Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы Страница 31

В письмах Августу Петр сообщал, что прежние «промыслы» в Лифляндии будет продолжать, а кроме того, планирует «ныне и к литовским рубежам другим приступить, и промыслы чинить над неприятелем повелели». Действительно, Шереметев получил 5 августа указ: «Довольным людством итить на генерала (Шлиппенбаха. – Е. А.) и естьли бог даст счастие, подалее пойтить, и чтоб землю их, как возможно далее к Колывани (Нарве. – Е. А.) разорить».

На самом же деле Петр втайне от шведов и даже своего союзника готовил операцию севернее Лифляндии, а именно в Ингрии. В январе 1702 года Петр дал наказ главнокомандующему армией Шереметеву, в котором речь шла уже не о походах в Лифляндию, а о совсем другом направлении: «1. Проведать о короле (Карле XII. – Е. А.), где и сколько с ним (а по ведомостям больши нет как 18 000), также и о Краниорте, где и сколько с ним; 2. В Канцах и Орешке сколько людей; 3. Река Нева покрыта ль льдом или прошла, и когда вскрываетца; 4. Намерение есть при помощи божией по льду Орешик доставить, и чтоб для того дела больше Преображенскова, Семенофскова и дву драгунских из Новагорода не брать, да ладаских в прибавку, и для того надобно подвот сколко возможно собрать к Новугороду, а именно те 3000, которыя разпущены и велено кормить в ближних местех; 5. А для сикурсу их, оставя во Пскове осаду, з достальными итить господину фельдмаршалку со фсеми войсками конными и пешими (которых будет с 13 тысяч) на Самру и тут стаф, смотреть на обороты неприятелския и чтоб з божию помощию на выручку не допустить к Арешку и Канцам; 6. В Печерах оставить 1000 ч. городовых, кои поплоше, а изо Гдова вывесть стройных, для того что недолека от большова войска то месьта; 7. Послать для языка к Орешьку или к Канцам, чтоб достать самова доброва языка ис которова города; 8. Все сие приготовление зело хранить тайно, как возможно, чтоб нихто не дознался».

Продравшись сквозь орфографические и грамматические ошибки Петра, мы легко представим себе замысел царя и поймем, почему он так беспокоился о сохранении секретности плана. Петр задумал, проведя тщательную разведку, силами четырех полков захватить зимним временем Нотебург (Орешек) и Ниеншанц (Ниен, или Канцы). Остальная армия должна была наблюдать за шведами и не дать им прийти на помощь к своим невским крепостям. Более того, Петр пытался создать впечатление, что все его внимание сосредоточено на «промыслах» в Лифляндии. 17 августа он писал Шереметеву: «…чтоб ни было, только нам время, слава Богу, есть, и для того извольте вы еще довольное время там побыть и, как возможно, землю разорить или что иное знатное при божией помощи учинить, дабы неприятелю пристанища и сикурсу своим городам (на Неве. – Е. А.) подать было невозможно».

Задуманное же Петром не было очередным «промыслом». Это был план завоевания шведской Ингрии. Осуществление его позволяло разорвать коммуникации шведской группировки в Лифляндии и группировки генерала Кронгиорта, контролировавшей Ингрию, Карелию и Финляндию, а занятие Ниеншанца и Нотебурга позволяло взять под контроль главную водную артерию – Неву – на всем ее протяжении от устья до истока. Планировавшаяся в 1701—1702 годах операция была началом более грандиозного плана закрепления в устье Невы, подобного тому, что было на Азовском море. Однако идею стремительного захвата крепостей в начале 1702 года осуществить по каким-то причинам не удалось: возможно, шведы узнали о подготовке русских, возможно, Нева вскрылась раньше времени. Как бы то ни было, от своих намерений Петр не отказался. Летом 1702 года в Ладоге стали сосредоточивать в огромном количестве запасы вещей, которые могли пригодиться лишь для штурма крепостей, – лестницы, лопаты, мотыги, мешки с шерстью для защиты от пуль. Воодушевляла Петра к решительным действиям в Ингрии и международная обстановка. 5 августа Петр по поводу операций по разорению Лифляндии писал Шереметеву: «Война у голанцов и прочих с французом зачалась (война „за Испанское наследство“. – Е. А.). Изволь ваша милость разсудить нынешней случай, как увяз швед в Польше, что ему не только сего лета, но, чаю, ни будущаго возвратиться не возможно; также изволь размыслить, какое дальнее [расстояние] от вас до Варшавы, как возможно им оттоль с войском поспеть, хотя б и похотели». Тем более этот вывод распространялся на театр предстоящих крупных военных действий в Ингрии.

Взятие Нотебурга 11 октября 1702 года. Уменьшенная копия с гравюры А. Шхонебека

1703 г. 1770-е гг., с доски, изготовленной в 1712—1713 гг.

Следует отметить, что план наступления на Ингрию был оригинальным и неожиданным для Кронгиорта, сосредоточившего все внимание на защите левого берега Невы от войск П. М. Апраксина. Петр, отправившись в Архангельск под видом подготовки города к обороне от шведской морской диверсии, на самом деле предпринял нечто другое. 19 августа 1702 года он писал Августу «от пристани с моря, именуемой Нюхчи», о том, что «мы обретаемся близ границы неприятельские и намерены, конечно, з Божиею помощию, некоторое начинание учинить». Нюхча (Нюхоцкая пристань) на Белом море находилась в 170 верстах от Повенца, расположенного на северном побережье озера Онега. По проложенной в течение месяца дороге посуху, используя традиции русских волоков, было перетащено на плечах крестьян и солдат тринадцать морских судов, а том числе две яхты, которые уже 26 августа спущены были в Онегу.

