Руслан Скрынников - Святители и власти Страница 36

Чтобы организовать суд над еретиками, волоцкий игумен предложил несложное средство. Надо начать дело прямо с арестов, утверждал Иосиф, «поймав двух-трех еретиков, а оне всех скажют». Расчет Санина был безошибочным. Взятые под стражу люди не выдерживали пыток и оговаривали своих ближних. Среди лиц, осужденных на соборе 1504 года, на первом месте в Москве стояли брат Федора Иван Волк-Курицын, в Новгороде — протеже Федора юрьевский архимандрит Касьян с братом Ивашкой, зять протопопа Алексея Ивашка Максимов и т. д. Никаких сведений о вольнодумстве Волка или Касьяна, об их причастности к сочинениям Курицына не имеется.

В обличении Федора Курицына Санин, по-видимому, переусердствовал. Объявив публично, что дьяк занимался астрологией, «чернокнижеством» и прочей ересью с самим «державным» государем, Санин не рассчитал своих сил. Его обличения, возможно, стали щитом для Курицына и спасли его от мучительной смерти на костре.

27 декабря 1504 года Иван Волк-Курицын, Митя Коноплев, Иван Максимов были сожжены в деревянном срубе. Вместе с названными лицами московский собор судил подьячего Некраса Рукавова. Некрас имел поместье в Водской пятине под Новгородом, и его отправили для наказания в Новгород. Можно было бы предположить, что судьи пощадили его для обличения новгородских сообщников. Однако это не так. Прежде чем отправить подьячего в Новгород, ему урезали язык.

В феврале 1505 года в Новгород приехал новый владыка — Серапион. На его долю, видимо, и выпала задача окончательного искоренения новгородской ереси. Первым был сожжен сын боярский Некрас Рукавов. Его участь разделили архимандрит новгородского Юрьева монастыря Касьян, второе лицо в местной церковной иерархии, брат архимандрита новгородец Гридя Квашня и Митя Пустоселов. Другие еретики были заточены в тюрьмы или сосланы в монастыри. Известия о расправе с еретиками и усердие тюремщиков ускорили кончину Елены Волошанки. Еретичка умерла в заточении 18 января 1505 года. Взяв на себя роль спасителя православного христианства от еретиков, Иосиф Волоцкий упрочил свое влияние на дела русской церкви.

Ученик и племянник игумена Досифей живо описал привычки и характерную внешность Иосифа Санина. Человек среднего роста, Иосиф был красив лицом, имел темно-русые волосы и носил небольшую округлую бороду. Он любил петь и читать в церкви, обладал чистым и сильным голосом, знал наизусть святое писание, был приветлив в общении и сострадателен к слабым.

Широкая благотворительность Санина, помощь нищим и страждущим подтверждает такую характеристику. Однако человечность волоцкого игумена направлена была лишь на своих. К людям, справедливо или неосновательно причисленным к врагам Христовым, он относился без снисхождения, с крайней жестокостью. В своем труде «Просветитель» Санин развил тезис «о перехищрении и коварстве божьем». Для верного истолкования его мысли обратимся к цитате из «Лествицы» XIII века, указанной филологом И. И. Срезневским: «Прехищряет премудрый бесовьско злохытрьство человеческом умышлением». Премудрый творец не просто одолевает и побеждает зло, но мудрую прехитрость («прехищрение») противопоставляет «бесовскому злохытрству». С полным основанием современные богословы истолковывают также понятие «коварство божие» как мудрость господа: «А еже разумети закон — помышления есть блага, — читаем в Геннадиевской библии 1499 года, — сим бо коварством много поживеши лет». Указания на хитрость и коварство в устах Иосифа имели особое значение. Коварству и хитрости злых сил должны быть противопоставлены мудрое «преухищрение» и проницательное «коварство» божественной силы — таков смысл слов Санина, подкрепленных всей его практикой. Волоцкий игумен отвергал мысль о том, что вольнодумцы стремились соединить православие с поисками истины, с полученными человечеством новыми знаниями. В глазах Санина для уничтожения зла вольнодумства пригодны любые средства, оправдана любая жестокость. «Цель оправдывает средства» — этот принцип лежит в основе всех процессов над еретиками. Лишь с помощью «преухищрения» и «коварства» Геннадию и Иосифу удалось доказать принадлежность православных вольнодумцев к иудаизму («жидовству»). Сжечь их без такой лжи было невозможно.

