А. Ждановский - По страницам истории Кубани (краеведческие очерки) Страница 36

Казак, как горец, не мыслил себя без лошади. Но если в начале XIX в. развивалось главным образом табунное коневодство и выращивались верховые лошади, то с 1870–х гг. по мере роста посевных площадей стали все чаще разводить лошадей упряжных, для хозяйственной надобности. Рост распашек в степном Прикубанье оттеснял коневодство в предгорья, сокращая конские табуны некогда известных черноморских коннозаводчиков. Например, в пореформенный период значительно поредели конские косяки полковника Бурсака, чей завод по разведению лошадей существовал более 90 лет. Распространенные на Кубани лошади так называемой черноморской породы отличались особой статью, силой и выносливостью и закупались не только для укомплектования конских батарей Кубанского войска, но и для других военных округов России. И все же с 1867 по 1892 г. поголовье табунов местных коневладельцев значительно сократилось. Правда, за это время увеличились табуны невойскового сословия, особенно у горцев. Среди последних выделялись Байчоров (1000 голов), Зацрумов (500) в Баталпашинском отделе, Султан–Гирей (400), Дерев Магомет–Измаил (300) в Майкопском.

Несмотря на сокращение табунного коневодства, в целом поголовье лошадей на Кубани постепенно возрастало. Это было связано в первую очередь с ростом сельскохозяйственного производства и земледельческого населения, особенно пришлого. Так, в 1875 г. на Кубани было 112 тыс. лошадей. Через четверть века их поголовье насчитывало уже 353,8 тыс. Распределение лошадей, прежде всего как важнейшей тягловой силы, было далеко не равномерным на Кубани. Так, по данным военно–конской переписи 1891 г., охватившей 160,4 тыс. хозяйств, у более трети из них не было вообще лошадей, 26,5% имели по одной лошади, столько же хозяев имели по 2–3 лошади. В то же время по 4 и более лошадей насчитывалось у 10,6% дворов. Им принадлежала почти половина (48,6%) общего количества переписанных лошадей.

Несколько по–иному шло воспроизводство поголовья крупного рогатого скота. В начале 60–х гг. XIX в. его было чуть более 200 тыс. голов, в 1875–м — 847,9 тыс., в 1890–м — 1720,1 тыс. Затем началось сокращение поголовья. В 1914 г. крупный рогатый скот насчитывал 1430 тыс. голов.

Нагульно–мясное скотоводство в еще большей степени, нежели коневодство, было вынуждено капитулировать перед наступавшим земледелием. Однако крупный рогатый скот оставался важнейшим мясо–торговым арсеналом сельскохозяйственного производства Кубани. Причем почти треть его была сосредоточена в Лабинском и Баталпашинском отделах.

Разводили на Кубани скот серой украинской (его еще называли черноморской) породы, отличавшийся «крупным ростом и могучим дородством, имевший роскошные рога, предпочтительно сивую шерсть, за что и получил прозвище «серого скота»».

Этот скот имел хорошие мясные и рабочие качества, так необходимые для колонизуемых районов Юга России, где его выращивали не только для получения мяса, но и для использования в качестве тягловой силы. В меньшей степени разводился скот швицкой, венгерской и красной калмыцкой пород. В Закубанье был распространен серый скот местной породы, по виду напоминавший черноморский, но менее мощный и мясопродуктивный.

Заметный вклад в совершенствование и разведение различных пород крупных рогатых животных вносили животноводческие «заводы» Н. В. Кулешова, Т. Г. Мазаева, братьев Пеховских, Н. И. Меснянкина и др. Так, на ферме Н. В. Кулешова близ станции Кубанской Владикавказской железной дороги выращивалось на продажу до 200 голов серых черноморских и красных калмыцких пород крупного рогатого скота и откармливалось на мясо около 7 тыс. голов. Существовавший с 20–х гг. XIX в. в станице Тифлисской «завод» Я. А. Пеховского в 90–е гг. имел около 1000 голов крупного рогатого скота, в том числе 250 племенных коров и 50 производителей. Его брат М. А. Пеховский, разводивший скот на арендованных землях Кубани с 1865 г., в связи с повышением цен на землю вынужден был в 1883 г. перевести часть своего стада в Терскую область, оставив близ Ахтарей 400 голов серой украинской породы.

Крупную роль в сельском хозяйстве Кубанской области 1860–1890–х годов играло овцеводство. Издавна многие казаки и горцы разводили грубошерстных овец, поголовье которых неизменно возрастало вплоть до конца 1870–х гг. К этому времени только у казаков их насчитывалось почти 1,9 млн. голов. Разводили главным образом три породы грубошерстных овец: волошскую в степной части Кубани, малич на Тамани и знаменитую карачаевскую овцу в закубанских предгорьях. Последняя ставилась не только прекрасным мясом и жиром, но и блестящей курчавой шерстью, шедшей на бурки и шубы. Основная масса карачаевских овец была сосредоточена в Баталпашинском отделе, где в конце 1870–х гг. их насчитывалось 338,7 тыс. голов — в несколько раз больше, чем в соседних закубанских отделах вместе взятых.

