Джон Бэлсдон - Женщины Древнего Рима. Увлекательные истории жизни римлянок всех сословий Страница 26

Другие авторы подтверждают версию Клювия, и обычно излагают именно ее. Агриппина, быть может, и вынашивала такие планы; учитывая ее прошлое, она была способна на все. Будучи еще совсем юной и желая потешить свое тщеславие, она стала любовницей Лепида; по этой же причине она выполняла желания Палланта, а брак с собственным дядей стал тренировкой во всяких мерзостях.

Нерон старался никогда не оставаться с ней наедине; когда она сообщала ему, что хочет уехать в парк или в деревню – в Тускулум или в Анций, он всегда одобрял ее желание отдохнуть. Но в конце концов он понял, что в любом месте, где бы ни была, его мать создает проблемы, и решил, что она должна умереть. Надо было только решить, каким способом лучше от нее избавиться – с помощью яда, ножа или чего-нибудь другого. Против первой идеи – отравления – было несколько возражений. Подсунуть яд можно было на пиру, но тогда, как и в случае с Британником, нельзя будет сказать, что это произошло случайно. Кроме того, яд должна будет подложить одна из ее служанок, но сделать это будет трудно, поскольку Агриппина подозревала, что ее попытаются отравить; кроме того, она регулярно принимала противоядие. Против убийства холодной сталью было два возражения: этого никак нельзя было сделать незаметно, поскольку жертвой должна была стать императрица, и существовала опасность того, что убийца откажется это сделать.

В конце концов этой проблемой занялся отпущенник Аникет, который командовал флотом в Мизене. Он был учителем маленького Нерона и ненавидел Агриппину не менее сильно, чем она его.

Он сказал, что надо сделать на корабле пристройку, которая могла бы отвалиться во время плавания, только надо было обставить все так, чтобы все подумали, будто Агриппина упала в воду случайно. «На море, – сказал он, – все может случиться. Если она погибнет во время кораблекрушения, никому и в голову не придет, что все было подстроено, а не произошло по воле волн и ветра. Как император, вы, естественно, возведете храмы и алтари в ее честь и продемонстрируете свое почтение матери другими способами».

Это предложение было принято; оно поступило в самый подходящий момент – император как раз собирался на праздник Минервы в Байи, и ему удалось убедить мать присоединиться к нему. Он также распустил слухи о том, что они с матерью помирились, заявив, что если родители сердятся, то мужчина должен подчиниться их воле. Он надеялся, что Агриппина, как всякая женщина, легковерна и клюнет на эту приманку. Она прибыла в Анций по морю, и Нерон, явившись на пристань, подал ей руку, обнял и проводил в Баули, на виллу, расположенную между мысом Мизен и заливом Байи, прямо на берегу моря. Один из кораблей, стоявших на якоре, был украшен богаче других. Все понимали, что это было сделано в честь императрицы, которая раньше путешествовала на военных кораблях, где служили военные моряки.

Потом ее пригласили на ужин, намереваясь убить под покровом ночной темноты. В это время кто-то сообщил Агриппине о готовящемся покушении, но она не знала, верить этому или нет. Тем не менее она отправилась в Байи; ее отнесли на носилках. Оказанный ей прием заставил ее забыть все свои страхи; Нерон тепло встретил мать и усадил на самое почетное место. За столом шел оживленный разговор, Нерон говорил то с мальчишеским задором, то серьезно, словно доверял матери очень важные тайны. Обед завершился очень поздно, и он прощался с Агриппиной, глядя ей в глаза и нежно обнимая. Нерон сыграл роль безупречно – если, конечно, невзирая на свою бесчеловечность, не был искренне тронут тем, что посылает мать на верную смерть и больше уже ее никогда не увидит.

Провидение словно специально позаботилось о том, чтобы всем было видно, как совершается преступление: ночь была ясной и звездной, а море – спокойным. Агриппину сопровождали двое друзей: Креперей Галл, который стоял у руля, и Ацеррония, сидевшая у ее ног. Корабль только что отошел от берега, и Ацеррония громко радовалась тому, что Нерон забыл о своих обидах и помирился с матерью, но тут, по специальному сигналу, усиленная свинцом крыша рухнула на голову Креперея, убив его на месте. Агриппину и Ацерронию спасли высокие края дивана, которые оказались достаточно прочными, чтобы выдержать вес рухнувшей крыши. Сам корабль не разломился, потому что в общей суматохе большое число людей, которые не участвовали в заговоре, преградили путь тем, кто в нем участвовал.

Гребцы решили перебежать на один борт судна, чтобы оно перевернулось; но замешкались, обсуждая, что делать, и часть людей успела перебежать на другой борт, уравновесив тем самым корабль. Тогда все стали прыгать в море. Преданная Ацеррония закричала: «Я – Агриппина. Помогите матери императора!»; ее забили насмерть палками, веслами и всем, что было под рукой. Агриппина держала рот на замке, и поэтому ее никто не узнал; она получила лишь один удар по плечу и прыгнула в море; она плыла, пока ее не подобрала небольшая парусная лодка, из тех, что прибыли на место трагедии. Ее отвезли на озеро Лукрин, а оттуда – на виллу.

