А. Фурсов - De Aenigmate / О Тайне Страница 35

Тем не менее изначальное происхождение «морских царей», то есть собственно Руси, — не морское, а именно континентальное. Не море, а суша — их колыбель. Европейские хроники, прежде всего самая ранняя и знаменитая «Хроника Фредегара» VII в., выводят их происхождение из погибшей Трои. Война ахейцев и троянцев, архетипическая в истории культуры, была на самом деле едва ли не первой войной цивилизаций, войной моря и суши в понимании Карла Шмитта. Если мировоззрение ахейцев было, условно говоря, протолиберальным, т. е. торговообменным, собственность у них определяла власть, то в Трое господствовал своего рода (конечно, условно) монархо-аристократический «социализм», связанный с культом воинской доблести. Не случайно именно троянцы стали основателями государственности практически по всей Европе. Эней отплыл на запад и стал родоначальником царей Рима, которые ещё долго, в течение всей эпохи «Двенадцати таблиц», т. е. до возникновения работорговли, сохранял в целом троянские архетипы жизни и власти.

Другие троянские цари — потомки Приама — повели своих людей в противоположные стороны. Антенор — на восток, в Крым и далее на север. Это были русы-киммерийцы, или кимвры (вспомним город Кимры на Волге, куда они впоследствии переселились). Приамиды же осели за Дунаем, а затем постепенно передвигались на запад, дойдя до Атлантики. Их и называли франками, что значит «свободные». О происхождении царских родов из Трои рассказывает и скандинавская «Младшая Эдда». Именно поэтому, хотя русы и освоили мореплавание на северных морях, они по духу были чужды той торговой, средиземноморской стихии, которая стала колыбелью современного Запада. Морские пути воспринимались ими прежде всего как «философское море», плавание по которому откроет «зелёную землю», Аваллон, «острова блаженных», дорогу к которым указывает Полярная звезда и Большая Медведица — рус или урс — ведь ещё и древнейшее, табуированное имя хозяина наших лесов. Продвигаясь на север, сакральный север, русы-троянцы шли к собственным истокам, к нашим истокам, туда, откуда вообще вышли арии, где, по Геродоту, находилась баснословная Гиперборея.

В первой половине XIX в. московский историк Юрий Иванович Венелин обнаружил в архивах, а главное, в летописях и устных сказаниях его народа (по происхождению он был карпатским русином, его фамилия — Гуца) любопытнейшее свидетельство. Во многих памятниках территория современной Финляндии и Балтии, а также нынешних Ленинградской, Новгородской и Псковской областей называлась Старой Франкией, а собственно Франция, точнее, северная ее часть — Новой Франкией. Заметим, что русины, живущие достаточно замкнуто, сохранили в своей культуре очень многое из того, что собственно в России, а тем более в славянской Восточной Европе было утеряно. Позднее Федор Глинка, Василий Передольский и другие выявили удивительные совпадения: река Шелонь под Новгородом и Шалонь во Франции, Алаунские высоты в Тверской области и Каталаунские поля во Франции, те самые, где в V в. произошла первая в истории Европы «битва народов».

Венелин делает удивительно смелый, но до сих пор никем не опровергнутый вывод: русы и франки — один народ. Мы бы сказали иначе, более точно — один рой. По крайней мере, так было во времена Каталаунской битвы, и позднее, даже в IX в., византийские хроники о Вещем Олеге говорят, будто бы он «из рода франков». «Франки» X–XI вв., «франки» Крестовых походов, как мы увидим ниже, — это, собственно, не франки, как и lingua franca — язык, противопоставляемый языкам народов православных и мусульманских, также не язык франков III–VII вв. А пока заметим, что ни русы, ни франки не составляли там, где жили, большинства населения. Венелин прямо пишет: это военная аристократия, строящая крепости-засеки и постепенно продвигающаяся на запад, как позднее казаки Ермака и Хабарова, строя остроги, продвигались на восток. Большинство же населения было в «Старой Франкии» славяне, в «Новой Франкии» — кельты, во многом близкие друг другу и по образу жизни, и по языческим верованиям. Принимая во внимание последнее, укажем, что славянскими племенами верховодили жрецы, волхвы — собственно «славяне», несшие «словесное служение» или служение «славы», т. е. сияния, силы. А кельт (а также хетт, галл, галат), собственно, есть колдун, халдей (klt — khld). Характерно, что ни славяне, ни кельты государственности как таковой и не образовали, — это сделали у них русы, они же франки.

