Николай Байбаков - Моя родина – Азербайджан Страница 37

Молотов согласился. Дело было решено.

… О том, что Сталин всесторонне готовился к подобным совещаниям, говорит множество фактов. Мне помнится, например, как во время выступления начальника Краснодарского нефтекомбината С. С. Апряткина Сталин спросил его, каковы общие запасы нефти в Краснодарском крае. Апряткин назвал цифры – 160 млн т. Сталин попросил его «расшифровать» эти запасы по категориям.

Начальник комбината не помнил точных данных. Сталин изучающе посмотрел на него и укоризненно произнес:

– Хороший хозяин, товарищ Апряткин, должен точно знать свои запасы по их категориям.

Все мы были удивлены конкретной осведомленностью Сталина. А начальник комбината сидел красный от стыда. Это был урок и ему, и всем нам.

Помню, как однажды случился такой казус: вставший для выступления начальник Грознефти Кочергов словно окаменел и от волнения не мог вымолвить ни слова, пока Сталин не вывел его из шока, успокаивающе произнеся:

– Не волнуйтесь, товарищ Кочергов, мы все здесь свои люди.

Это было на том памятном для меня приеме.

В тот вечер, когда мы возвращались из Кремля в наркомат, управляющий трестом «Ворошиловнефть» Христофор Мосесович Сааков заметил мне:

– Всех я слушал внимательно. И ведь, пожалуй, только вы один вели себя совсем спокойно. Так уверенно, ничуть не теряясь, как у себя дома, отвечали на вопросы Сталина.

Мне было тогда 29 лет, и, конечно, услышать такое о себе, что ни говори, приятно.

Как же относился ко мне Сталин? То, что я действительно легко освоился в общении с ним, отвечал на его вопросы четко и точно, отстаивая интересы своего дела, – заслуга, прежде всего, хозяина кремлевского кабинета, создавшего на совещании доверительно-деловитую атмосферу. И еще: просто я сумел взять себя в руки, скрыть свое внутреннее волнение. Видимо, Сталин это заметил и запомнил.

Как же относился Сталин к специалистам? Ему нравились знающие свое дело люди, особенно «новая волна» специалистов, пришедших на производство в советское время, воспитанники нового строя, которых он мог по справедливости считать и своими питомцами. И нас он слушал, как мне кажется, с особым чувством – это нам, тогда молодым людям из рабфаков и институтов, предстояло обживать будущее. Вот почему, заметив чье-нибудь дарование, присматривался к нему – каков человек: если трус – не годится, если дерзновенный – нужен. И таких он всячески поддерживал, выдвигал на руководящие посты, ведь не зря знаменитые «сталинские наркомы» – это в основном 30–35-летние люди с неизрасходованной энергией и верой, что будущее будет построено именно ими.

Он понимал, что специалисты новой формации открыты новым техническим и научным идеям, в чем не раз убеждался на многочисленных совещаниях, всегда деловых и конкретных. Участвуя в них, мы проходили выучку, как руководить своим хозяйством, как находить главные тенденции в производстве, как их осуществлять. И здесь Сталин требовал от людей смелости и принципиальности.

Конечно, общаться с ним было непросто и нелегко – работать приходилось в зоне повышенной ответственности. Сталин от каждого требовал глубокого знания дела, конкретности. Он проникал в самую суть исследуемой проблемы, обладая при этом какой-то мистической (не побоюсь этого слова) способностью чувствовать и находить наиболее слабые и уязвимые места в позиции собеседника. Было очень трудно понимать, что ты почти безоружен перед его вескими доводами. Мы знали, какую огромную власть он держит в руках, но сколько власти, столько и тяжелой ноши. И мы все – от Сталина до простого шахтера – несли эту ношу, трудную и высокую, каждый по своим силам.

Личная жизнь

Жизнь теперешних руководителей высокого ранга намного разнообразнее, чем была в наше время, и к тому же несравненно более на виду. Благодаря вездесущему телевидению народ может видеть своих государственных мужей на теннисных кортах, на футбольном поле, в речной проруби, а то и просто в майке в кругу семьи. И все это, чувствуется, с их согласия. С удовольствием они еще совсем недавно демонстрировали свое физическое здоровье и бодрость, плясали среди толпы. Вообще саморекламировались, как это делают лидеры на Западе.

Ну а как это воспринимает наш народ? Думаю, плохо, невесело воспринимает, глядя на лидеров.

Совсем в иной нравственной атмосфере складывалась и проходила личная жизнь руководителей моего поколения. А чаще всего, особенно перед войной и в войну, на личную жизнь времени не хватало вообще. Мы вроде бы и не жили этой удобной частной жизнью. Были поглощены работой, в «сплошной лихорадке буден», как писал Владимир Маяковский.

