Михаил Вострышев - Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы Страница 26

СУДЬЯ. Этого я не знаю. Вы скажите мне: чего вы хотите?

ФИЛИППОВА. Спросите обо всем свидетелев. Авось, они для таких ден (судебное разбирательство проходило через несколько дней после праздника Светлого Воскресения) не покривят душою.

СУДЬЯ. В акте свидетели отвергают ваше показание.

ФИЛИППОВА. Хоша они и привергают меня, потому что сами к Надежде Александровне приверженность большую имеют, а я уповаю на Господа Батюшку да на мирового судью.

СУДЬЯ. Стало быть, вы желаете, чтобы я спросил свидетелей?

ФИЛИППОВА. Отец ты мой родной, ничего я и сказать не могу. Как вашей милости будет угодно, а я как есть человек убитый.

Судья приступает к допросу свидетелей. Цеховая Захарова показала, что Филиппова жила у Кирпичевой в кухарках, что 15 марта она ввязалась в ссору работников и хозяйка сказала ей: «Ты мешаешься не в свое дело, иди в кухню». Но Филиппова продолжала браниться. Кирпичева, желая положить этому конец, взяла ее за руку, чтобы отвести на кухню. Тогда Филиппова легла ничком на пол и стала кричать, что ее бьют, душат.

ФИЛИППОВА (свидетельнице). Катерина Ивановна, вздохни на Господа Бога, убойся Его! У нас у всех смерть-то на носу сидит — не нынче, так завтра. Душу ты губишь свою, напрасно ты говоришь все это — вы меня замертво подняли.

ЗАХАРОВА. Я говорю правду.

ФИЛИППОВА. Исправь тебя Господи ради Светлого Воскресения, так-то.

Свидетель рядовой Николаев показал то же самое, что и Захарова.

ФИЛИППОВА (вздыхая). Дай Бог тебе, батюшко, лечь так для Воскресения Христова.

Остальные свидетели — цеховые Александр Юдин Усов и Николай Гаврилов и мещанин Александров — дали показания, во всем согласные с показаниями Захаровой и Николаева.

СУДЬЯ (Филипповой). Вот я и свидетелей спросил, все они показывают против вас.

ФИЛИППОВА. А Господь-то, батюшко, где? Он все видел. Они все подвержены Надежде Александровне. Александр-то Юдич с Надеждой Александровной и пьет, и ест из одной ложки. Вот как перед Богом говорю: изувечила она меня, врозь разбила.

СУДЬЯ. Этого я не вижу. Вы, слава богу, целы.

ФИЛИППОВА. Ох-хо-хо! Батюшко, батюшко мой, что тут видеть-то. Я одна, а они все на меня. Я на вас да на ваше здоровье…

СУДЬЯ. Ну, будет. Не хотите ли вы прекратить это дело?

ФИЛИППОВА. Как вашей милости угодно будет. Я, значит, на все согласна, только вы на мое оскорбление потрудитесь.

СУДЬЯ. Что же вы желаете: деньги получить с госпожи Кирпичевой за оскорбление?

ФИЛИППОВА. Деньги, деньги, батюшко, потому, хоть я и навек несчастной быть должна, а зла лиходейке своей не желаю, Господь с нею.

СУДЬЯ. Сколько же вы хотите получить?

ФИЛИППОВА. Сколько вы, кормилец и защитник мой, положите.

СУДЬЯ. Ну, пять?.. Десять рублей?

ФИЛИППОВА. Нет, батюшко мировой судья, десяти рублей мало, потому сколько они меня по кварталам мучили, все жилы из меня вытянули. Вот Александр Юдич знает все, только говорить не хочет, потому у них с Надеждой Александровной «лен не делен»…

СУДЬЯ. Перестаньте говорить вздор.

Судья постановил: считать Кирпичеву по суду оправданной, а Филиппову обязать вознаградить ее за убытки. Поверенный Кирпичевой изъявил на это удовольствие.

ФИЛИППОВА. Где же законы эти?

СУДЬЯ. Вы пустяков не болтайте, а отвечайте: довольны вы моим решением или нет?

ФИЛИППОВА. Нет, батюшко мировой судья, недовольна, как есть недовольна. Вы бы приступили ко мне, хошь бы оскорбленьем удовлетворили меня. Я несчастною стала. Небось, сама-то Надежда Александровна схоронилась, не пошла ко кресту и Евангелию, а подставного прислала…

СУДЬЯ (перебивая). Так вы недовольны?

ФИЛИППОВА. Совсем недовольна, и жалиться буду — это уж за первый долг сочту.

