Руслан Скрынников - Россия накануне смутного времени Страница 27

Москва исподволь поддерживала «малую войну» вольных казаков. Но как только возникали дипломатические затруднения, царские дипломаты неизменно заявляли, что «воровские» казаки не являются подданными царя. Их заявления нельзя принимать за чистую монету. Правдой в них было лишь то, что центральная власть не могла полностью подчинить себе вольные казачьи окраины.

Раздор между центром и окраиной резко усилился после того, как власти уничтожили Юрьев день и закрепощенные крестьяне, спасаясь от феодального гнета, стали искать прибежища на необжитых южных окраинах, «в казаках». Беглые крестьяне несли с собой дух протеста. Крепостническая политика Годунова привела к тому, что появились признаки недовольства среди волжских и донских казаков.

Поначалу центром кристаллизации вольного казачества были степные пространства к северу от Астрахани. Но волжские казаки основали свои поселения слишком близко от государевых крепостей. Их городки на Волге не просуществовали и десятилетия[340]. В 1588 г. власти подвергли жестокому наказанию волжских казаков, напавших на персидских послов на Волге. По словам русских дипломатов, казни подверглось будто бы свыше 400 человек. «Воровской» атаман был живьем посажен на кол. Как бы ни была преувеличена приведенная выше цифра, факт остается фактом. После «разгрома» казаков правительство приняло энергичные меры к установлению контроля над землями волжских казаков.

Близ «переволоки» с Волги на Дон оно основало в 1588 г. крепость Царицын и поместило там большой гарнизон[341]. Многие волжские казаки были вынуждены покинуть насиженные места и переселиться на Яик, Дон и Терек.

Провал татарского нашествия на Москву в 1591 г. упрочил положение вольного казачества на Дону. Татары и турки, будучи не в силах изгнать казаков из Донского бассейна, пустили в ход дипломатические средства. В 1592 г. хан заявил русскому послу протест по поводу того, что царь поставил «новых четыре города: близко Азова, на Манычи да в Черкасской и в Раздорах — и из тех городков казаки, приходя к Азову, тесноту чинят»[342]. В действительности казачьи городки на Дону были основаны без царского повеления. Пользуясь военным ослаблением России, вольные казаки отказывались подчиняться распоряжениям русского правительства. В 1592 г. московские власти направили в Раздоры дворянина Петра Хрущева в качестве головы казачьего войска. Однако донцы не приняли царского воеводу и заявили: «…прежде сего мы служили государю, а голов у нас не бывало… и ныне-де рады государю служить своими головами, а не с Петром». Отказ вызвал раздражение в Москве, и в 1593 г. казакам пригрозили, что царь пошлет на них «Доном большую свою рать и поставить велит город на Раздорах»[343]. Но эта угроза не была осуществлена.

Не добившись подчинения донских городков, московские власти в широких масштабах возобновили строительство крепостей на ближних подступах к степным рубежам. В течение двух лет были выстроены Елец (1592 г.), Белгород, Оскол и Валуйки (1593 г.). Крепость Белгород имела наибольшее военное значение как ключ ко всему Донецкому бассейну. Вольная казачья колонизация подготовила присоединение плодородных южных степей к России. Чтобы обеспечить оборону края от татар, власти верстали колонистов в государеву службу, селили во вновь построенных крепостях, обязывали пахать государеву десятинную пашню.

В 1599 г. у впадения Оскола в Северский Донец, в самом сердце Донецкого бассейна, воеводы основали крепость Царев-Борисов. «Этот город, — писал Д. И. Багалей, — так далеко выдвинулся в степь, что нам теперь трудно понять мотивы, которыми руководствовался при постройке его царь Борис»[344]. В самом деле, ни одна степная крепость не строилась на таком удалении от укрепленных рубежей. Около 300 верст отделяли ее от Воронежа, 150 верст — от Белгорода. Тем не менее мотивы этого рискованного предприятия можно понять. Из Царева-Борисова открывались кратчайшие пути к Раздорам и другим казачьим городкам на Дону. Пробив коридор на южный Дон, русское правительство рассчитывало разъединить орды, кочевавшие к востоку от Донца и в Северном Причерноморье, и тем самым предотвратить новые опустошительные вторжения татар в Подмосковье. Стремясь привлечь вольных казаков на службу в Цареве-Борисове, Годунов «пожаловал» их Донцом и Осколом и позволил «по своим юртом жить и угодьи всякими владеть безданно и безоброшно»[345]. Несмотря на широковещательные заверения правительства, казаки прекрасно понимали, что их вольностям приходит конец[346]. Брожение среди донского казачества усилилось.

