Олег Айрапетов - На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история Страница 39

В ответ на рассуждения Лобанова, считавшего необходимым компенсировать немецкие действия на Шаньдуне высадкой русского десанта на Квантуне, в районе Талиенвана{815}, сам император подвел итог своим взглядам на дальневосточную политику России и проблему выхода в Мировой Океан: «Я всегда был того мнения, что будущий наш открытый порт должен находиться или на Ляодунском полуострове, или в северо-восточном углу Корейского залива»{816}.

Глава 9. Приобретение Порт-Артура. Причины и результаты

Проблема открытого выхода в океан давно беспокоила русских моряков. Балтика, Черное и Японское моря не могли его обеспечить. Петропавловск-Камчатский был слишком далек, и не имел прочной связи с материком. Побережье Мурманского берега, куда доходил Гольфстрим, пустовало, Кольский уезд с его незамерзающими гаванями имел небольшое население, в 80-е годы XIX века здесь превалировали норвежцы и финлядцы. Железнодорожной связи не было, ближайшие запасы угля, необходимые для развития порта, находились на Новой Земле и Шпицбергене{817}.

Единственная незамерзающая гавань России со свободным выходом в Атлантику — Екатерининская — фактически пустовала и в 90-х. Правда, в 1899 году на ее западном берегу, напротив большого поморского селения Кола, был основан порт Александровск (Мурманск), в отсутствие железной дороги быстро ушедший в упадок. В 1910 году там жило всего 374 человека. При этом на всем Мурманском берегу от мыса Святой Нос до границы с Норвегией на протяжении около 1500 верст постоянно проживало всего около 3 тыс. чел. — 672 семьи. Население Александровского уезда с площадью 130 210 кв. верст в 1914 г. составляло 12 456 чел. Железная дорога была построена только накануне Февральской революции 1917 г{818}. Движение к Тихому океану в 90-е годы казалось наиболее рациональным решением.

Китай отказался принять русские требования, и в ответ 1 декабря 1897 г. Николай II отправил корабли Тихоокеанской эскадры на рейд Порт-Артура (совр. Луйшунь, КНР). Таким образом, политика «мирного проникновения» Витте с самого начала давала сбои и не действовала без применения силы. В первый раз ею пришлось угрожать Японии во имя принципа целостности Китая, во второй — грозили уже Китаю для того, чтобы получить согласие на нарушение того же принципа. Ситуация осложнялась и тем, что русская эскадра по прежнему стояла в Японии, в Нагасаки, где за ней бдительно наблюдали два британских крейсера. С одной стороны, русское командование опасалось опоздать к Порт-Артуру, с другой — предпочитало обойтись без осложнений с англичанами.

Был распущен слух о том, что эскадра пойдет в Корею под предлогом охраны русских подданных, а в Порт-Артур была отправлена лишь группа кораблей. Но обмануть никого не удалось, английские наблюдатели ушли к берегам Квантуна на несколько часов раньше. Придя к городу раньше русских кораблей, англичане попытались помешать им войти в гавань города. Тем не менее, 1 декабря 1897 года на его рейде появились два русских крейсера и канонерская лодка. Немедленно в гавань вошел, не смотря на запрещение, и британский крейсер. И, хотя он пробыл здесь всего несколько часов, этот факт, а также запросы британского правительства, ускорили развязку дела. Правда, англичане заявили, что их корабль находился в китайском порту с дружественным визитом, и покинул его после дружественного обращения российского правительства, умолчавшего о готовившейся аренде базы{819}.

Наметившееся обострение противостояния России с Англией на Дальнем Востоке было немедленно замечено в Берлине. 5(17) декабря 1897 г. Вильгельм II встретился с русским послом в Германии графом Н. Д. Остен-Сакеным для того, чтобы высказать свое мнение о германо-русской солидарности в Китае. «Именно для того, чтобы не связать свои интересы с английскими, — сказал император, — я решил избрать порт Киао-Чао, который по своему географическому положению поставит меня на границе сферы действия России. Ваши враги, будут ли они называться японцами или англичанами, станут теперь моими врагами, и всякий зачинщик, кто бы он ни был, который захочет препятствовать вашим намерениям силой, встретит германскую эскадру бок-о-бок с вашими судами»{820}. Кайзер весьма надеялся на развитие русско-франко-германского сотрудничества в Тихом океане{821}. Он неоднократно щедро делился с русским дипломатом своим убеждением в том, что Япония не будет опасной объединенным силам Германии и России, а Англия никогда не решится на это{822}.

