Андрей Иванов - Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага Страница 25

Первые попытки их вовлечения в сферу борьбы со шпионажем на Востоке России были предприняты еще весной 1918 года, когда при Пермской губернской Чрезвычайной комиссии появилось контрразведывательное бюро. Осенью того же года оно было передано под юрисдикцию Отдела по борьбе с контрреволюцией в качестве подотдела[391]. Несмотря на неопытность многих сотрудников ввиду классового принципа формирования местных ЧК пермские контрразведчики продемонстрировали достаточно высокий уровень агентурной подготовки.

В частности, наружная агентура использовалась не только для обнаружения контрреволюционеров, шпионов и заговорщиков, но и для наблюдения за собраниями и митингами, благодаря чему только в ноябре 1918 года было задержано 28 белогвардейских разведчиков и контрреволюционеров[392]. Как следствие вооруженные силы Директории при планировании наступательных операций оказались вынуждены опираться на данные не агентурной, а полевой разведки[393], да и их приходилось перепроверять[394].

В то же время существенным отличием чекистского контршпионажа от антибольшевистского являлись цели и задачи военно-контрольных структур. Если на территории «белой» Сибири и Поволжья контрразведка была совмещена с военной разведкой, то по другую сторону Восточного фронта борцам с белогвардейским шпионажем приходилось заниматься изъятием золота и серебра у населения, конфискациями огнестрельного оружия и т. д.[395]

Несмотря на это, 1918 год наглядно продемонстрировал возможность использования как армейских, так и тыловых Чрезвычайных комиссий в качестве органов противодействия разведывательно-диверсионной деятельности противника. Эти успехи были достигнуты чекистами Восточного фронта во многом благодаря М. И. Лацису — одному из главных сторонников идеи сосредоточения военной контрразведки в ВЧК, курировавшему их работу на данном ТВД с июня по ноябрь 1918 года[396]. При этом сразу же после назначения М. И. Лациса председателем ЧК Восточного фронта его подчиненными на Урале был арестован за шпионаж и впоследствии расстрелян телеграфист А. Стенин[397].

В свою очередь, возможность применения высшей меры наказания, проистекавшая из постановления Совнаркома о введении в РСФСР красного террора, позволяла чекистам более эффективно, чем их коллегам из Военконтроля Реввоенсовета, бороться с вражеским шпионажем на Востоке России.

Весьма важно, что страх перед полномочиями ЧК одновременно вызвал к ним гораздо большее уважение, чем то, которым пользовались в Красной Армии сотрудники Военного контроля. В частности, в официальных документах чекистов сохранились сведения о не слишком благосклонном отношении красноармейцев и командного состава к контрразведке РВСР 3-й армии: «Частями Свод-Камского производится мародерство. Отбирают у жителей лошадей, даже у коммунистов, находящихся на фронте. На предложение сотрудника Военконтроля о прекращении мародерства последний ответил: „Полевой контроль мне не хозяин и указывать не имеет права“»[398].

Приход к власти адмирала А. В. Колчака, свергнувшего Директорию[399], вновь поставил вопрос о дальнейшей судьбе контршпионских ведомств Белого движения. Существенным элементом контршпионской системы Колчака являлись иностранные органы военного контроля, получившие в Сибири гораздо большее влияние, чем на других фронтах Гражданской войны. Активно действовала контрразведка Чехословацкого корпуса, занятая в основном арестами бывших членов антибольшевистских административных органов, не признавших власть Директории, а затем и власть А. В. Колчака. Так, был арестован заместитель министра внутренних дел СибОС А. А. Грацианов[400], а также предпринята неудачная попытка подвергнуть тюремному заключению уже упоминавшегося Гришина-Алмазова[401].

При этом размах данной деятельности был совершенно неконтролируем, и единственным способом ограничения полномочий чешского военного контроля по применению таких репрессий была лишь вооруженная защита обвиняемых[402].