Только теперь Агриппина поняла, зачем сын пригласил ее в это путешествие и оказал такие почести. Не успев отойти от берега, в совершенно безветренную погоду и в отсутствие подводных скал, корабль развалился, словно декорация на сцене. Однако гибель Ацеронии и ее собственная рана подсказали ей, что лучше всего сделать вид, будто она так и не поняла, что случилось. Агриппина отправила вольноотпущенника Агерина к Нерону, велев передать ему, что по милости богов и благодаря удаче она чудом избежала смерти и нуждается в покое, и попросила, чтобы он не приходил к ней, пока она сама его не позовет, несмотря на все его беспокойство. Она постаралась скрыть свою тревогу; перевязала рану и приняла успокоительное. Что касается Ацеронии, то не было никакой нужды притворяться – Агриппина приказала, чтобы ей принести завещание подруги, а все ее имущество было опечатано.

Нерон ждал вестей о том, что убийство совершилось, но вместо этого ему сообщили, что мать сумела избежать смерти, отделавшись небольшой раной, но была так близка от гибели, что у нее не осталось сомнений, чьих это рук дело. Нерона охватила паника; он кричал: «Она сейчас явится сюда и отомстит мне, клянусь, она это сделает! Она вооружит своих рабов, поднимет войска. Она обратится в сенат и к народу. Она попала в кораблекрушение и была ранена, а ее друзья – убиты, и она сразу поняла, что убить хотели ее. Как мне остановить ее?» Единственная надежда была на Бурра и Сенеку.

Нам неизвестно, участвовали они в заговоре или нет[16]. Нерон велел немедленно разбудить их и привести к себе. Долгое время никто из них не нарушал молчание. Не было никакого смысла разубеждать Нерона, что все обойдется. Вероятно, они считали ситуацию безнадежной – если Агриппину не убрать, Нерону придется умереть.

Первым заговорил Сенека. Он посмотрел в глаза Бурру и спросил: «Следует ли отдать войскам приказ убить ее?», на что Бурр ответил: «Преторианцы обязаны хранить верность всем членам императорской семьи. Они хорошо помнят Германика и конечно же откажутся поднять руку на его дочь. Аникет дал мне обещание; он справится с этим делом лучше нас».

Без промедления был вызван Аникет, которому приказали пойти и убить Агриппину. После этого Нерон сказал: «Сегодня я стану императором, и этим я буду обязан вольноотпущеннику. Иди быстрее и возьми людей, которые всегда подчиняются приказам и не теряют времени даром». После этого ему доложили, что пришел Агерин с вестями от Агриппины, Нерон специально уронил меч у его ног, когда тот передавал свое сообщение. Сделав вид, что поймал его с поличным, Нерон приказал арестовать посланца. Он собирался сообщить людям, что его мать, узнав о том, что ее замыслы были раскрыты, покончила с собой.

Когда распространились вести о том, что Агриппина чуть было случайно не утонула, люди бросились на берег. Они взбирались на сооружения гавани, даже на корабли, стоявшие на якоре; некоторые зашли в море по самое горло, другие протягивали к небу руки. Берег был забит людьми до отказа; все спрашивали, что случилось, и получали ответы, которые ничего не объясняли. Тут появилась большая толпа людей с факелами. Прошел слух, что Агриппина жива, и толпа собралась уже пойти и поздравить ее, как явились солдаты, вооруженные и грозные, и люди разошлись.

Расставив солдат вокруг виллы, Аникет силой ворвался в переднюю дверь, арестовал всех слуг, которые ему попались, и дошел до двери в спальню Агриппины. Здесь стояло несколько слуг – остальные, завидев солдат, в ужасе бежали. Спальня была слабо освещена; Агриппина находилась там одна, вместе со своей рабыней. Ее очень тревожил тот факт, что никто, даже Агерин, не вернулся из дворца ее сына. Если бы все было хорошо, атмосфера во дворце была бы совсем иной; неожиданный шум, возникший после того, как все ее бросили, говорил о том, что сбылись самые худшие ее опасения. Рабыня хотела выйти, и, спрашивая ее: «Ты меня тоже бросаешь?», Агриппина увидела за ее спиной Аникета и сопровождавших его людей: Геркулея, капитана корабля, и морского офицера по имени Обарит. Агриппина сказала: «Если вы пришли узнать о том, как я себя чувствую, то сообщите моему сыну, что мне уже лучше. Если же вы пришли меня убить, то я отказываюсь верить в то, что мой сын отдал приказ убить свою мать». Убийцы бросились к Агриппине, и капитан ударил ее по голове дубинкой. Увидев, что офицер вытащил меч, чтобы пронзить ее, она показала на свой живот и произнесла: «Бей сюда».