Михаил Вострышев - Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы Страница 27

КИСТЕР. Прошу вас, господин судья, поместить в протоколе, что вы до начала разбирательства по настоящему делу и до выслушивания сторон отпустили свидетеля полицмейстера Поля.

СУДЬЯ. Это вовсе не относится к делу. Я имел право и совсем не вызывать свидетелей.

Полунощные картежники

С 7 на 8 июля 1869 года в 12 часов ночи заведующий Даниловской слободой Москвы господин Уклонский, проходя с двумя полицейскими унтер-офицерами, заметил, что сквозь щель оконной ставни питейного заведения цехового Никифора Савинова пробивается свет. Подойдя к окну, они увидели в щель ставни сидящих за столом самого Савинова, унтер-офицера Новикова и крестьянина Вавилова, которые играли в трынку. На столе лежали деньги, медь и серебро, и стояла водка. Тогда они подошли к дверям кабака и стали требовать, чтобы им отперли. Огонь в минуту погас. Жена Савинова отворила дверь и спросила: «Что вам угодно?» Полиция вошла в заведение. Зажгли огонь. Кроме хозяина и хозяйки в заведении, на первый взгляд, никого не было. Но, подняв перину, полиция увидела унтер-офицера Новикова. Другой игрок был отыскан на печке. Тотчас на месте составили акт.

Судья, вызвав Савинова, спросил его: признает ли он себя виновным в том, что в ночь с 7 на 8 июля завел картежную игру в своем заведении?

САВИНОВ (весь трясется). Играли-с, ваше благородие, сиятельство. Играли-с вдвоем с Вавиловым.

СУДЬЯ. А Новиков играл?

САВИНОВ. Никак нет-с. Он пришел часов в одиннадцать, выпил, а в карты не играл. Играли мы с Вавиловым, только не на деньги, а на косушку водки.

Вавилов показал, что, действительно, они играли в карты, кроме Новикова. Только в дураки, а не в три листа.

СУДЬЯ. Не припомните ли, по скольку карт сдавали?

ВАВИЛОВ. По четыре.

СУДЬЯ. Да вы, наверное, никогда в дурака и не играли?

ВАВИЛОВ. Никогда, ваше благородие. В жизнь мою карт в руки не брал.

СУДЬЯ. Как же, вы говорите сами, что играли в дурака с Савиновым?

ВАВИЛОВ. Это точно-с, что играли. Только на две косушки.

СУДЬЯ. Ну, хорошо. А когда пришел Новиков, играл ли он с вами в карты?

ВАВИЛОВ. Играл ли он, не упомню. А пришел эдак в часов двенадцать, ночью.

СУДЬЯ. Заведение еще было отперто?

ВАВИЛОВ. Никак нет-с, заперто было.

СУДЬЯ. Каким же образом вошел Новиков?

ВАВИЛОВ. Это уж вашему здоровью не могу сказать. Должно быть, заведение было отперто.

Новиков показал, что пришел к Савинову в 11 часов вечера. В дурачка сначала играли Савинов с Вавиловым, а потом и он, Новиков, подвыпивши, присоединился к ним. Играли не на деньги, а на водку. Деньги, может, и лежали на столе, но этого он не припомнит.

Судья определил оштрафовать цехового Савинова на 40 рублей, а в случае несостоятельности к платежу подвергнуть аресту на десять дней. Савинов на это решение изъявил удовольствие.

Посягательство на личную свободу

Дворянин Николай Николаевич Дурново принес мировому судье Александровского участка Москвы жалобу, суть которой в том, что 14 июля 1869 года, в три часа пополудни он проходил мимо дома синодальных певчих на Большой Никитской улице и, увидев во дворе одного из певчих, просил его передать своему знакомому, регенту хора господину Звереву девяносто седьмой номер «Петербургской газеты». Потом господин Дурново отправился в соседнюю колониальную лавку купца Морозова, куда вслед за ним вошел дядька малолетних певчих унтер-офицер Федор Андреевич Панкратьев и объявил, что не выпустит господина Дурново из лавки, потому что синодальный прокурор надворный советник Потемкин приказал его задержать. Не желая подчиниться произволу частного лица, господин Дурново хотел выйти из лавки, но Панкратьев взял его за рукав и удержал. Господин Дурново все-таки освободился и ушел в палисадник, где сел на скамью под тенью кустарника. Панкратьев между тем созвал городовых и препроводил господина Дурново в квартал, где надзиратель 2-го квартала Тверской части господин Катарский объяснил ему, что господин Потемкин сказал, что господин Дурново печатает в газетах «Русский» и «Петербургская газета» возмутительные статьи и просил задержать его. Обо всем этом был составлен акт.

В конце своей жалобы господин Дурново написал: «Я не нахожу никакого смысла в предлоге к аресту человека за то, что он помещал в газетах статьи, и потому прошу поступить с Панкратьевым на основании 142-й статьи Устава о наказаниях».

