Ирина Карацуба - Выбирая свою историю."Развилки" на пути России: от Рюриковичей до олигархов Страница 3

Противопоставление России Западу особенно усердно насажда­лось в эпоху Николая I. Перо Михаила Погодина было отзывчиво на пожелания начальства, и он писал, что в Западной Европе государства возникали в результате завоевания (например, галлов франками, бриттов норманнами), а на Руси — добровольного призвания варягов новгородцами. Поэтому русская история бесконфликтна и проникнута «народностью» (т. е. идеей единства русского народа и единения его с царем), а западная началась с порабощения и движется социальной борьбой и т. д.

Впоследствие представление об исконном существовании монар­хии на Руси было усвоено и «государственной школой» историков и марксистской историографией. Так, М.Н. Покровский считал воз­можным говорить о «варяжском абсолютизме» в Древней Руси. Да и в наши дни, открыв любой школьный учебник, мы непременно обна­ружим в начале главки сакраментальную формулу: «Во главе Руси стояли великие киевские князья, которые были полноправными пра­вителями страны», позднее переходящую в тезис о Киевской Руси как о «раннефеодальной монархии». А популярный политик запросто мо­жет заявить с экрана телевизора, что гражданское общество в России невозможно, ибо ее «естественный путь» — самодержавие.

Между тем при обращении к первоисточникам уже в эпизоде с призванием варягов обнаруживается устройство власти, весьма дале­кое от самодержавной монархии.

Древнейший летописный свод «Повесть временных лет» под 862 годом сообщает, что несколько племен, населявших севе­ро-запад современной России, — ильменские словене, кривичи и чудь, платившие дань варягам, — возмутились, «изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усо­бица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: "Пои­щем себе князя, который бы владел нами и судил по праву ". И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, — вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: "Земля наша велика и обильна, а по­рядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами". И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля».

Распространенная в XVIII—XIX вв. трактовка варяжского приз­вания как момента образования государства давно оставлена наукой. В момент же своего появления она была вполне основательной науч­ной гипотезой, поскольку считалось, что феодальные отношения воз­никают только в результате завоевания, когда иноплеменные победители «надстраиваются» в качестве высшего сословия над под­властными и порабощаемыми племенами. Поскольку по крайней ме­ре с XII столетия на Руси несомненно обнаруживались элементы со­циальной (экономической и политической) конструкции близкой к феодальной, то естественно было историкам искать и завоевателя. Варяги вполне подходили на эту роль. Когда к концу XIX в. выясни­лось, что феодальные отношения могут возникать без всякого завое­вания, гипотеза потеряла основание и из научной литературы переко­чевала в пропагандистские брошюры, изготавливавшиеся как в Рос­сии, так и в Европе для моральной подготовки подданных к войне (от Семилетней в XVIII в. до холодной — в XX в.).

Впрочем, просто при внимательном чтении летописного известия становится очевидным, что призвать кого-либо, хотя бы и варяга, для исполнения общественных функций можно только в том случае, если сами эти функции уже существуют, когда есть кому и куда призывать. В известии о призвании Рюрика мы несомненно обнаруживаем три важнейших элемента политической конструкции Древней Руси в их взаимодействии. На первом плане выступает здесь собрание предста­вителей племен, прообраз земской власти, известной нам по более поздним источникам как «вече». Вторую силу представляет призывае­мый «володеть и судить» князь. Князь приходит не один, он является в окружении соратников, пособляющих ему исполнять княжескую должность. Мифические братья Рюрика, бесследно исчезающие сразу после прибытия, по всей видимости, — плод недоразумения. Скорее всего, летописец, читая скандинавский источник, принял описание традиционного окружения варяжского предводителя — конунга — за имена его братьев: Синеус возник из «апе Ьиз» («свой род»), а Трувор из «Шга уаппд» («верная дружина»). Вооруженный отряд князя, его интернациональная дружина, составляет третий необходимый элемент древнерусской политической конструкции. Эти три силы нахо­дятся в сложном взаимодействии, которым и определяется все своеоб­разие нашей политической истории древнейшего периода.

