Михаил Шевченко - Крепостная Россия. Мудрость народа или произвол власти? Страница 35

В последние десятилетия существования крепостного права очень серьезные изменения происходили и в технике промышленного производства. Сущность этих изменений состоит в том, что примитивная ручная техника, свойственная феодализму, начала уступать свое место машинам, мануфактура стала перерастать в фабрику. Страна вступила в полосу промышленного переворота или индустриальной революции, которая является одним из ярких показателей кризиса феодальной системы хозяйства. Заметим, что относительно начальной даты промышленного переворота в России среди ученых имеются разногласия. Одни за исходный рубеж берут 30-е гг., другие – 50-е гг. XIX в. Завершающая дата этого процесса не вызывает споров. Все историки и экономисты такой датой считают начало 1880-х гг.[286]

Промышленный переворот имел большие социально-экономические последствия. Он значительно ускорил экспроприацию ремесленников и кустарей. Мелкие товаропроизводители не в состоянии были конкурировать с крупным машинным производством и в массе своей разорялись, пополняя собой армию наемного труда. В ходе промышленного переворота создавалась техническая база капитализма, расширялся внутренний рынок, формировались свойственные капитализму общественные классы – буржуазия и пролетариат. Следовательно, с промышленным переворотом неразрывно связано складывание тех предпосылок, которые были необходимы для победы капиталистического способа производства.

В сельском хозяйстве в рассматриваемое время протекали в сущности те же процессы, что и в промышленности, только они были не так ярко выражены. Прежде всего обращает на себя внимание распространение различных хлебоуборочных машин и других усовершенствованных земледельческих орудий труда. Вместо устаревшей деревянной сохи, которая по образному выражению газеты «Воронежские губернские ведомости», «не пахала, а едва царапала землю», вместо серпа и ручного цепа в некоторых дворянских имениях и отдельных крестьянских хозяйствах начинают внедряться металлические плуги и бороны, молотилки, веялки, сортировки, сеялки, конные грабли и т. д. По мере приближения к середине XIX в. умножаются случаи разведения высокопродуктивных пород скота, применения удобрений, замены трехполья плодопеременной системой. Довольно широкое распространение получают посевы таких трудоемких технических культур, как подсолнечник, сахарная свекла, табак, лен, конопля, картофель. Весьма знаменательным является использование в сельском хозяйстве вольнонаемного труда. В последние предреформенные десятилетия труд вольнонаемных рабочих применялся не только на землях отдельных разбогатевших крестьян, иностранных колонистов, купцов и мещан, которые по закону не имели права владеть крепостными, но и в хозяйстве некоторых помещиков, особенно в малонаселенных районах Поволжья и Северного Причерноморья. Наряду с этим все резче обозначалась хозяйственная специализация населения, жившего в различных экономических регионах страны. В результате одни губернии или уезды становились преимущественно промышленными, другие животноводческими, третьи занимались выращиванием хлеба или технических культур. Все это является показателем роста производительных сил в сельском хозяйстве. Однако этот рост чрезвычайно сильно задерживался господством крепостного права, хозяйничаньем дворян-помещиков, строивших свое благополучие на чудовищной эксплуатации подвластных им крестьян. Причем тормозящее влияние крепостного права в сфере сельскохозяйственного производства сказывалось еще сильнее, чем в промышленности. Отсюда нет ничего удивительного в том, что вплоть до реформы 1861 г. сельское хозяйство в России продолжало оставаться невероятно отсталым. В целом оно велось на основании старых, вековых обычаев, чуждых всяким достижениям агрономической науки и техники.

Во второй половине XVIII и особенно в первой половине XIX в. помещики, подталкиваемые неудержимой силой экономического развития страны, все больше и больше вовлекались в орбиту товарных отношении. Пытаясь извлечь из принадлежавших им поместий максимум денежного дохода, они начали интенсивно производить хлеб и другие сельскохозяйственные продукты специально для продажи. Дворянский публицист славянофил А.И. Кошелев перед реформой 1861 г. писал: «Прежде хлеба у помещиков производилось гораздо меньше, чем ныне, и из этого количества большую часть поедали дворня да собаки; теперь же почти веcь хлеб идет в продажу и хлебные отвозы – повинность для крестьян крайне тяжелая – утроились и учетверились»[287]. Необходимо подчеркнуть, что рост товарности дворянских поместий, все большее вовлечение их в рыночные отношения подрывало присущую феодальной системе натуральную основу хозяйства и являлось одним из наглядных признаков ее упадка. В.И. Ленин в работе «Развитие капитализма в России» писал: «Производство хлеба помещиками на продажу, особенно развившееся в последнее время существования крепостного права, было уже предвестником распадения старого режима»[288].