С 1870–х гг. на Кубани начало бурно развиваться мериносовое овцеводство, более известное тогда как тонкорунное. Основателями этого направления в овцеводческом хозяйстве Кубани были тавричане–овцеводы — выходцы из Таврической и других южных губерний России. Наступление пашни на пастбища и рост цен на землю вынуждали их перегонять свои отары на Кубань, где богатая травами нераспаханная степь представляла собой прекрасные пастбища для содержания овец.

На Кубань переселились такие известные предприниматели–овцеводы, как Мазаевы, Петрики, Николенко и др., закупившие и заарендовавшие у частных владельцев и войска десятки тысяч земли под свои многотысячные овечьи отары. Вместе с «тавричанами» стали успешно заниматься разведением мериносов и некоторые местные помещики. Так, в имении барона Р. В. Штейнгеля «Хуторок» их имелось около 40 тыс.

К 1890 г. поголовье этих овец на Кубани уже превышало число грубошерстных. Первых было 1723,3 тыс. голов, вторых — 1714,8 тыс. голов. Причем на долю иногородних жителей приходилось 1604,8 тыс. мериносовых овец, в то время как грубошерстных всего лишь 125,1 тыс. голов.

Славились своими отарами М. И. Заболотний, купец Н. И. Меснянкин, предприниматель Я. А. Пеховский. В хозяйстве последнего разводился особый тип овец, полученный путем скрещивания немецкой, мазаевской, французской и других пород овец. Полученная в экономии камвольная шерсть шла не только на фабрики России, но также во Францию и Англию. Однако с наступлением зернового земледелия мериносовое овцеводство сильно сократилось (к 1913 г. до 415 тыс. голов).

Из других видов скота на Кубани разводили свиней и коз. Они являлись важным подспорьем в хозяйствах крестьян и казаков, тем более, что их количественное изменение почти не зависело от роста распаханных земель. В 1890 г. в животноводстве Кубани насчитывалось 466,5 тыс. свиней и 109,5 тыс. коз. К 1913 г. поголовье свиней возросло еще на 100 тыс. голов. По количеству свиней на 100 душ населения (30 голов) Кубанская область стояла впереди большинства губерний России. Что касается животных, разводимых главным ооразом для использования в качестве тягловой силы, то их было немного — несколько тысяч буйволов и свыше 600 мулов и ослов, незаменимых помощников людей на горных склонах Баталпашинского отдела.

В пореформенное время жители Кубани наряду со скотоводством стали больше внимания уделять земледелию. Однако до 80–х гг. XIX в., когда в край хлынул поток крестьян из Европейской России, земледелие играло второстепенную роль по сравнению с животноводством. Об его уровне на рубеже 1870–х и 1880–х гт. можно судить по следующему свидетельству современника: «Способ возделывания земли — самый патриархальный: кто где и чем хочет, тот и пашет и все основано на ничем несообразной рутине». Ведущей системой земледелия была переложная. Малая заселенность края и обилие незанятых плодородных земель позволяла земледельцам засевать свои участки несколько лет подряд, а затем по мере их истощения переходить на новые, «свежие», земли. Экстенсивная в своей основе переложная система земледелия в то время оправдывала себя тем, что давала возможность при минимальных затратах капитала обеспечить хозяйство необходимой сельскохозяйственной продукцией. Естественно, урожайность зерна была невысокой (по ведущей культуре, пшенице, ниже, чем в губерниях Европейской России), а по чистому сбору зерна на душу населения (т. е. за вычетом семян) Кубань в 1860–х гг. стояла на одном из последних мест в стране.

С быстрым ростом населения и увеличением распашки земель определенные изменения претерпевали и способы сохранения почвенного плодородия. Уже в последней четверти XIX в. на Кубани можно было встретить хозяйства с паровой системой земледелия, с трехпольным, четырехпольным и многопольным севооборотами, с искусственным травосеянием, применяющими удобрения и поливку полей. Но таких хозяйств было немного. К их числу относились, например, имение барона Штейнгеля, в котором уже в 1890–х гг. применялся плодосмен, очистка от сорняков культурой пропашных растений, выращивание кормовых трав и посевы озимой пшеницы по черному пару. Однако и в этом образцовом капиталистическом имении на части площади практиковалась переложная система земледелия. Что уж говорить о большинстве крестьянских хозяйств, занимавшихся исключительно зерновым производством. Хлебная нива Кубани в это время стремительно росла: в начале 1870–х г. под злаками было занято 0,5 млн. десятин, к концу 1890–х — около 2 млн., к 1913 г. — более 3 млн. десятин. Половина этой площади приходилась на посевы пшеницы — ведущей зерновой культуры Кубани, вторым шел ячмень. Посевы других зерновых культур (ржи, проса, овса и пр.) были незначительными. Уже сам по себе этот факт говорил о росте торгового земледелия на Кубани.