Эта политика полностью соответствовала и взглядам Бюлова на роль, которую Берлин должен был играть в отношениях между Англией и Россией: «Германия должна держаться независимо от обеих. Она должна быть подобна стрелке на весах, а не маятнику, беспорядочно качающемуся туда-сюда»{823}. Подталкивая соседа к активизации на Дальнем Востоке, Берлин мог быть уверен, что неизбежное обострение противоречий между Петербургом, Токио, Лондоном и Пекином рано или поздно приведут к ослаблению внимания России к европейским делам, что само по себе не могло не усилить значение германской «стрелки» на весах европейской политики.

4 января 1898 г. китайцы капитулировали, согласившись на основные требования Берлина: передача в аренду Германии на 50 лет территории в районе бухты Циндао с предоставлением права строительства укреплений и содержания гарнизона; создание нейтральной полосы шириной в 100 ли (примерно 50 км.) начиная от максимальной линии прилива, где могут находиться только германские войска. В связи с тем, что вслед за данным решением германская дипломатия потребовала увеличить срок аренды до 99 лет, уже 6 января он был увеличен в соответствии с требованиями Германии{824}. В результате, после непродолжительных переговоров и консультаций, касавшихся прав на строительство железных дорог и разработку каменноугольных концессий вне передаваемой в аренду зоны, 6 марта 1898 г. немцы навязали Китаю договор об аренде оккупированной на Шаньдуне территории, в радиусе 50 км. от бухты, сроком на 99 лет{825}. Таким образом, эта «жемчужина без оправы», как назвал Циндао Тирпиц{826}, перешла под немецкий контроль.

Первую из возникших проблем — в отношениях с Китаем — Петербургу в конце концов удалось решить (с помощью взятки). На негласную раздачу подарков китайским чиновникам был выделен 1 млн. рублей{827}, причем самому Ли Хунчжану 16(28) марта 1898 г. было передано 500 000 лан серебра{828}. 15(27) марта 1898 г., через три недели после заключения германо-китайского договора о Циндао, была подписана конвенция об аренде Россией Порт-Артура и Квантунской области сроком на 25 лет с правом его продления (ст.3). Порт-Артур получал статус военного порта, открытого только для русских и китайских военных судов, для военных и коммерческих судов других стран он объявлялся закрытым. Одна из бухт Талиенвана получала такой же статус, остальная часть порта открывалась для коммерческого судоходства всех стран (ст.6). Кроме того, Россия получала право на строительство Южно-Манчжурской железной дороги (ЮМЖД), которая должна была соединить военную базу Порт-Артур и торговый порт Дальний (Далянь) с КВЖД и Транссибом (ст.7){829}.

На следующий день после подписания этого договора эскадра под командованием контр-адмирала Ф. В. Дубасова высадила десанты в Порт-Артуре и Талиенване (Дальнем). Китайские войска без боя отошли за границы выделенной России территории{830}. «Соглашение это, — гласило русское Правительственное сообщение от 17(29) марта 1898 г., — является прямым и естественным последствием установившихся дружественных отношений между обширными соседними империями, все усилия коих должны быть направлены к охранению спокойствия на всем огромном пространстве пограничных владений на обоюдную пользу подвластных им народов. Обусловленное дипломатическим актом 15 марта мирное занятие русскою военно-морскою силою портов и территорий дружественного Государства, как нельзя лучше свидетельствует, что Правительство Богдыхана вполне верно оценило значение состоявшегося между нами соглашения»{831}.

Николай II оценил соглашение как «бескровную победу». Так, или примерно так, естественно, с точки зрения Германии, оценивал случившееся и Вильгельм II. Ранним утром 16(28) марта он явился в русское посольство в Берлине. Граф Остен-Сакен докладывал: «он хотел лично поручить мне передать нашему Августейшему монарху свои поздравления по поводу окончательного вступления во владение портами Артуром и Талянванем. «Вы знаете, — сказал Его Величество, — что я принимаю близко к сердцу всякий политический успех императора Николая. Вот мы оба прочно утвердились на Дальнем Востоке, — пусть это не нравится Англии! Настало время, чтобы она поняла всю тщетности ее претензий на первостепенное и исключительное право на всех пунктах земного шара, на которые притязают ее торговые аппетиты, и чтобы она перестала кричать о предательстве, когда другие державы преследуют свои интересы в тех же областях без ее согласия»{832}.