Так было и со мной в годы работы первым заместителем наркома нефтяной промышленности СССР, которые можно было бы назвать «наркомовские дни и ночи», период конца второй пятилетки и начала предвоенной третьей. Страна спешно и упорно готовилась к неизбежной схватке с фашизмом, и военный аспект был определяющим в развитии нашей отрасли. Это мы обсуждали на строго закрытых совещаниях у Сталина, где вещи назывались своими именами. Никто из нас не питал ни малейших иллюзий на тот счет, что с фашизмом, мол, можно поладить, ужиться, избежать войны.

«Война не за горами!» – эта фраза была для нас почти обиходной.

Сегодняшние фальсификаторы и клеветники тщатся извратить смысл и задачи политики Советского Союза тех лет, доказать геополитический сговор Сталина и Гитлера, тот факт, что, мол, коммунизм и фашизм – почти одно и то же. Это клевета и на всех нас, и на историю страны. Достаточно одного сравнения: Гитлер – это превосходство одной нации, немецкой, над всеми народами мира, Сталин – это интернациональное братство людей. Мы всей своей сущностью ненавидели фашизм. Направляемые волей Сталина, мы изо всех сил работали на оборону страны. В начале третьей пятилетки нефтяная промышленность достигла наивысших, мировых показателей, обеспечив тем самым «в войне моторов» наше превосходство.

Что я мог в те дни накануне войны сказать о своей личной жизни? Пожалуй, только «Моя личная жизнь – работа и еще раз – работа». Даже в кино пойти было некогда. Круг личных друзей сузился до тех, с кем я работал, но и нам некогда было встретиться за накрытым столом. Мы не выделялись среди других ничем, даже одеждой.

Ну а как складывались отношения с радостями жизни молодой? Например, с выпивкой? Признаюсь, всего один раз в те годы затащил меня в ресторан хваткий начальник хозуправления наркомата – отметить в дружеском кругу свой день рождения. Пили сухое вино, конечно соблюдая меру. А на утро позвонил мне лично Берия (тогда первый заместитель Председателя Совнаркома) и без обиняков, запросто, «по-отечески» вкрадчиво спросил:

– Байбаков, где ты был вчера?

– Как где? Я был на работе.

– А после работы? – спросил уже не без ехидцы тот же «отеческий» голос.

– Был в «Национале» на дне рождения моего товарища.

– Что за бардак! Нам только и не хватало, чтобы наркомы и их замы шлялись вечерами по ресторанам!

– Но что особенного я себе позволил! – ответил я.

– Чтобы этого больше не было! – В голосе зазвенел металл. – Такой порядок. Все.

С тех пор я ни разу не бывал в ресторане. Не ходил, впрочем, в бытность моей работы с Кагановичем ни в кино, ни в театр. Отдыхать доводилось только урывками, чтобы хоть чуть отдышаться, выспаться. Выходных и отпусков тоже не было. Все рабочие дни были расписаны буквально по минутам, но все равно времени не хватало. День сливался с ночью.

В один из таких сумасшедших дней Каганович вдруг обратился к управляющему делами наркомата, показав рукой на меня, в своем обычном казенном тоне, без намека на шутку или улыбку:

– Вот у нас молодой человек: ему уже стукнуло двадцать девять, а он до сих пор не женат.

– Лазарь Моисеевич, – решил я вставить свое слово, – но вы же не даете мне даже вечером отдохнуть.

– Ладно, – сказал Каганович, окинув меня цепким взглядом и, обращаясь к управляющему делами, добавил: – Байбаков чтобы в субботу вечером не работал.

А у меня на примете уже давно была одна симпатичная девушка. Встречались мы с ней второпях, мельком, я и сам не знал толком, всерьез ли она нравится мне. Не было времени разобраться. Но в первый же свободный субботний вечер после полученного мной «благословения» Кагановича я встретился с ней, решив познакомиться с ее родителями. Перед этим, согласно заведенному в наркомате порядку, я сообщил секретарю, куда ухожу, и назвал номер телефона.

Родители этой девушки приняли меня радушно, как долгожданного гостя. Даже стол накрыли. Только стали мы усаживаться, как вдруг телефонный звонок. Предполагаемая теща, снявшая трубку, испуганно обратилась ко мне:

– Вас вызывают срочно, Николай Константинович.

Звонил секретарь из наркомата:

– Товарищ Каганович просит вас немедленно приехать.

И начались дни такой запарки, что мне было не до свиданий. Как-то незаметно эта девушка отошла на второй план, забылась. Мне некогда было сожалеть или горевать и даже вспоминать о несостоявшемся сватовстве.