Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь Страница 28

Но, наверное, самая удивительная судьба досталась доходившему в Тобольске от бескормицы штык-юнкеру Юхану Густаву Ренату.

Глава 15

Швед

О жизни Юхана Густава Рената до русского плена мы не знаем ничего. То есть вообще. В мировой истории он возникает в 1709 году, когда штык-юнкер (по нашему говоря — сержант) шведской артиллерии попадает в русский плен после знаменитого Полтавского сражения. Как и многие другие пленные шведы, он был отправлен в Москву, а оттуда в 1711 году — в Тобольск.

В Тобольске Ренату, как и другим шведам из рядового и сержантского состава, жилось неплохо — много лучше, чем их бывшим офицерам. Вскоре, впрочем, жизнь стала гораздо тоскливее — работы не было, пайка стабильно уменьшалась, и Ренат начал подумывать о переходе на русскую службу.

Поэтому, когда в 1716 году всесильный князь Гагарин собирал подкрепление для команды подполковника Бухгольца, в эту команду записался и Ренат. Но — и это важно — никаких документов о переходе на русскую службу он не подписывал. Судя по всему, именно в Ямышевской крепости Ренат собирался принять окончательное решение — присоединяться ему к Бухгольцу или нет, а пока официально считалось, что штык-юнкер «ехал к родственникам своим в Ямышевскую крепость для свидания». Примечательно, что родственником этим был вышеупомянутый поручик Каландер, дока в инженерном деле и первостроитель Омска.

Дальше вам известно — до Ямышева конвой не дошел совсем немного, напоролся на джунгар, сутки бился в окружении, сдался и был использован для психологического давления на осажденный гарнизон.

Ну а потом для Рената наступили тяжкие будни нового плена. Как писал Владимир Анисимович Моисеев, один из лучших наших специалистов по истории Джунгарского ханства: «Вместе с другими пленниками Ренат первое время выполнял тяжелую физическую работу: ломал и возил камни, заготавливал дрова, копал землю[71]».

Но потом, похоже, предприимчивому сержанту пришла в голову простая мысль — почему бы в новом плену не вести себя примерно так же, как в предыдущем? То есть — не основать какое-нибудь полезное предприятие? Дело облегчалось еще и тем, что Ренат, судя по всему, принадлежал к тому вымирающему ныне типу людей, которых называют «руки золотые» или «на все руки мастер». Бывают такие люди, которым бог талант спрятал в руках, и за что они не возьмутся — все спорится.

Начинал Ренат с сукноделия. Как рассказывал позже вернувшийся из джунгарского плена житель города Кузнецка Иван Сорокин, уже через полтора года после пленения Ренат землю больше не копал, а вместе со своим товарищем поручиком Дебешем начал «делать сукна как украинские и учить контайшинцов, чего для и мельницы завели, от чего ныне в контайшинских улусах немалое число из природных контайшинцов суконщики находятся».

Дальше — больше. Слух о рукастом шведе пошел по степи, и вскоре Ренат меняет профиль — он начинает изготавливать бумагу и организовывает первую в Джунгарском ханстве типографию. Позже — открывает школу для джунгарских детей.

Это было очень кстати. Даже более чем кстати — для джунгарского правителя предприимчивый швед оказался просто находкой. Традиционное обывательское сознание обычно представляет кочевников эдакими наивными дикарями — да, страшными в битве, но все-таки простоватыми, недалекими и, что греха таить, глуповатыми. Эдакие неиспорченные «дети природы» со своими луками, лошадьми, юртами и кумысом.

И это высокомерное заблуждение стоило жизни многим чванливым европейцам. Технологическое отставание вовсе не предполагает отсталости умственной. Процент умных и дураков вообще всегда и везде одинаков — во все времена и во всех социальных группах. Джунгары развивались в ином направлении, нежели европейцы — это да, но во всем остальном это были взрослые, дальновидные и мудрые люди. И у их правителей было вполне достаточно аналитических способностей, чтобы оценить обстановку и понять — молодая держава, живущая в окружении России и Китая, может выстоять, выжить и реализовать свои амбиции только если сравняется с соседями в развитии. Да, да, все тот же знакомый лозунг: «У нас есть немного лет, за которые мы или сделаем рывок, или нас сомнут».

