее двумя днями позднее было объявлено, что король и лорды примирились, и в тот вечер в качестве политической демонстрации согласия Эдуард отобедал с Ланкастером. «Итак, в связи с этим ссоры замерли, но ни одна из сторон не получила того, что искала».{413}

Обряд очищения королевы состоялся через два дня, 24 декабря, и сразу же после него они с королем уехали в Вестминстер.{414} Рождество провели в Виндзоре; согласно Уолсингему, обстановку доброй воли слегка подпортила короткая стычка между баронами и французскими посланниками, но кто был зачинщиком, неизвестно — хронист не приводит подробностей.