В конце XVI в. Россия раздвинула свои пределы как на юге, так и на востоке. За Уральским хребтом русские утвердились не сразу. Ни Ермаку, ни посланным ему на помощь воеводам не удалось закрепиться в столице Сибирского ханства. Лишь при Борисе Годунове Москва смогла прочно утвердиться в Сибири[347].

Соперник Кучума Сеид-хан, воспользовавшись победами Ермака, захватил власть в Сибирском ханстве и продержался в Искере до 1587 г. Воевода Д. Чулков выстроил неподалеку от Искера укрепленный острог Тобольск[348]. Сеид-хан вскоре был пленен, а столица ханства окончательно запустела. Кучум пытался продолжать борьбу, но потерпел поражение и бежал в Барабинские степи. Чтобы прочно обосноваться в Сибири, русские выстроили в бассейне Оби и Иртыша множество укрепленных острожков. В глухих таежных местах возникли городки Березов, Обдорск, Сургут, Нарым, Тара. Летом 1598 г. становища Кучума подверглись окончательному разгрому. Воеводы, быстро продвинувшись в глубь Барабинских степей, внезапно напали на ханскую ставку. Согласно официальным заявлениям русского правительства, воеводы пленили множество мурз и побили до 10 тыс. татар[349]. Сибирское ханство перестало существовать и угрожать русским владениям.

Глава 9

Кабала и барщина

Значительную часть населения в новгородском поместье составляли помещичьи «люди», обрабатывавшие барскую пашню и служившие при барском дворе. Их связывали с феодалами различные формы зависимости. Личные архивы новгородских помещиков XVI в. не сохранились до наших дней, но их следы можно обнаружить в записных и кабальных книгах по Новгороду за 90-е годы XVI в. В связи с обязательной регистрацией «крепостей» на холопов и кабальных людей, проведенной властями в конце XVI в., новгородские помещики представили в съезжую избу все имевшиеся в их распоряжении документы, удостоверявшие их право на «людей», включая духовные, деловые и холопьи грамоты, служилые кабалы. Помещики, чьи предки водворились на новгородских землях при Иване III, зарегистрировали все свои «крепости», накопившиеся в их личных архивах в течение века. Тщательное сопоставление документов помещичьих архивов, отразившихся в поздних записных книгах, с последовательными описаниями земельных владений тех же помещиков в писцовых книгах позволяет реконструировать историю «двора» ряда новгородских феодалов с большой степенью точности и полноты.

Дворяне Новокрещеновы владели новгородским поместьем с конца XV до начала XVII в. Ранние документы из их «архива» восходят к 70—80-м годам XV в., поздние — к 90-м годам XVI в. Сохранились описания их поместий в писцовых и «отдельных» книгах. Все это позволяет проследить состав помещичьего «двора» на протяжении века. В 1472–1473 гг. Федор Новокрещенов составил духовную грамоту, на основании которой его наследники поделили дворню: «По приказу и по духовной мужа своего, Федора Новокшенаго, Огрофена Федорова, жена Новокшенова, да Федоровы дети Новокшенова по приказу отца своего, Федора, Олексей, да Иван, да Яков, да Григорий, да Борис поделили со своей матерью, с Огрофеною, людьми отца своего Федоровыми холопи и робами». Старший сын Федора, Иван Новокрещенов, получил поместье в Водской пятине и в 80—90-х годах XV в. осел на земле: выстроил себе «большой двор» в сельце Холуи и завел барскую пашню — около 48 десятин в трех полях. Старая дворня — несколько унаследованных от отца холопов и «роб» — не удовлетворяла помещика, и он набрал себе новую. В 1501 г. ему продался Д. Якушев: «…а взял на собе у него 2 рубля, а за те деньги дался в селцо Холуи на ключ, а по ключу в холопи». На протяжении трех десятилетий помещик сделал следующие приобретения: за 3 руб. купил «в полницу» Ф. Савелова, за 5 руб. — И. Андреева с женой, за 2 руб. — К. Бугарова, за 2 руб. — И. Савелова, за 2½ руб. — «робу» Арину с дочерью, за 3 руб. — А. Мануйлова, за 1½ руб. — «робу» Мавру, за 1 руб. — двух детей новгородца, Федотку и Обросимка, за 3 руб. — К. Лутьянова, за 2 руб. — второго ключника и, наконец, за 2 руб. — Б. Васюкова[350]. На протяжении 1488–1511 гг. помещик истратил на покупку холопов 16,5 новгородских рублей.