Валерий Ярхо - Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы… Страница 31

Дом свой он содержал на европейский лад: собрал прекрасную библиотеку, стены украсил картинами европейских художников, комнаты уставил мебелью, доставленной из-за границы или сделанной на заказ в Немецкой слободе. Первым из русских вельмож завел домашний оркестр и театр, составленные из его собственных дворовых людей, с которыми занимались специально выписанные из немецких земель музыканты и знатоки актерской игры. В гостях у Артамона Сергеевича любил бывать сам царь, который особенно часто стал ездить к Матвееву после того, как похоронил в 1669 году свою супругу, Марию Ильиничну Милославскую, с которой прожил 21 год. В доме у своего старшего товарища в приватной обстановке, лишенной дворцовой церемонности, Алексей Михайлович находил отдых от государственных дел.

Гостей Матвеевы принимали на европейский манер, женщин в отдельном тереме не прятали, и однажды царю, приехавшему скоротать вечерок, Артамон Сергеевич представил свою дальнюю родственницу, девицу Наталью Кирилловну Нарышкину. Впрочем, родственная связь между ними относилась скорее к разряду «седьмая вода на киселе»: родной брат отца Натальи, Федор Полиектович Нарышкин, был женат на Евдокии Петровне Хомутовой, приходившейся племянницей супруге Матвеева, Авдотье Григорьевне Гамильтон. Федор и Кирилл Нарышкины происходили из тарусских служилых дворян и в молодости были офицерами в рейтарском полку, которым командовал Матвеев.

Девушке уже пора было замуж, но в семье, помимо Натальи, было несколько сыновей, которых отец должен был снарядить на службу и наделить имуществом, а потому рассчитывать на большое приданое невесте не приходилось. Найти же достойного жениха, согласного на то приданое, которое за ней могли дать, оказалось не так-то просто, и оттого Наташа Нарышкина несколько «засиделась в девицах». Обычно в те времена родители своих дочерей выдавали замуж между четырнадцатью и семнадцатью годами, а Наталье шел уже двадцатый. В семействе могущественного московского вельможи она оказалась благодаря Авдотье Григорьевне, уговорившей супруга принять в дом ее дальнюю родственницу.

Не известно в точности, какие именно были у Артамона Сергеевича планы в отношении Натальи Нарышкиной, но прежде всего он озаботился устройством достойного брака для нее. Именно это он имел в виду, когда, представив ее Алексею Михайловичу, просил для нее у своего царственного друга покровительства. Государь обещал подумать, что может сделать для девицы, и через несколько дней, снова приехав в дом Матвеева, сообщил ему, что не придумал ничего лучше, как самому жениться на его воспитаннице. 22 января 1671 года Алексей Михайлович венчался с Натальей Кирилловной, которая была на полтора года младше его старшей дочери от первого брака и почти ровесницей второй по старшинству царевне.

Новая царица вполне оправдала надежды супруга и подданных, 30 мая 1672 года родив крепкого первенца, нареченного при крещении Петром. По столь радостному поводу состоялось большое награждение придворных, и первейший друг царского семейства Артамон Матвеев получил чин окольничего.

Желая распотешить молодую супругу, Алексей Михайлович, зная, как ей нравятся зрелища, которые были приняты в доме ее покровителя, приказал устроить театральные представления, поручив это дело, конечно же, Артамону Сергеевичу — тот был единственным из придворных, понимавшим толк в театре. Однако одно дело маленький домашний театрик и совсем иное — большое представление, даваемое в честь рождения наследника престола, на котором помимо первых лиц государства непременно будут присутствовать иностранные дипломаты, для которых театр не диковинка. На этом поручении запросто можно было споткнуться, погубить карьеру — в случае неудачи это был бы подлинный «срам на всю Европу»: послы непременно отписали бы ко дворам своих владык о провале постановки придворного театра «московитов».

Осторожный и опытный Артамон Сергеевич решил обратиться к специалистам из числа тех, кто был у него под рукой. К счастью, подходящий человек ему был известен, и человеку этому до зарезу нужен был шанс «переменить фортуну» и отличиться в глазах царя. В этом их положение было похоже — для обоих постановка спектакля была игрой по принципу «либо пан, либо пропал».

Изначально Матвеев хотел просто пригласить в Москву какую-нибудь европейскую театральную труппу и для этого думал отправить в Польшу или Прибалтику подходящего человека. Эту миссию поручили старому знакомому и другу пастора Грегори, немецкому офицеру Клаусу фон Штадену, которому лично Артамон Сергеевич Матвеев 15 мая 1672 года передал царский указ: «Ехать тебе к курляндскому герцогу Якову для вербовки нужных людей — искусных в горном деле мастеров, военных музыкантов-трубачей, а еще людей, умеющих представлять разного рода комедийные игры».

