Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно» Страница 33

Уже упоминавшийся в статье Г.П. Кувшинников рассказывал мне, как в колонне пленных его гнали в Симферополь, в родной город, где каждый знал его как секретаря горкома партии. Рядом с ним шел знакомый политрук.

«Давай бежать», — уговаривал Кувшинников. Возле станции Альма произошла небольшая заминка, женщины стали кидать пленным еду.

«Бежим», — шепнул Г.П. Кувшинников политруку.

«Боюсь», — последовало в ответ. И тогда Кувшинников сам бросился в кусты. Несколько суток он бродил по лесу, пока не вышел на партизан.

В 1946 году его вызвали в КГБ и велели час за часом описать свое пребывание в плену. Кувшинников честно описал все, что было, не забыв упомянуть и струсившего политрука. Почти месяц он сидел под домашним арестом, ожидая худшего. И вдруг все изменилось, он восстановлен на работе.

Встретившись с начальником КГБ Крыма, Кувшинников осторожно попробовал узнать, что все же произошло? Как о деле прошлом, ему сказали, что была анонимка о том, что он сидел в плену и потому не может быть на партийной работе. В ходе проверки удалось найти того «трусливого» политрука, который описал, что с ним вместе в колонне был такой мужественный человек, как батальонный комиссар Г.П. Кувшинников, который предлагал ему бежать вместе, а когда он не рискнул, то тот бежал сам.

Кувшинников узнал адрес политрука и до конца своей жизни на каждый Новый год отправлял ему праздничные поздравления.

172-я стрелковая дивизия в третий раз пережила катастрофу. На этот раз в живых остались единицы. Но вновь сохранено боевое знамя.

Начальником штаба 64-й армии защищал Сталинград ее комдив И.А. Ласкин. Есть что-то символичное в том, что именно он присутствовал при первом допросе командующего VI немецкой армией фельдмаршала Паулюса. Дальнейшая судьба Ласкина сложилась драматично. После Сталинграда он был назначен начальником штаба Северо-Кавказского фронта (13.05–20.11.43). После провала Керченско-Эльтигенской операции был арестован и приговорен к 10 годам заключения. Вышел он на свободу только через десять лет, то есть после смерти Сталина.

В 1948 году, когда И.Е. Петров уже командовал Туркестанским военным округом, он прибыл на смотр одной из вверенных ему дивизий. Замер строй. Петров, как это принято, выслушал доклад, а потом неожиданно обратился к застывшим в строю воинам: «Кто воевал под моим командованием, три шага вперед».

Младший лейтенант Петр Осиюк, который еще молодым бойцом защищал Перекоп, а затем Севастополь, прошел плен, там же в Крыму бежал, сделал три шага.

По всей линии строя вышло всего восемь человек. Командующий подходил к каждому, что-то спрашивал. Как оказалось, практически все воевали на 2-м Украинском фронте, наконец, Петров подошел к нему. Волнуясь, но, тем не менее, громко и четко доложил: «Младший лейтенант Осиюк. Севастополь. 514-й стрелковый полк, 172-я дивизия». Генерал армии улыбнулся: «Дивизия Ласкина», — и обнял офицера.

172-я стрелковая дивизия, снискавшая себе славу обороной Могилева, Севастополя, вошла в историю Великой Отечественной войны. Ее имя было присвоено вновь сформированному соединению. И уже под Сталинградом, на Украине, в Белоруссии, Польше, Германии и Чехословакии сражались все те же 514, 747, 383-й полки 172-й стрелковой дивизии. Она получила название «Павлоградекая». Была награждена орденами Суворова и Красного Знамени. Восемь раз упоминалась в приказах Главнокомандующего.

Но среди всех ее почетных титулов и наград нет самого для нас дорогого — «Симферопольская»!

Падение Севастополя, который был разрекламирован как неприступная крепость, было болезненно воспринято в массовом сознании. В это время академик Е.В. Тарле выступает со своим научным трудом «Крымская война» и впервые проводит открытую параллель между двумя оборонами. Именно он вводит в оборот ставшее крылатым словосочетание «Севастополь — город русской славы!» До сих пор Крымская война, оборона Севастополя, а также и связанные с ней действующие лица в оценках советских историков представлялись крайне негативно. Сразу после революции были снесены многие памятники героям обороны, из собора были выброшена останки В.А. Корнилова, П.С. Нахимова, В.И. Истомина…

22 декабря 1942 года были учреждены медали «За оборону Ленинграда», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Сталинграда» — это были первые награды, появившиеся в годы войны.