Угроза отрубить голову

У мирового судьи Тверского участка Москвы господина Зилова происходило разбирательство по жалобе студента Павла Кистера, обвинявшего князя Федора Урусова в нанесении ему оскорбления действием и в угрозе отрубить ему голову. Вот содержание жалобы господина Кистера:

«23 мая 1869 года в 12-м часу ночи я вместе со студентом Анатолием Лазаревским шел по Петровке и на углу Петровки и Камергерского переулка встретили мы трех женщин, из которых в одной я узнал свою знакомую З. Д. К-берг. Думая пошутить с нею, я подошел и сказал: "Зачем вы так поздно ходите одни?" На этот вопрос госпожа К-берг с неудовольствием заметила: "Как вам не совестно, Кистер, приставать поздно к женщинам?" Убедившись из этого замечания, что моя шутка была истолкована в другую сторону, я, не продолжая разговора, сказал: "Извините" и пошел дальше. Моя знакомая со своими двумя спутницами также продолжала путь, и когда они от меня были приблизительно шагах в трех, вдруг подбегает ко мне какой-то военный, толкает меня в грудь и кричит, обнажив саблю: "Я вам голову отрублю!" Я сначала испугался такой беспричинной и неожиданной угрозы, приняв военного за пьяного, и отошел в сторону. Военный подошел к трем женщинам, которые, услышав шум, остановились, и в числе которых была госпожа К-берг. Он взял одну из них под руку и, как ни в чем не виноватый, пошел дальше. Тогда я, оправившись от первого замешательства, остановил его и сказал, что я не желаю начинать дела и вызывать госпожу К-берг в суд в качестве свидетельницы и потому только предлагаю ему извиниться предо мной. "В противном случае, — сказал я военному, — я, несмотря на нежелание, принужден буду жаловаться". Военный, несмотря на просьбы дамы, с которой он шел, отвечал, что он не желает извиняться. "В таком случае, — сказал я, — я принужден буду просить вас пожаловать в контору для составления акта".

Узнав от городового, где находится контора, мы сначала отправились проводить дам до извозчика. На пути нас догнал полицмейстер господин Поль, который, узнав, в чем дело, уговаривал нас помириться, предлагая мне извиниться перед военным за дерзость, которую я будто бы нанес его даме. На это я возразил, что никаких дерзостей я не говорил и что мои слова не были бы дерзостью даже и в таком случае, если бы я их сказал и незнакомой даме. Господин Поль согласился, что в моих словах не было ничего оскорбительного, но что военный не мог иначе поступить, так как между дамами была, может быть, дама его сердца. Князь Урусов сказал, что вынимал саблю лишь для того, чтобы погреметь ею и тем попугать меня. При этом он даже на примере показал господину Полю, как он вынимал и вкладывал саблю. Когда же я отвечал, что не испугался бы погремушек, то князь Урусов сказал, что отрубил бы мне голову, если бы я полез на него. На вторичное мое предложение извиниться военный снова выразил нежелание. Тогда я просил господина Поля распорядиться о составлении акта и узнать фамилию и местожительство военного. Господин Поль сказал, что он знает этого военного очень хорошо, что он адъютант генерал-губернатора князь Федор Михайлович Урусов. После этого мы расстались.

Спустя несколько дней госпожа К-берг через студента господина Зографа поручила мне передать как своему хорошему знакомому желание свое, чтобы я покончил это дело. Я отвечал господину Зографу, что госпоже К-берг хорошо известно, что я никаких дерзостей не говорил и что ей лучше попросить князя Урусова извиниться передо мною. До сих пор этого извинения не последовало. Считая вышеприведенные слова и действия князя Урусова проступками, предусмотренными статьями 135, 139 и 140 Устава о наказании, налагаемом мировым судом, я покорнейше прошу подвергнуть князя Урусова уголовной ответственности».

На разбирательство этого дела явились студент Павел Кистер, поверенный обвиняемого Николай Струков и полицмейстер Поль в качестве свидетеля, который, явившись за несколько минут до начала разбирательства, был отпущен судьей, объявившем ему, что разбирательство по этому делу по неподсудности оного не состоится. Затем судья вызвал обвинителя и поверенного обвиняемого.

СУДЬЯ. Разбирательства по этому делу не будет, так как я его признаю неподсудным себе.

КИСТЕР. Прошу вас, господин судья, прочитать поданную мною жалобу.

СУДЬЯ. Я читал уже.

СТРУКОВ. Я также прошу вас, господин судья, прочесть жалобу господина Кистера, потому что мне неизвестно, в чем обвиняется мой доверитель.

Судья читает жалобу, содержание которой приведено выше.

СТРУКОВ. Дело это я считаю неподсудным мировым учреждениям на основании 219-й и следующих за нею статей Уголовного судопроизводства, так как доверитель мой князь Урусов находится на действительной службе.

СУДЬЯ (прочитав 219-ю статью). Исключение из этой статьи допускается лишь в том случае, когда является несколько обвиняемых. Здесь обвиняемый один, поэтому я и определил: так как обвиняемый князь Федор Михайлович Урусов — гвардии штабс-ротмистр и адъютант при генерал-губернаторе, то согласно вышеозначенной 219-й статьи Устава уголовного суда признаю дело это себе неподсудным.