При этом, что особенно важно подчеркнуть, никто никого не завоёвывал, поскольку речь идёт не о разных народах, а о разных сословиях внутри этнически единого, хотя и разделявшегося в племенном отношении народа, населявшего тогда север Европы. Не говоря уже о том, что все в общем-то понимали речь друг друга, — ведь язык — это и есть народ. Русы и славяне, франки и кельты — это то же самое (или почти то же самое), что варны в тех же «Законах Ману», — брахманы, кшатрии, вайшьи. Впрочем, конечно, уже не совсем, поскольку именно на эти века приходится постепенный переход от варнового деления к племенному. Но даже там, где из-за чего-то возникала вражда, она не была враждой национальной. Ничего удивительного здесь нет: венеды — те же самые арьи. Общность имен, именований и обычаев у кельтов и славян, а значит, и франков и русов в последнее время выявлена, в частности, в работах доктора исторических наук А.Г. Кузьмина. А как же германцы? — спросите вы. Тем более что все учебники повсюду относят франков к германцам, да и русь охотнее всего — к скандинавам, следовательно, опять-таки к германцам. Ответ на этот вопрос оказывается очень простым, и на него также просто отвечали Венелин, Егор Классен (сам, кстати, по происхождению немец) и др.: в те времена никаких германцев просто не было.

Собственно о германцах, т. е. о немцах-«дойче» можно говорить лишь начиная с XI в., когда распалась империя Каролингов и начала возникать «германская нация», язык которой в окончательном виде сложился только при Лютере. Мы ведь не называем Киевскую Русь Украиной, а Золотую Орду — Татарстаном… Ну а Тацит? — возникает естественный аргумент. «Правильно», — можно ответить на это, — именно Тацит впервые вводит латинское именование Германии для Северной Европы, а мы, воспитанные в конечном счёте на латинской культуре, естественно, считаем, что так было всегда, чуть ли не при праотцах. Позднеримским (как раз времен Тацита) культурным наследием овладели Каролинги, а потому при распаде их государства и возникает Германия, как, впрочем, и Франция. Латынь же, как писал французский автор А. Шампроке (вслед за знаменитым в XVIII в. аббатом Эспаньолем), есть «своего рода занавес, опущенный пред мировой сценой путем подлога, подмены фонетики». Иными словами — нечто позднее, своего рода международный жаргон тогдашнего времени. Неплохо бы и вспомнить, что римляне, точнее средиземноморцы, наших предков называли вандалами или винделиками, т. е. венедами, а еще варварами. Это последнее тем более важно, что варвары — те же варяги (ва-ранги или франки, как указывал дореволюционный исследователь русских летописей А. Шахматов), т. е. варахи — те самые гипербореи, о которых писал Геродот.

Само имя «первой расы» франкских царей (roi — это именно царь, а общеупотребительное «король» — славянизированное «Карл») историки объясняют по-разному. И от mer — море, и от mere — мать, и даже от баснословной горы Меру. А вот Егор Классен, полемизируя с историками-«норманистами», указывает, что те «забыли Мiровея-Винделика, родоначальника Меровингов, введшего славянский алфавит у побежденных им народов и старавшегося ввести и самый язык славянский». Венелин же прямо говорит о «династии Мiровичей», именование которой в итальянизированном произношении звучит как Merovingea. О «Хронике Фредегара» мы уже упоминали. Эта хроника и говорит, собственно, о франках-вождях, пересекавших Карпаты, Дунай, Рейн. Само слово «франки» происходит от имени Приамида Франсиса или Франсуа, от которого произошёл Фарамонд, чьё имя хронист истолковывал как Feramundum — царь наступающего «железного века».

Далее родословие монархов III–IV вв. таково: Didion de Feramundum, Clodion de Didion, Merevei de Merevei. Здесь перед нами и возникает знаменитая «меровингская загадка» (merevei в дальнейшем по-старофранцузски будет означать «чудо» или «диво»), Меровей, собственно, основатель династии, младший сын (как на это особо указывает Венелин) Клодио Волосатого, оказывается «дважды рожденным». Хронист прямо указывает на легенду, согласно которой уже беременную королеву, купавшуюся в море, преследовал кентавр — у основателя династии «два отца». Разумеется, это следует понимать строго в духе символизма средневекового бестиария — схожие образы описывает нам рождение Чинхисхана, Юстиниана и других великих монархов. Однако именно с тех пор династия обрела характерные родовые признаки — родимое пятно в виде креста, расположенного на груди или между лопаток, — так называемое «царские знаки». Отличительной чертой Меровингов были длинные волосы, которые они не стригли; их кровь считалась священной, а потому монарх мог жениться на ком угодно, не соблюдая никакой «равнородности». Но самым любопытным было появление на теле царя христианского символа за два поколения до официального крещения франков в 496 г.