Кроме того, в Сибири существовала и американская контрразведка под руководством генерала У. С. Гревса. Она занималась выявлением большевистских шпионов и агитаторов, будучи совершенно автономной и не встроенной в общую систему контршпионажа. К примеру, военный контроль США имел собственную службу военной цензуры[403], во многом дублировавшую функции белогвардейского Военно-цензурного бюро. Подобный параллелизм наблюдался и в области агентурной работы.

В результате возникшая система противодействия разведывательно-диверсионной и агитационной деятельности большевиков и их сторонников часто «буксовала» из-за собственной громоздкости. Например, в одном только Томске борьбой со шпионажем одновременно занимались местное Управление государственной охраны, контрразведка Омского военного округа, военная контрразведка при штабе 2-й дивизии и чехословацкий военный контроль[404].

В РСФСР подобная структура была окончательно ликвидирована в начале 1919 года после создания сети Особых отделов. Отличительной особенностью Восточного фронта в этом отношении являлась специфическая кадровая политика местных «особистов». Если в других областях страны в процессе объединения армейских ЧК и подразделений Военконтроля большинство опытных специалистов-контрразведчиков были вынуждены оставить службу, в пяти армиях на Востоке России такого не произошло.

В частности, начальником Особотдела 3-й армии стал Т. П. Самсонов (Бабий), до этого возглавлявший контрразведку РВСР в этой армии[405]. То же самое относилось к инструктору М. Д. Берману и следователю З. Б. Кацнельсону, перешедшим из Военконтроля в ВЧК. Эти агенты всячески старались преодолеть многочисленные недостатки Особых отделов, проявлявшиеся в ходе их работы. Так, в апреле 1919 года «особисты» 2-й армии Восточного фронта самовольно монополизировали военную цензуру[406], формально находившуюся в подчинении Реввоенсовета.

Кроме того, местные контрразведчики всячески противились установлению в подчиненных им органам невероятно сложной системы делопроизводства Особых отделов, часто нивелировавшей все их усилия по поимке белогвардейских и иностранных шпионов. Заключалась эта система в том, что аресты подозреваемых «производились секретно-оперативной частью Особого отдела. После этого арестованных со всеми делами принимала комендатура. Она передавала все материалы старшему следователю, который направлял дела в регистрационную часть для регистрации, а затем по каждому делу выносил постановление о приеме его и начале производства следствия. […] Старший следователь распределял дела между следователями, которые обязаны были иметь тетради для учета для регистрации полученных дел и арестованных. После расследования следователи возвращали дела со своими заключениями снова старшему следователю, который передавал их на утверждение начальнику Особого отдела»[407]. Чекисты Восточного фронта были против такой многоступенчатой бюрократизации и, благодаря богатому опыту, научились производить все эти операции без стопроцентного следования инструкциям.

В антибольшевистском движении в деле комплектования собственных контрразведок власти пошли по пути привлечения бывших жандармов к контршпионской работе. С одной стороны, далеко не все из этих сотрудников имели большой опыт контршпионской работы, как, например, начальник центрального КРО армии Колчака полковник Н. П. Злобин[408], поэтому непосредственная борьба со шпионажем в Сибири, на Урале и в Поволжье отошла для них на второй план. Благодаря этому командование Красной Армии на Восточном фронте имело возможность регулярно получать довольно точные данные агентурной разведки о численности и состоянии антибольшевистских вооруженных сил на разных участках фронта[409]. Немаловажен в этом отношении тот непреложный факт, что именно в период отсутствия этой информации в июне — сентябре 1918 года[410] вооруженные силы РСФСР на данном направлении потерпели несколько крупных поражений и провели крайне неудачное наступление.

С другой стороны, опора на жандармов позволяла военному контролю более эффективно бороться с политической пропагандой большевиков в тылу и на фронте. Учитывая, что Гражданская война помимо военного противостояния детерминировалась еще и социально-политическим конфликтом, эта деятельность приобретала колоссальное значение. Ведь именно благоприятное или негативное отношение населения к власти обусловливало ее внутреннюю устойчивость[411], что было характерно для всех противоборствующих сторон.