Срочно снимаются кинофильмы «Адмирал Нахимов» и «Малахов курган».

Много позднее, уже в самом конце войны, вводится официальное понятие «город-герой».

1 мая 1945 г. в приказе Верховного Главнокомандующего впервые так названы Ленинград, Сталинград, Севастополь и Одесса. Положение о звании города-героя появилось только 8 мая 1965 года.

Падение Севастополя и пленение почти ста тысяч его защитников, тем не менее, не повлекло за собой никаких оргвыводов. Ни в отношении командующего Приморской армией И.Е. Петрова, который даже стал командующим фронтом, ни в отношении командующего Черноморским флотом Ф.С. Октябрьского.

С защитой Севастополя связаны два широко известных мифа. Один — с первым днем обороны, второй — с последним.

За основу первого мифа была взята заметка, опубликованная в газете «Красный черноморец» 12.05.42 г. за подписью М. Когут «Подвиг пяти черноморцев», автором которой был известный в ту пору писатель Маркиш Перец. В статье сообщалось, что 7 ноября 1941 г. пятерка матросов, обвязавшись гранатами, у села Дуванкой бросилась под танки и остановила продвижение противника. Статья была фальшивкой от начала до конца, но примеры массового героизма были столь необходимы, а тут еще такая экзотика: «обвязавшись гранатами, бросились под танки». Указом от 17.11.43 г. названным в статье политруку Н.Д. Фильченкову, краснофлотцам Д.С. Одинцову, Ю.К. Паршину, И.М. Красосельскому и В.Ф. Цибулько было присвоено звание Героев Советского Союза, и «подвиг матросов-севастопольцев» стал одним из самых распространенных мифов Великой Отечественной войны.

Собирая материал об истории одного из домов Симферополя — «Дом памяти 1905 года», я познакомился с одним из его жильцов, Николаем Сергеевичем Королевым. Оказалось, что в составе 18-го батальона морской пехоты он встретил немцев под Дуванкоем. В этом бою был ранен осколком снаряда, а на другой день отправлен в госпиталь. Год спустя из газет, радио он узнал о том, что именно под Дуванкоем пятеро матросов, обвязавшись гранатами, бросились под танки. И хотя никаких танков он не видел, но подумал: «Чего не бывает!» Лично у него винтовка была учебная, с просверленным стволом. Аналогичное вооружение было в тот день и у всех остальных его товарищей.

О том, что во всей этой истории не все чисто, впервые написал севастопольский краевед Е.В. Веникеев, обративший внимание на то, что в тот период у Манштейна не было танков, но миф легче создать, чем развенчать.

Вторая история связана с последним днем обороны, а точнее, с известной песней «Заветный камень». Автор текста, популярный до войны комсомольский поэт Александр Жаров честно писал: «Долго не могли отыскать центрального кульминационного эпизода». И вот, наконец, он найден — это трагический момент оставления города. Надо сказать, что для того, насквозь лживого времени песня по-своему была прогрессивна, так как рассказывала не только о том, как лихо мы бьем фашистов, но и о горьких днях поражений, об оставлении наших городов. «Заветный камень» к тому же впервые имел конкретный адрес — Севастополь. Наверное, поэтому этот мужественный шаг авторов песни и нашел отклик в сердцах людей.

Первоначально Борисом Мокроусовым была написана музыка. Повествование развертывалось словно на фоне морского прибоя. Аккомпанемент как бы имитировал плеск волн, набегающих на скалы. Уже потом под нее поэт подгонял текст. В основу была положена опубликованная во флотской газете статья Леонида Соловьева, автора целого цикла рассказов «Севастопольский камень», но более известного как автора «Похождений Ходжи Насреддина», о том, что в море подобрали самодельный плотик, на котором умирающий матрос крепко держал в руках камень из Севастополя. Александр Жаров еще более поэтизировал эту легенду.

На переломе

Если бы события на Крымском фронте развивались по благоприятному сценарию и армии генерала Козлова освободили бы Крымский полуостров, то, вероятнее всего, дальнейшие события развивались бы по принципу «Победителей не судят», но у поражения другие законы. Наряду с командованием фронта виновным в катастрофе было признано и партизанское руководство Крыма.

Вот что писал маршал Буденный на имя Главкома Сталина: «Стремление отсидеться в лесу до прихода Красной Армии наложило отпечаток на всю деятельность партизанского руководства. Боевые задания Крымского фронта не выполнялись.