Нравы Мальмезонского дворца - Сергей Юрьевич Нечаев Страница 35

Не надеясь на успех, она пустила в ход последнее средство. Издала два пронзительных крика, завыла и изобразила обморок отчаяния».

Изобразила? По этому вопросу имеются различные мнения. Но факт остается фактом: Жозефина вскрикнула и упала на ковер…

Барон Луи де Боссе, первый камергер двора императорицы и свидетель этой необычайной сцены, рассказывает:

«Я дежурил в Тюильри с понедельника, 27 ноября. В этот день, а также в последующий вторник и среду, я заметил искаженное лицо императрицы и молчаливую сдержанность в поведении императора. Изредка он нарушал молчание за обедом двумя-тремя вопросами, не обращая внимания на то, что ему отвечали. Обед в эти дни заканчивался в десять минут».

События вечера 30 ноября Луи де Боссе описывает следующим образом:

«Их Величества сели за стол. На Жозефине была большая белая шляпа с лентами, завязанными под подбородком, частично скрывавшая ее лицо. Тем не менее я увидел, что она заплакана и сейчас с трудом удерживает слезы. Она показалась мне воплощением боли и отчаяния.

За столом в этот день царило безмолвие. Единственными словами, которые произнес Наполеон, обращаясь ко мне, были:

– Какая сегодня погода?

Задав этот вопрос, он вышел из столовой в гостиную».

Камердинер Наполеона Констан Вери описывает эту сцену так:

«Его Величество нарушил царившую тишину глубоким вздохом, за которым последовали обращенные к одному из офицеров следующие слова: „Который сейчас час?” Судя по всему, это был бесцельный вопрос, поскольку император не слышал или, по крайней мере, казалось, что не слышал, ответа; но почти немедленно он встал из-за стола, и за ним медленными шагами последовала императрица, прижимая к губам носовой платок, словно желая подавить рыдания.

Был принесен кофе, и, в соответствии с обычаем, паж вручил поднос императрице, чтобы она могла сама наполнить чашку; но император перехватил поднос, налил кофе в чашку и бросил в нее сахар, не отрывая взгляда от императрицы, которая продолжала стоять, словно пораженная оцепенением. Наполеон выпил кофе и вернул чашку пажу, затем подал сигнал, что хочет остаться один с императрицей, и закрыл дверь салона».

Луи де Боссе продолжает свой рассказ:

«Жозефина последовала за ним. Подали кофе; император взял чашку и знаком отослал всех из комнаты. Я немедленно вышел. Обуреваемый грустными мыслями, я сел в углу столовой в кресле, наблюдая за лакеями, которые убирали со стола. Вдруг из гостиной раздались крики императрицы Жозефины…»

Констан Вери:

«Через несколько минут я услышал крики и вскочил с кресла; в тот же момент император открыл быстро двери, выглянул и увидел только нас двоих. Императрица лежала на полу, крича так, словно у нее разрывалось сердце: „Нет, ты этого не сделаешь! Ты не можешь убить меня!”»

Луи де Боссе:

«Один из слуг бросился к двери, но я не дал ему ее открыть. Я еще стоял у двери, когда император открыл ее сам и живо сказал мне:

– Войдите, Боссе, и закройте дверь.

Я вошел в гостиную и увидел лежащую навзничь на ковре императрицу, испускающую крики и душераздирающие стоны.

– Нет, я не переживу этого, – повторяла несчастная».

Констан Вери в своих «Мемуарах» называет Луи де Боссе «человеком, который был со мной». Фактически они были единственными, кто присутствовал при этой сцене, и каждый из них склонен преувеличивать свою роль. Наверное, это желание погреться в лучах славы великого человека вполне естественно.

Продолжим же сравнение их показаний.

Констан Вери:

«Потом я узнал, что император попросил его помочь перенести императрицу в ее апартаменты. „У нее, – объяснил он, – сильное нервное потрясение, и ее состояние требует, чтобы о ней немедленно позаботились”. Господин де Боссе с помощью императора поднял императрицу на руки; и император, взяв лампу с каминной доски, освещал путь господину де Боссе вдоль коридора, из которого небольшая лестница вела вниз, в апартаменты императрицы. Эта лестница была столь узкой, что человек с такой ношей не смог бы спуститься, не рискуя упасть; и господин де Боссе призвал на помощь хранителя архивов, который обязан был всегда находиться у дверей императорского кабинета, которые выходили на эту лестницу. Хранителю архивов передали лампу, в которой уже не было необходимости, так как во дворце повсюду только что зажгли лампы. Его Величество прошел мимо хранителя архивов, который все еще держал лампу, и, взяв ноги Ее Величества, вдвоем с господином де Боссе благополучно донес находившуюся в состоянии обморока императрицу вниз по лестнице до ее спальной комнаты».

Луи де Боссе:

«Наполеон спросил меня:

– Вы достаточно сильны, чтобы взять Жозефину на руки и отнести ее по внутренней лестнице в ее покои, где ей окажут помощь?

Я повиновался. Я приподнял ее и, с помощью императора, взял на руки, а он взял со стола канделябр и открыл дверь в небольшую неосвещенную комнату, из которой был выход на потайную лестницу. Наполеон встал с канделябром в руке на первой ступеньке, а я осторожно начал спускаться; тогда Наполеон позвал слугу, дежурившего круглые сутки у другой потайной двери гостиной, которая тоже выходила на эту лестницу; он передал слуге канделябр, в котором уже не было необходимости, так как мы достигли освещенной части лестницы. Наполеон приказал слуге идти впереди, а сам пошел следом за мной, придерживая ноги Жозефины. Был момент, когда я, задев своей шпагой стенку узкого прохода, споткнулся, и мы чуть не упали, но все обошлось благополучно. Мы вошли в спальню и положили драгоценную ношу на турецкий диван.

Император дернул звонок, вызывая горничных императрицы».

Констан Вери:

«Император звонком вызвал придворных женщин. Когда они пришли, он удалился со слезами на глазах. Этот случай настолько повлиял из императора, что он сказал господину де Боссе дрожащим, прерывающимся голосом несколько слов, которые тот при любых обстоятельствах должен был хранить в тайне. Волнение императора было очень сильным, если он решился рассказать господину де Боссе о причине отчаяния Ее Величества: интересы Франции и имперской династии потребовали решений вопреки велениям его сердца, развод стал его долгом – прискорбным и болезненным, но обязательным».

Луи де Боссе, несший Жозефину на руках, рассказывает весьма интересную подробность:

«Когда в гостиной я взял императрицу на руки, она перестала плакать. Я решил, что она потеряла сознание, но, очевидно, лишь на несколько секунд. Когда я оступился, я вынужден был сжать ее сильнее, чтобы не уронить; ее голова лежала на моем правом плече, и вдруг она сказала, не открывая глаз:

– Вы прижимаете меня слишком сильно.

Я понял, что она уже не в обмороке.

Во время всей этой сцены внимание мое было приковано к Жозефине, и я не смотрел на Наполеона. Когда Жозефину окружили горничные, Наполеон прошел в маленькую гостиную, я последовал за ним. Он был в таком волнении, что начал изливаться