Илья Деревянко - Продажная шкура Страница 3

На следующий день договорились о связи. Шпиону дали адрес в Вене для писем и телеграмм, а документы велели отправлять через консула или по почте. Дзиковский вручил также порошок для тайнописи, который Гримм выкинул на обратном пути из Вены в окно поезда, решив, что ему «некогда будет возиться со всей этой химией по недостатку времени». Первоначальные услуги агента оценили в 5000 рублей, которые тот почти полностью истратил на подарки любовнице.

В начале 1901 года в Вене получили первую посылку. Новый агент усердствовал. Все глубже увязая в долгах, он стремился заслужить доверие новых хозяев, да к тому же расходы по-прежнему опережали доходы. «...Я все время жил вперед: получу деньги, проживу, наделаю долгов. Чтобы уплатить их – опять получу... уплачу эти долги и так далее, вплоть до дня моего ареста». Поэтому теперь Гримму нужны были не только те сведения, которые проходили через инспекторское отделение. Из следственных материалов выяснилось – Гримм активно искал связей в штабе Киевского военного округа. Судя по всему, он не добился здесь особого успеха. Однако уже после его ареста во дворе штаба Варшавского военного округа был обнаружен план сооружений крепости Ивангорода. Скорее всего тут не обошлось без участия Гримма, но доказать этого не удалось.

Не желая осложнять свое и без того плачевное положение, шпион все категорически отрицал. «...На предложенный мне вопрос о том, не знаю ли я или не слыхал о случае находки на дворе штаба округа около мусорной ямы листа с изображением позиций крепости Ивангорода, заявляю, что об этом факте мне решительно ничего не известно и об этом я ни от кого не слыхал». Забегая вперед, скажем, что на допросах шпион «чистосердечно» раскаивался лишь в том, в чем уличали найденные при обыске письма и копии документов. Из донесений тайного агента в Вене видно, что сообщников среди офицеров штаба Варшавского округа у Гримма не было. Наверное, план укреплений он составил сам, во время одной из служебных командировок. А вот каким образом документ оказался около мусорной ямы, можно лишь гадать. Вероятно, шпион просто потерял его, поскольку был весьма рассеян. Но вернемся к нашему рассказу.

Гримм и по месту службы стремился получить доступ к секретной информации вне своего отделения. Из его речи на следствии: «...новый старший адъютант мобилизационного отделения подполковник Генерального штаба Пустовойтенко был завален работой, разбирая кучу бумаг, накопившихся в шкафу и доставшихся ему по наследству от бывшего старшего адъютанта этого отделения... Я, разговаривая с ним по службе, увидел на столе синюю папку с ярлычком, на котором было написано: „Часть секретная. Всеподданнейший отчет“. „Вот кстати, – говорю я, – генерал Мартсон интересуется, как составлялись раньше отчеты. Они там что-то все время переделывают секретную часть. Дайте я покажу его превосходительству для примера, как это делалось раньше“. Сколько помню, я действительно имел такой разговор с окружным генерал-квартирмейстером и принес эти отчеты к нему, но не прямо, а сначала заехал к себе в отделение, быстро пересмотрел, за какие годы отчеты, и отнес их к генерал-майору Мартсону. Придя в этот же день в кабинет его превосходительства с какими-то бумагами, я, уходя, сказал, глядя на папку с отчетами: „Позвольте, ваше превосходительство, я передам это подполковнику Пустовойтенко“. Вспомнив о том, что подполковник Пустовойтенко может спросить об отчетах генерал-майора Мартсона, я пошел сказать, что отчеты у меня и я передам их ему сегодня или завтра. Пошел я, как помню, нарочно с фуражкой, чтобы иметь вид, как будто бы я уже иду домой, закончив занятия. Подполковника Пустовойтенко в отделении я уже не застал, а на другой день узнал, что он куда-то уехал дня на 2—3... Воспользовавшись его отсутствием, я взял отчеты и передал их для переписки трем писарям... При этом сказал, что это дело срочное, для начальника штаба. Писаря переписали эти отчеты в течение 10 рабочих часов».