По поводу этих последних фон Штадену было приказано: коли таковые в Курляндии не отыщутся, ехать искать их в принадлежавшей шведской короне Лифляндии, а не найдя там, отправиться в Пруссию.

Царскому посланцу посчастливилось — всех нужных мастеров он нашел в Курляндии, в том числе и актеров, застав на гастролях в Риге труппу театрального директора Иоганна Фельтона. С определенной степенью вероятности можно предположить, что эта встреча произошла не случайно — Фельтон был не только руководителем известной театральной труппы, он был большой знаменитостью своего времени, если не общеевропейского, то, уж по крайней мере, германского масштаба.

Уроженец города Галле, Фельтон учился в Лейпциге — городе с известными традициями студенческих театров — и там впервые вышел в 1669 году на сцену в спектакле по пьесе Корнеля «Полиевкт». Тогда же он впервые назвался Фельтоном; его родной брат Валентин Фельтхейн состоял профессором теологии в Йенском университете, и Иоганн предпочел взять псевдоним, чтобы не бросить на него тень несерьезным актерским занятием.

Увлечение театром не прошло, даже когда Фельтон закончил учение со званием магистра. Он собрал труппу, в которой преобладали студенты, и отправился в турне по Северной Германии. Репертуарной основой труппы, состоявшей из четырнадцати природных немцев, были переводы шекспировских пьес и пьес Мольера, которые Фельтон сам перевел с французского. Дополняли репертуар произведения итальянских и испанских драматургов, переведенных и адаптированных для немецкого зрителя им же.

Фельтон сочетал в себе редкий набор качеств — это была бесспорно творческая личность, оказавшая влияние на развитие театрального искусств, но притом маэстро Иоганн проявлял предприимчивость, неутомимую деловитость и редкостную честность. В немалой степени именно его заслуга была в том, что слава о руководимой им труппе гремела повсюду. Дошло до того, что саксонский герцог Иоганн-Георг II в 1670 году предложил Фельтону и его людям выступать при его дворе, положив им по 150 флоринов жалованья, которое позже было увеличено до 200 флоринов.

Подписывая контракт на выступления при саксонском дворе, маэстро оговорил право своего театра выезжать на гастроли. В Дрездене труппа обязана была играть по большим праздникам, а в иное время она отправлялась путешествовать, давая представления в Лейпциге, Нюрнберге, Бреславле, Франкфурте и иных местах. Так Фельтон и его актеры оказались в Риге, и слухи об этом достигли московского Кукуя, поскольку в Риге у многих жителей Немецкой слободы имелись торговые дела.

Клаус фон Штаден договорился с Фельтоном о том, что тот привезет в Москву труппу из двенадцати человек, среди которых будет примадонна копенгагенской оперы Анна Паульсен, приходившаяся Фельтону тещей. Фон Штаден не скупился на посулы, всячески расписывая богатство и щедрость русского царя, особо упирая на то, что в Москве семейство Фельтонов-Паульсенов ждет оглушительный успех и обильная пожива, поскольку им, как первооткрывателям театральной игры в Москве, достанутся самые жирные сливки монарших милостей.

Московская гастроль должна была вот-вот начаться, но тут среди актеров труппы, уже было согласившихся ехать в Москву, пошел слух, что иностранцев в Московии окружают богатством и почетом, но назад не отпускают, и живут они там, словно в золотой клетке, до самой смерти. За примером ходить было недалеко. Если история о том, как ученого монаха Максима Грека, приглашенного в Россию для исправления богослужебных книг, до конца дней заперли в русском монастыре, не была известна в Европе, то коллизия, связанная со сватовством датского королевича Вольдемара к московской царевне Ирине, имела поистине общеевропейский резонанс!

Сын датского короля от морганатического брака, увенчанный титулом графа Шлезвиг-Голштинского, в силу своего происхождения не могший претендовать на датский престол, по приглашению русской короны, после долгих предварительных переговоров, прибыл в Москву для сватовства к русской царевне Ирине, дочери Михаила Федоровича. Приняли его с большим почетом, богато одарили, поселили в хоромах и окружили заботой, но невесты показать никак не желали, говоря, что у русских так принято, а главное, стали всячески склонять гостя-лютеранина к принятию православия, намекая на то, что жить ему придется в Москве, а здесь лучше принадлежать к главенствующей религии.