Со Свири Петр отправил Шереметеву указ срочно покинуть Лифляндию и Псков и «не мешкав быть к нам», ибо «зело нужно, и без того инако быти не может». Такой же указ получил и Аникита Репнин, чьи полки были расквартированы в Новгороде. 26 сентября основные силы русских подошли к Нотебургу. «Журнал» Петра так отражает первый день осады: «В 27 день по утру о 7 часах пришло и все войско наше под Нотенбург (или Орешек) и стало в лагерь на мысу от города ниже по реке Неве верстах в двух, и уставило обоз свой. Того же дни в городе на башне после обеда, когда уже подлинно узнали осаду, поставили королевское знамя в знак осады своей и желая помощи от своих». Но повторение Нарвы было невозможно – Карл XII был в тысячах верст от Нотебурга, да и осаждающие уже давно извлекли необходимые уроки. Осада продолжалась всего две недели, и после длительной артподготовки 11 октября начался штурм. Шведы, отбив несколько натисков, сдались.

Петр по достоинству оценил сопротивление, оказанное 35-тысячной армии гарнизоном численностью не более 500 человек, и, как говорит «Журнал», «в 14 день гарнизон по договору с распущенными знаменами, барабанным боем и с пулями во рту (так было принято при выходе гарнизона. – Е. А.) с четырьмя железными пушками сквозь учиненную брешь вышел и на данных судах отпущен со всеми своими вещьми к Шанцам».

Победа была восторженно встречена Петром. В одном из писем он назвал ее чудом. В другом письме – А. А. Виниусу от 13 октября, сразу же после штурма, царь писал: «Объявляю вашей милости, что, помощию победыдавца Бога, крепость сия, по жестокому и чрезвычайно трудном приступе (которой начался в 4 часа по полуночи, а кончился по четырех часах по полудни), здалась на акорт, по которому камендант Шлиппенбах со всем гарнизоном выпущен… Правда, что зело жесток сей орех был, аднако, слава богу, счасливо разгрызен. Алътиллерия наша зело чюдесно дело свое исправила». Действительно, взятие этой сильнейшей в Ингрии и Карелии крепости трудно переоценить, как и ее ключевое значение в системе шведской обороны края. Именно поэтому (как записано в «Журнале» Петра Великого) сразу же «тогда переименована сия крепость Шлюсенбургом, что сие имя потом с помощию Божиею действительно сталось, ибо сим ключем оттворились ворота в неприятельскую землю». И далее: «По взятии же той Шлюсенбургской крепости еще той же осени оная укреплена новыми болверками кругом всего города, к которой работе приставлены были ради надзирания из знатных персон». Так Петр поступал после взятия всех крепостей, которые хотел удержать. Современники почти сразу же оценили значение взятия Нотебурга для будущего. А. Виниус в своем письме Петру от 12 мая 1703 года в стиле традиционных панегирических речей так воспел взятие крепости: «Тем же, мой милостивейший, велика есть сиа викториа, многих ради последующих случаев полезных: мало не от самыя Москвы руководствует на вся потребы вода… Хвала буди неиспытанным божиим судьбам, иже, верю, яко за предстательством святаго росийскаго проповедника и апостола Андрея, иже и Варяжских дойде предел, во знак своего креста ныне (о дивное чюдо!), по желанию вашему государскому от пристани океанской (то есть от Архангельска. – Е.А.) до Азова, а от Слотенбурха до Астрахани совершил есть, украсил и совершил есть замкнение по число четырех частей вселенских четыре дивныя пристанища, на которых во удивление всех народов водрузишася славныя ваша государскиа победительныя павильоны, и северный Нептуйус привлече во своею компанию к Перскому, Турецкаго и Варяжскаго тритонов (соответственно – символы Северного Ледовитого океана, Каспийского, Азовского и Балтийского морей. – Е. А.), иже в трубы своя, по своим морям шествуя, вашу государскую фаму (славу. – Е. А.) повсюду разносят». Если мы выразим то же сухим языком учебных пособий, то в приветствии Виниуса речь идет о «широких перспективах хозяйственного освоения региона при условии использования речного судоходства в народнохозяйственных целях», о превращении сухопутной Москвы в пресловутый «порт пяти морей». Весной следующего, 1703, года наступила очередь Ниена (Ниеншанца) – довольно слабой крепости в устье реки Охты, впадающей в Неву. 1 мая, прежде чем начался штурм, осажденная крепость сдалась, а 7 мая была одержана небольшая, но памятная в истории Северной войны победа. Произошло же это так. 6 мая от стоящей на взморье шведской эскадры вице-адмирала Г. Нуммерса, как сообщает «Журнал» Петра Великого, «пришли 2 шведския судна – шнява и большой бот, – и стали перед устьем на якорь, для того, что опоздали и в устье войти не могли. По которым ведомостям майя в 6 день капитан от бомбардиров (Петр. – Е. А) и порутчик Меншиков (понеже иных на море знающих никого не было), в 30 лодках от обоих полков гвардии, которые того ж вечера на устье прибыли и скрылись за островом, что лежит против деревни Калинкиной к морю; а 7 числа пред светом половина лодок поплыли тихою греблею возле Васильевского острова под стеною онаго леса и заехали оных от моря, а другая половина с верьху на них пустилась. Тогда неприятель тот час стал на парусах и вступил в бой, пробиваясь назад к своей ескадре (также и на море стоящая ескадра стала на парусах же для выручки оных), но узкости ради глубины не могли скоро отойти лавирами и хотя неприятель жестоко стрелял из пушек по наших, однакож наши, несмотря на то, с одною мушкетною стрельбою, и гранаты (понеже пушек не было), оные оба судна абордировали и взяли».