«Заволжские» старцы Паисий Ярославов и Нил Сорский относились к еретикам не менее отрицательно, чем Геннадий и Иосиф Санин. В 1489 году архиепископ Геннадий просил бывшего ростовского архиепископа Иоасафа, жившего на покое в Ферапонтовом монастыре, вызвать из скитов Паисия и Нила, чтобы держать с ними совет по поводу еретических высказываний попа Алексея. Ортодоксальность Нила не вызывала сомнений у противников новоявленной ереси. Однако в произведениях Нила и Иосифа были характерные особенности. По предположению историка Н. А. Казаковой, в русской церкви уже в то время оформилось два идеологических течения, единых в своем осуждении ереси, но различных по своему отношению к монастырскому землевладению. Эти течения, складывавшиеся в заволжских скитах на Белоозере и в Иосифо-Волоколамском монастыре, имели и другие различия. Старцу Нилу из Заволжья было чуждо начетничество, столь характерное для волоцкого игумена Иосифа и его учеников. «Писания многая, — учил Нил, — но не вся божественна». Такой подход давал последователям Нила возможность общения с вольнодумцами, которых осифляне без разбора причисляли к «жидовствующим» и еретикам.

В Кирилло-Белозерском монастыре сохранилась рукопись с житиями святых, исправленными Нилом. «Писах с разных списков, — пояснял смысл своего труда Сорский, — тщася обрести правды, и обретох в списках о нех много неисправленна и, елика возможно моему худому разуму, сия исправлях». Труд Нила вызвал у Иосифа серьезные сомнения богословского порядка. Волоцкий игумен высказал их с характерной для него резкостью. Если Нил вычеркнул из житий некоторые из чудес, не внушавшие ему доверия, следовательно, утверждал Санин, он не верил в чудотворцев. Его слова заключали в себе серьезное обвинение. Они вызвали не менее резкую отповедь со стороны учеников Нила. Отвергая слова Иосифа как клевету и поклеп, автор «Прений с Иосифом» писал от имени Вассиана: «Сие, Иосифе, лжеши!»

В свое время Санин покинул семейный монастырь Ивана III в Боровске и укрылся в Волоцком княжестве. Семья удельного князя осыпала Волоколамский монастырь милостями, пожаловала много сел и деревень. Но в конце концов Иосиф покинул удел.

Следует вспомнить, что самые знаменитые монастыри XIV–XV веков возникли на территории удельных княжеств. Но в феодальной войне второй четверти XV века удельные порядки окончательно скомпрометировали себя, что ускорило крушение старой системы. К концу XV века от предыдущей эпохи уцелело лишь небольшое удельное княжество Федора Борисовича Волоцкого. За несколько лет до смерти Федора Иосиф Волоцкий объявил о разрыве с ним. Оправдывая свой шаг, Санин писал: «В наши лета у князя Василия Ярославича в вотчине был Сергиев монастырь, а у князя Александра Ярославского Каменской монастырь; да князь Василий Ярославич и князь Александр Федорович мало не побрегли тех монастырей, не толь честно начали их держати, как прежние их государи… и они того бесчестья не могли стерпети, били челом благоверному государю великому князю Василию Васильевичу, и князь Василий те монастыри взял в свое государство…»

Князь Василий Ярославич был внуком двоюродного брата Дмитрия Донского Владимира Андреевича. После смерти Владимира и его сына Андрея Радонежского Троице-Сергиев монастырь перешел во владение племянника Андрея князя Василия. От Андрея обитель получила множество щедрых вкладов. О пожертвованиях Василия ничего не известно. В годы феодальной войны Василий Ярославич неизменно выступал на стороне Василия II. Это не помешало великому князю забрать монастырь под свою власть после обращения к нему троицких старцев. В 1446 году Василий II отправился на богомолье в Троицу, которое окончилось для него трагически. К тому времени монастырские владения, возможно, уже входили в состав великого княжества. Василий II уехал на богомолье без войска, и мятежные князья немедленно воспользовались его оплошностью. Войска удельного князя Шемяки заняли Москву, а его союзник князь Иван Можайский поспешил в Радонеж. Узнав о приближении врагов, государь пытался найти убежище у гроба Сергия Радонежского и заперся в Троицком соборе. Когда мятежники стали ломиться в храм, Василий отпер двери и с иконой явления Сергию богоматери вышел навстречу Ивану Можайскому. Надеясь спастись, государь обещал покинуть престол и принять пострижение. Обращаясь к князю Ивану, он говорил: «Не изыду из монастыря сего и власы главы своея урежю». Однако мятежники не вняли его мольбам. Василия II силой увели от раки Сергия и отправили под конвоем в Москву, где на третий день «вынули очи».