Панкратьев виновным себя не признал. Поверенный обвинителя князь Урусов объяснил, что обвиняет Панкратова в самоуправстве — проступке, предусмотренном 142-й статьей Устава о наказаниях, не различая того, действовал ли он по личному побуждению или по приказанию господина синодального прокурора.

ПАНКРАТЬЕВ. Самоуправства, ваше высокоблагородие, никакого не было. Господин Дурново очень часто ходил к нам и возмущал малолетних певчих против начальства разными словами. А я, дядька, приставлен смотреть за ними. Ну, я и попросил полицию арестовать господина Дурново. Прежде я говорил ему, чтобы он не ходил к нам. Он перестал ходить, а стал подсылать разносчиков с такими газетами, где был вред для нашего прокурора. Что же тут было делать!

СУДЬЯ. Расскажите подробнее все обстоятельства этого дела.

ПАНКРАТЬЕВ. Никаких, ваше высокоблагородие, обстоятельств нету. Просто, стою я на дворе — и дети тут гуляли. Вдруг является господин Дурново и сует газету одному мальчику. Тот, известное дело, взять побоялся. Тогда господин Дурново бросил эту газету на землю и сказал: «Вот вам». А потом убежал. Я погнался за ним, потому что газета, брошенная им, была очень вредна для прокурора, и нашел его в лавке Морозова. Он бросился через задний ход в палисадник и спрятался в кустах. Там я его и взял и представил квартальному.

СУДЬЯ. Господин Дурново побежал от вас или просто пошел?

ПАНКРАТЬЕВ. Это уж не могу доложить вам в точности.

СУДЬЯ. Какое же вы имели право его задержать?

ПАНКРАТЬЕВ. А, значит, начальство приказало!

КНЯЗЬ УРУСОВ. С какой целью вы задержали Дурново?

ПАНКРАТЬЕВ. Никакой цели-с тут не было, а доложу вам, просто приказано было отправить его в квартал.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Скажите, кроме наблюдения за малолетними певчими, вы обязаны также наблюдать и за посторонними лицами?

ПАНКРАТЬЕВ. Так точно-с. К нам на двор ходить без надобности не велено.

Свидетель со стороны обвинения приказчик господина Морозова Иван Кузьмин показал, что господин Дурново вошел, а не вбежал к ним в лавку. Почти вслед за ним явился Панкратьев и, встав на пороге, сказал ему: «Вы бросили к нам "Петербургскую газету". За это я вас отсюда не выпущу». Брал ли Панкратьев господина Дурново за рукав, этого он, свидетель, не видел, ибо все время стоял за прилавком.

КНЯЗЬ УРУСОВ (судье). Я покорнейше прошу вас прочитать полицейский акт. Доверитель мой сообщил мне, что показания, данные господином Кузьминым в полиции и здесь, различны.

СУДЬЯ. Акт этот вовсе не относится к настоящему делу, а потому я считаю излишним зачитывать его.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Но в акте, как заявил мой клиент, находится описание происшествия 14 июля и также показания об этом господина Кузьмина.

СУДЬЯ. Но ведь господин Кузьмин налицо.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Да. Только между первым и вторым показаниями есть разница. (Кузьмину.) Вы давали показания при составлении в полиции акта?

КУЗЬМИН. Давал-с. А как господин Панкратьев брал господина Дурново за рукав, не видел.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Противоречие в показаниях одного и того же лица может быть вовсе не умышленное, но случайное. Поэтому я и прошу прочитать ту часть акта, где содержится показание господина Кузьмина.

СУДЬЯ. Я считаю показание свидетеля гораздо важнее чтения акта, тем более что акты эти пишутся иногда безграмотно.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Речь идет о проступке, заявленном полиции, почему и был составлен этот акт.

СУДЬЯ. Нет, это вовсе по-другому. Впрочем, я и сам не прочел хорошенько акта.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Потому-то я и прошу вас прочитать. Тем более что акт этот имеет признаки официального документа, в нем содержатся все обстоятельства разбираемого дела и на основании…

СУДЬЯ (перебивает). Я прошу вас выслушать мое постановление по вашему вопросу: «Относительно заявления поверенного обвинителя о прочтении полицейского акта, я полагаю ему в этом отказать».

Михаил Сперанский, свидетель со стороны обвиняемого, показал, что 14 июля, находясь во дворе у крыльца, услыхал, как певчие мальчики закричали: «Николай Николаевич прошел!» И увидел, что последний, то есть Н. Н. Дурново, бросил им газету, которую один из мальчиков поднял и отдал дядьке Панкратьеву.

КНЯЗЬ УРУСОВ. Вы знаете, что Панкратьеву было велено задержать Дурново?

СПЕРАНСКИЙ. Нет-с.

КНЯЗЬ УРУСОВ (судье). Господин Дурново заявил мне, что у него есть три свидетеля, готовых показать под присягой, что синодальный прокурор господин Потемкин был подстрекателем в этом деле.