Андрей Иванов - Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага Страница 26

Так, большинство заговоров в армии оперативно обнаруживались и предотвращались. Контрразведка получала от информаторов сведения не только о деятельности большевистских агитаторов в войсках, но даже об отношении солдат и офицеров к власти Колчака[412]. При этом фронтовые части проявляли гораздо большую лояльность антибольшевистскому режиму, чем тыловые гарнизоны и гражданское население, что подтверждалось восстанием 46-го Сибирского стрелкового полка в Томске и двух полков 8-й дивизии в Красноярске[413] — то есть городах, расположенных в отдалении от зоны боевого столкновения Красной и Белой армий на Восточном фронте.

Кроме того, тыловыми КРО были разгромлены большевистский подпольный военно-революционный штаб в Челябинске, а также подполье в Екатеринбурге, Омске и Новониколаевске[414]. Впрочем, несмотря на это, отдельные восстания в городах региона (Челябинске, Тюмени, Семипалатинске, Барнауле, Томске, Иркутске и др.) все же имели место. В целом же отношение основной массы гражданского населения к идеям антибольшевистской борьбы, по данным контрразведки, характеризовалось как «равнодушное»[415], что было недалеко от истины. Ведь даже по советским данным главным идеологическим союзником РСФСР в Сибири были рабочие промышленных предприятий, стремившиеся путем поддержки советской власти улучшить свое социально-экономическое положение.

Касаясь работы советских Особых отделов на поприще отражения политических настроений населения и войск, следует признать ее удовлетворительной. Это было обусловлено комбинацией позитивных и негативных факторов.

Во-первых, чекистские агенты очень чутко реагировали на малейшие изменения политической позиции сибирских и поволжских крестьян, своевременно информируя об этом военное командование[416], благодаря чему Красная Армия получала возможность определять, в каких районах она получит поддержку в случае наступления. Так, весной 1919 года армиями Восточного фронта был проведен целый комплекс успешных наступательных операций: Бугурусланская, Уфимская, Белебейская, Пермская, Екатеринбургская и др.[417] Белые оказались вынуждены отступить в глубь Сибири.

Во-вторых, «особисты» продемонстрировали высокий профессионализм в деле вскрытия антисоветских заговоров в сельской местности, в том числе и спровоцированных белогвардейской агентурой. Вот отрывки из сводок Особого отдела 3-й армии за 1919 год: «В селе Сепыче за участие в заговоре против Советской власти расстрелян бывший полицейский и два крестьянина-кулака», «в Путинской волости открыт заговор пяти контрреволюционеров, которые арестованы и объявлены вне закона, в селе Екатерининском замечен заговор. Приняты меры к выяснению заговорщиков», «обнаружены в селе Путине контрреволюционеры […], которые вели среди местного населения агитацию, чтобы хлеб не давать в Красную Армию, и натравливали крестьян на Совет», в селе Дуброво Осинского уезда «открыт заговор из местных кулаков. Арестованы восемь человек. Все расстреляны».[418]

В то же время чекисты проявили неспособность предотвратить, к примеру, мятежи в Ставропольском и Сенгилейском уездах, пресечь передвижение белогвардейских агитаторов по территории Казанской губернии[419] и т. д. Кроме того, «особисты» зачастую халатно относились к своим обязанностям, идя на поводу у региональных администраций.

Один их таких случаев произошел летом 1919 года в тылу 3-й армии, когда заведующий отделом управления Вятской губернии А. С. Целищев направил в контрразведку записку следующего содержания: «Отдел управления губернией просит Особый отдел выяснить, что, если к указанным гражданам не предъявляется особенных обвинений, кроме того, что они бывшие чины полиции, то полагаем, что ввиду наступающих полевых работ, а также и надвигающегося сенокоса они могли [бы] быть от тылового ополчения освобождены»[420].

Так, задержанные контрразведчиками лица получали возможность выйти на свободу и продолжать антисоветскую деятельность. Между тем, это являлось прямым нарушением постановления ВЧК, гласившего, что на такие категории арестантов, как бывшие полицейские и жандармы, «черносотенцы», шпионы и контрреволюционеры, провокаторы и т. д., даже не распространяется амнистия[421]. Ведь еще в начале 1918 года в газете «Известия ВЦИК» была опубликована статья, содержавшая следующий текст обращения к населению РСФСР: «Всероссийская ЧК не видит других мер борьбы с контрреволюционерами, шпионами, спекулянтами, саботажниками и прочими бандами, кроме беспощадного уничтожения их на месте преступления»[422]. Следовательно, действия чекистов на Востоке России шли вразрез с общей политикой Советского государства.