В 1862 г. самодержавная империя увековечила в бронзе тот образ истории, который ее наилучшим образом устраивал. Выбор, сделан­ный нашими более отдаленными предками в 862 г., имел совершенно другой смысл. Во всяком случае, у современных историков есть вес­кие основания полагать, что если бы жителям Древней Руси довелось участвовать в открытии микешинского монумента, они пришли бы в недоумение, а разобравшись что к чему, потребовали бы поменять ярусы местами.

Земля наша велика и обильна

Историки много спорили и будут спорить впредь относительно реаль­ных событий, отразившихся в легенде о призвании варягов, произ­вольно и, по всей видимости, неточно отнесенных летописцем к 862 г. Идиллическая картина «добровольного призвания» во всяком случае не соответствует действительности. Скорее всего, тогда речь шла о призвании варяжского конунга с дружиной не на княжение, а для по­мощи в войне. Позднее варяги совершили «государственный перево­рот», сопровождавшийся избиением словенских предводителей и зна­ти, смутные воспоминания о котором сохранились в поздней Никоно­вской летописи (XVI в.). Под 864 годом там повествуется о том, как «оскорбились новгородцы, говоря: каково быть нам рабами, прини­мая столько зла от Рюрика и его родичей! В том же году убил Рюрик Вадима Храброго, и других многих перебил новгородцев его советни­ков». В 867 г., по сообщению той же летописи, «убежали от Рюрика из Новгорода в Киев много новгородских мужей». Так что варяжская династия утвердилась в Новгороде не без борьбы, но все попытки бо­лее детальной реконструкции тогдашних событий сталкиваются с ост­рой нехваткой надежных источников, и все выводы остаются в выс­шей степени гадательными.

Несомненно, однако, что летописец, повествуя о событиях IX в., осмысливает их через реалии конца XI — начала XII столетия, когда политическая система Древней Руси вполне оформилась и на основе племенных союзов завершилось образование волостей-земель.

Прежде всего приходится устранить обманчивую ясность слова «земля». О какой земле говорится в речах, вкладываемых летописцем в уста словен, кривичей и чуди? Безусловно, имеются в виду не туч­ность новгородских почв и не лесные богатства. Землею, или во­лостью («властью»), именуется в наших летописях самостоятельная государственная область, находящаяся под управлением «города». Древнерусский город — автономный общественный союз, носитель су­веренитета. То, что в наших учебниках называется Древнерусским государством, по существу, представляло собой совокупность таких волостей. Во время похода Олега на Царьград он потребовал с греков дань не только для всех участвовавших в походе воинов со всех кораб­лей «по 12 гривен на уключину», но и — для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, Переяславля, Полоцка, Росто­ва, Любеча и для других городов, то есть в пользу всех общин, участ­вовавших в организации похода.

Древнейшие города возникают, как установили археологи, в ре­зультате слияния нескольких родовых поселков. Относительно Киева смутные воспоминания о существовании таких поселений сохраняют­ся в предании об основании города тремя братьями — Кием, Щеком и Хоривом. Точно так же образовались в результате слияния несколь­ких первобытных поселений Новгород, Суздаль и Смоленск. Анало­гичная картина прослеживается и в других городах.

Город возникал как центр взаимодействия нескольких племен, территориального, а не родового объединения — земли-волости, включавшей сельскую округу и малые укрепленные центры, подчи­ненные городу, числящиеся его «пригородами». О главенствующем положении старшего города свидетельствует множество эпизодов, описанных в летописях. В частности, в 1151 г. жители Белгорода от­казались открыть ворота Юрию Долгорукому, поскольку его не пус­тил к себе их старший город Киев.

Волости не были вполне устойчивы. Пригороды стремились к обо­соблению от своих городов и образованию самостоятельной земли-во­лости. Мотивы, толкавшие к такому обособлению, были не только ма­териально-меркантильными. Пригороды, конечно, тяготились воен­ными и финансовыми повинностями в пользу волостного центра, но главным образом стремление к обособлению порождала структура влас­ти в земле-волости. Чересчур крупные размеры волости препятствовали непосредственному участию жителей в осуществлении власти.