Другой пример его изобретательности приводил капитан Федор Дубровский в докладной записке: «Пришел я как-то в прошлом 1901 году весной или летом за получением каких-то служебных справок к старшему адъютанту инспекторского отделения подполковнику Гримму в его служебный кабинет. Дав нужные справки, Гримм обратился ко мне с просьбой: „Генерал Пузыревский приказал мне взять из мобилизационного отделения копию „Весьма секретного распоряжения о разграничении и подчинении территории командующим армиями с указанием корпусов, входящих в состав этих армий“. Третьего дня я ходил к полковнику Орлову и просил его дать поскорее мне эти копии. Он обещал, но до сих пор не дал, оправдываясь массой работы, которой завален. Сегодня с утра я сам ходил к Орлову за этими копиями, но оказалось, что он уехал в командировку. У вас должны быть в отделении эти сведения. Дайте мне их хоть ненадолго, чтобы снять копии“. На это я спросил его: „А зачем они, собственно, вам нужны?“ – и Гримм ответил: „Мне они нужны для доклада генералу Пузыревскому, и они же послужат при составлении „Всеподданнейшего отчета“. Не считая себя, однако, вправе выдавать копии подобных распоряжений, я отказал Гримму. Тогда он стал просить, чтобы я дал ввиду неотложности дела. Не имея никаких оснований, а главное, подозрений, чтобы отказать старшему адъютанту инспекторского отделения, я через несколько минут лично принес ему вышепоименованные бумаги и передал из рук в руки. Подполковник Гримм положил эти бумаги у себя на столе. Тогда я предупредил его, что эти бумаги секретные, и, так как к нему в кабинет часто приходят посторонние люди, просил спрятать их в стол, что Гримм тут же и исполнил, заметив, что он и сам отлично знает, какие это документы. На следующий день или через день я лично получил от Гримма обратно полностью и в сохранности свои секретные бумаги“.

Работая на австрийцев, агент Гримм у себя в штабе заставил изрядно потрудиться штабных писарей, у которых излишнее служебное рвение начальника вызывало глухое недовольство. По свидетельству писаря Антона Кречетовича, писарь Курилович, который, на свою беду, научился печатать на машинке и поэтому получал наибольшее количество заказов, как-то воскликнул в сердцах: «Удивительно, зачем это адъютанту понадобился третий экземпляр „Всеподданнейшего отчета“. Уже просто надоело!»

В то же время агент усилил меры предосторожности и, чтобы избежать возможных подозрений, старался реже встречаться с австрийским консулом. В очередном письме в Вену он просил не передавать деньги через консула и обещал сам приехать за ними летом или осенью 1901 года.

Выпрашивая деньги у австрийцев, Гримм всячески набивал себе цену – у него, мол, сообщники в Петербурге, через которых можно в ближайшее время добыть сверхсекретную информацию. А для этого нужны деньги. Да, да, господа, деньги и еще раз деньги. Однако просьбы Гримма оставались без ответа. В это время руководители австрийской разведки точно так же, как и в России, сильно страдали из-за недостатка ассигнований и потому не любили выдавать авансов, а платили только за сделанную работу.

Вскоре подполковник снова отправился в Вену, взяв с собой «Высочайше утвержденную инструкцию командующему войсками по управлению Варшавским укрепленным районом» и «Секретную часть всеподданнейшего отчета командующего войсками за 1899 год». На вокзале его встретил Юлиан Дзиковский и отвез в отель «Фегетгофф» на узкую тихую улочку. На следующий день в 8 часов вечера он встретился с начальником разведотделения. Очередной «гонорар» в 12 000 рублей просителю выдали, но недвусмысленно намекнули: «Пора, дескать, съездить в Петербург».

И Гримм в скором времени действительно прибыл в Петербург со своей любовницей. Видимо, шпион решил показать кормильцам – он начал действовать! К тому же не исключено, что Гримм все же попытался через своих знакомых найти возможность получить информацию в Главном штабе. Если так, то он ничего не добился. В противном случае среди обнаруженных при обыске бумаг наверняка нашлись бы либо копии, либо пометки, указывающие на получение подобной информации. Уверенный, что действует очень ловко и не вызывает у окружающих ни малейших подозрений, Гримм хранил дома копии переданных за границу документов, даже не задумываясь о возможности разоблачения. Возможно, он надеялся продать их еще кому-нибудь, да и учет проделанной работы нужен.

Между тем в личной жизни Гримма бушевала буря. Терпению жены пришел конец – она атаковала Серафиму и ее мужа анонимными письмами. А однажды, встретив соперницу на улице, при многочисленной публике устроила дикий скандал. Доставалось и самому Гримму. И вот как раз в разгар семейных неурядиц он неожиданно получил на почте записку следующего содержания: «По поводу картин зайдите при случае и получите на почте письмо под известными инициалами». (В свое время шпион договорился с австрийцами, что письма будут приходить на почту до востребования на инициалы «А.Н.Г.», а сам отправлял письма в Вену под псевдонимом Иван, Софи, Рубин, Зарубин.) Записка была написана почерком Дзиковского и переправлена, судя по всему, через консула. Что было в самом письме, так и осталось тайной, поскольку Гримм на почту не пошел: семейная драма находилась в пике своего развития, а из-за слов «при случае» он решил, что письмо не имеет большого значения.