Другим существенным недостатком системы Особотделов в области борьбы с политическим шпионажем было отсутствие полноценной сети местных отделений, вследствие чего контршпионскую работу приходилось перекладывать на военно-революционные комитеты при городских и областных Совдепах[423]. Это открывало огромные возможности для разнообразных злоупотреблений: грабежа и мародерства, сведения личных счетов под предлогом противодействия разведывательно-диверсионной деятельности противника и т. д. В частности, в Вятской губернии сотрудниками исполкомов допускались «самовольные обыски, конфискации разного рода имущества»[424]. По словам историка С. А. Дианова, почти в каждом информационном бюллетене за 1919–1920 годы можно обнаружить «факты злоупотреблений и проступков членов исполкомов волостей губернии, сведения о проникновении в исполкомы „шпионов Колчака“ и т. п.»[425].

Справедливости ради необходимо признать, что подобные случаи имели место и среди профессиональных чекистов. Например, весной — летом 1919 года о сотруднике ЧК на Восточном фронте Баканове писали, что он «пьянствует, ведет себя как жандарм, из-за него люди выходят из партии», а председатель Александро-Гайской ЧК С. А. Вышкин был арестован своими же коллегами за изнасилование и жестокое обращение с арестованными.

Впрочем, Чрезвычайные комиссии всячески старались воспрепятствовать проникновению в свои ряды неблагонадежных лиц, некоторые из которых на поверку оказывались белогвардейскими агентами. Так, в конце 1919 года одними только пермскими чекистами за различные преступления были расстреляны четверо их сослуживцев, один из которых — за шпионаж[426].

По другую сторону фронта ситуация была диаметрально противоположной. В отличие от ВЧК, пронизывавшей всю систему советского государственного управления[427], белогвардейская контрразведка была ориентирована в основном на обеспечение безопасности армии и правительства от угроз, исходивших «снизу».

Борьба с коррупцией среди высших чиновников, снижавшей авторитет власти в глазах народа, на военный контроль не возлагалась. Это была прерогатива МВД, несмотря на то, что именно работники данного министерства в наибольшей степени запятнали себя злоупотреблением полномочиями. В итоге коррупция в «белой» Сибири достигла таких масштабов, что даже взяточничество перестало считаться поводом для отстранения от должности[428].

Контрразведчики предупреждали колчаковских министров и военных руководителей о том, что коррупция представляет собой серьезную угрозу безопасности управленческих структур Сибири и может быть использована для организации большевистской пропаганды[429]. Однако к этим предупреждениям мало кто прислушивался, и, более того, чиновники стали активно препятствовать работе военного контроля[430], почувствовав в нем опасность.

Попытки преодоления коррумпированности в высших эшелонах власти оказывались безрезультатны, лишь вгоняя правительство в кризис. Это не могло не отразиться на морально-психологической устойчивости армии и тыла, и без того сильно подорванной чередой поражений на фронте. Так, к концу 1919 года органы контрразведки были вынуждены констатировать полную деморализацию действующей армии[431], а отношение крестьянского населения к антибольшевистским силам выражалось фразой: «Раньше у красных был непорядок — их гнали, а теперь у белых — их гоним»[432]. Это же нашло отражение и в сводках Особых отделов, где данные о просоветском настроении крестьянства[433] стали появляться заметно чаще, чем раньше.

Это стало поводом для активизации большевистских агитаторов, численность которых в тылу армии Колчака, благодаря деятельности Сибирского бюро ЦК РКП(б) в 1919 году, была доведена до 200 человек[434]. В результате, согласно докладам начальника белогвардейского Военно-цензурного бюро полковника Н. К. Павловского, «настроение тыловых частей неустойчивое ввиду того, что солдаты кадровых полков живут под сильным давлением большевистской подпольной пропаганды»[435]. Фронт разваливался на глазах, и контрразведка была бессильна это предотвратить.