Именно поэтому все свое царствование Цэван-Рабдан усиленно внедряет то, что сейчас именуют «новыми технологиями». Кочевники традиционно зависят от оседлых жителей в вопросе продовольствия, и Цэван-Рабдан буквально силой насаждает среди подданных земледелие. Да, у Джунгарии имелись земледельческие области — захваченный еще в самом начале джунгарской истории Восточный Туркестан или Малая Бухара. Ойратский хан не довольствуется этой житницей, понимая, что концентрировать производство хлеба в одном месте в условиях непрекращающейся войны слишком опасно. И вот уже уйгуров переселяют в исконно джунгарские земли, требуя обучать природных кочевников земледелию. После посольства Унковского в русской Коллегии иностранных дел была составлена аналитическая справка о состоянии дел в кочевой империи. Там, в частности, писалось:

«Перед тем временем, как Унковский был, лет за 30, хлеба мало имели, понеже пахать не умели. Ныне пашни у них от часу умножаются, и не только подданные бухарцы сеют, но и калмыки многие за пашню приемлются, ибо о том от контанши приказ есть. Хлеб у них родится: зело изрядная пшеница, просо, ячмень, пшено сорочинское.[72] Земля у них много соли имеет и овощи изрядные родит… в недавних летах начали у него, контайши, оружие делать, а железа у них, сказывают, что довольно находится, из которого панцыри и куяки[73] делают, а завели отчасти кожи делать и сукна, и бумагу писчую у них ныне делают[74]».

Кто делал ойратам сукна и писчую бумагу, вы уже в курсе, но основная забота джунгарского хана в развитии собственного производства, была, естественно, иной. Если твоя страна представляет собой, по сути, военный лагерь, если она ведет непрерывную войну, то основная твоя забота, естественно, не о бумажной промышленности. Если вы несколько десятилетий живете под лозунгом «Все для фронта, все для победы», если в ханстве «по вся лета сбирают со всех улусов в Ургу к контайше по 300 и больше баб и чрез целое лето за свой кошт шьют к латам куяки и платье, которое посылают в войско», главное, что тебе нужно — это современное оружие.

Но проблема осложнялась тем, что оба высокоразвитых соседа, и Россия, и Китай, вовсе не рвались продавать джунгарам «огнестрел». Собственно, они его вообще не продавали, прекрасно понимая, что завтра из этого же ружья могут выстрелить и в тебя. Поэтому все поступления оружия к джунгарам ограничивались военной добычей да нелегальными закупками. Вороватые прапорщики на оружейных складах, для которых деньги не пахнут, а совесть — неведомая химера, существуют во все времена и при всех режимах.

Джунгар эти крохи, конечно же, не устраивали, поэтому заветной мечтой ойратских владык было наладить оружейное производство у себя. С легким вооружением вопрос сдвинулся с мертвой точки в самом начале XVIII века — как сообщают «Памятники сибирской истории», русский слесарь Зеленовский уже в первых годах нового столетия завел у Цэван-Рабдана ружейное дело. Но главные помыслы Рабдана были, естественно, о «богине войны» — артиллерии. Именно она в то время все чаще и чаще решала исход сражений, но вот беда — пушку под полой из склада не вынесешь, и в качестве трофеев они доставались чрезвычайно редко, так как охраняли их люто и при поражении спасали в первую очередь. Даже в русской армии до конца XIX века действовал неписаный, но незыблемый закон — захватившие в бою артиллеристское орудие автоматически представлялись к «Георгию». Поэтому с пушками у джунгаров была просто беда.

Мы не знаем, кто, когда и как сделал Ренату предложение, от которого нельзя отказаться. Может быть, преуспевшему шведу тонко намекнули, может быть — сказали все прямым текстом. Дескать, сукна и бумага — это очень хорошо, они, конечно, принесут тебе деньги, и ты наверняка скоро сможешь выкупиться и стать свободным человеком. Но чтобы стать не свободным, а большим человеком — нужно совершенно другое. И ты, штык-юнкер артиллерии, наверняка понимаешь — что.

Мастеровитый пленный швед, повторюсь, был для джунгар уникальной находкой. Его ничто не связывало ни с Россией, ни с Китаем. Принимая это предложение, он не мог ощущать себя предателем, или испытывать угрызения совести. Да и награда была обещана нешутейная — богатства хан ему сулил сказочные, и, самое главное, дал слово, что если он «ево людей всему тому научит, чему сам искусен», отправить его на родину через Индию.

Так или иначе, но «Аренар» (так Рената называли джунгары) предложение принял и начал лить пушки. Когда это произошло — не очень понятно. Сам он впоследствии уверял, что «всех пушек зделал токмо четырехфунтовых 15, да малых 5, да мартир десятифунтовых з дватцать». Уже знакомый нам «возвращенец» Сорокин утверждал в 1731 году, что лить пушки Ренат начал «тому лет с пять назад» и всего изготовил около тридцати орудий — пушек, мортир и зарядов к ним, подготовив и артиллерийскую прислугу из ойратов. Но эти сведения наверняка ошибочны — вернувшийся русский посланник в Джунгарии в 1722–1724 годах Иван Унковский свидетельствовал, что, когда он прибыл в ставку хунтайджи, Ренат уже вылил шесть медных пушек и три мортиры.