Рост товарности дворянских имений в плодородных губерниях сопровождался непомерным расширением барской запашки. При этом помещики не считались ни с чем: более богатые из них захватывали землю у своих слабых соседей, вторгались на территорию казенной деревни. Под барскую запашку поднимались вековые степи и луга, вырубались леса, расчищались кустарники и т. д. Однако главным источником расширения барской запашки являлись надельные участки крепостного населения. Как правило, чем плодороднее была земля в той или иной местности, тем больше помещики отрезали ее у крестьян. В результате этого ко времени реформы 1861 г. во многих имениях черноземных губерний значительная часть крестьянской надельной земли перешла в руки дворян. Нередко наделы крестьян были совершенно недостаточны для удовлетворения даже минимальных продовольственных потребностей, не говоря уже о различных податях и оброках, взимавшихся с крепостных масс казной и дворянами. Например, в Воронежской губернии помещик В.И. Русанов оставил крестьянам села Васильевского (Землянский уезд) всего по 0,93 дес. на ревизскую душу. В с. Ксизово, принадлежавшем помещику Задаского уезда М.В. Бехтееву, крестьянский надел равнялся 0,9 дес. Душевой надел крепостных крестьян с. Горки– имения помещицы Воронежского уезда О.К. Дмитриевой, не превышал 0,86 дес. Помещица Т. Ростуновская сократила наделы крестьян хутора Олений Кут (Новохоперский уезд) до 0,7 дес. на ревизскую душу[289].

В безудержном стремлении к расширению собственной запашки помещики плодородных губерний широко практиковали перевод крепостного населения из разряда крестьян в группу дворовых людей, насильственно отрывая их от земли и лишая всех средств производства.

Численность дворовых людей особенно резко возросла в конце 50-х гг. XIX в., когда помещики стали ясно понимать необходимость наделения крестьян землей при их освобождении от крепостного права. Так, по данным 9-й ревизии (1850 – 1851 гг.) в России числилось дворовых людей 519 417 душ мужск. пола, а по 10-й ревизии (1858 – 1859 гг.) – 723 725 душ мужск. Пола[290]. Самое значительное количество дворовых оказалось у мелкопоместных дворян, которые пытались выжать из принадлежавших им крепостных максимум возможного. Например, в Воронежской губернии процент дворовых в мелкопоместных имениях в 1858 г. достиг 62,8, тогда как в целом по губернии он составлял 12,6[291].

Есть основание утверждать, что подавляющая часть крепостных, показанных по 10-й ревизии дворовыми, состояла из месячников. Последние не имели никаких средств производства и обязаны были ежедневно работать на барщине за полуголодный продовольственный паек, выдававшийся обычно помесячно. Об этом говорят факты. Например, 25 сентября 1861 г. мировой посредник Землянского уезда доносил в Воронежское губернское по крестьянским делам присутствие, что в его участке находится «очень много имений, где нет крестьян, а числятся по ревизии одни дворовые»[292]. У помещика Тулубьева в слободе Писаревке Острогожского уезда было 106 ревизских душ дворовых. Причем никто из них не имел ни усадьбы, ни пашни; все они работали на барщине, получая от своего владельца скудное месячное содержание. У помещиков того же уезда Фирсовых все дворовые – 371 ревизская душа – стояли на пашне. В слободах Нижняя Лубянка и Волоконовка, принадлежавших помещице Бирюченского уезда Синельниковой, 24 тягла дворовых отбывали барщину в форме месячины[293].

Увеличение количества дворовых людей и распространение месячины, стоявшей на рубеже между крепостным состоянием и рабством, было ярким показателем глубокого кризиса феодального хозяйства. В.И. Ленин, характеризуя это хозяйство, неоднократно подчеркивал, что одним из условий его существования являлось наделение крестьян землей, с чем, собственно, и была связана обязанность последних уплачивать ренту помещику. «Для получения дохода (т. е. прибавочного продукта), – писал он, – крепостник-помещик должен иметь на своей земле крестьянина, обладающего наделом, инвентарем, скотом. Безземельный, безлошадный, бесхозяйный крестьянин – негодный объект для крепостнической эксплуатации»[294]. Следовательно, насильственно лишая непосредственных производителей-крестьян средств производства, перечисляя их в разряд дворовых и месячников, помещики вольно или невольно подрывали самую основу крепостного строя.