Коллектив авторов - Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей Страница 39

Оклады содержания оставались неизменными до упразднения цензурного ведомства. Если для середины XIX в. это были большие суммы (известно свидетельство А.В. Никитенко, относящееся к 1855 г., о высокой зарплате цензоров{422}), то в начале XX в. содержание чиновников цензурного ведомства, оставаясь в целом на уровне 1865 г., существенно отставало от зарплаты служащих такого же ранга других министерств.

Годовой доход, получаемый чиновником, складывался из оклада содержания, пособий, премий, наград и пенсий. Так, например, начальник Главного управления по делам печати, кроме положенного ему по должности содержания — 8000 руб., обычно получал еще 3000 руб. к Рождеству и 3000 руб. квартирных. Такие суммы получали С.С. Татищев, А.В. Бельгард, Н.А. Зверев{423}. Член Совета Главного управления по делам печати П.А. Вакар с 1876 г. получал к штатному содержанию добавочное — 2000 руб. в год, всего 6000 руб.{424} А.Г. Петров в 1887 г. получал 4000 руб. жалованья, пенсию — 1622 руб. 41 коп. и 2000 руб. аренды, всего 7622 руб. 41 коп. в год{425}. А. И. Кишмишев, состоя в должности старшего цензора восточных языков Кавказского цензурного комитета, в 1892 г. за 20 лет службы получил премию в размере полного оклада содержания — 1500 руб.; в 1901 г., оставаясь на службе, он стал получать пенсию в размере годового оклада как чиновник, «с отличным усердием и опытом» исполнявший «трудные и ответственные» обязанности, «весьма полезные» для комитета (всего 5500 руб. в год){426}.

В отличие от первой половины XIX в., когда подавляющее большинство цензоров имело дворянское происхождение, во второй половине XIX в. из дворянских родов происходили только 203 цензора из 465 (43,6%)[23]. 60 цензоров были разночинцами (12,9%); у 16 в формулярных списках отмечено, что они происходили «из иностранцев» (3,4%); из купцов — 15 чиновников (3,2%); из мещан — 13 (2,7%); из духовного звания — 36 (7,7%); 9 цензоров имели крестьянское происхождение (1,9%); двое — из цеховых (0,4%), а С.А. Мелик-Меграбов вел свою родословную от персидских ханов.

Образование играло большую роль в системе государственной службы. Для лиц как дворянского, так и не дворянского происхождения оно давало юридическую возможность относительно быстро продвинуться по служебной лестнице и достичь наиболее высоких чинов, лица без образования могли рассчитывать на получение лишь низких должностей.

В пореформенной России образование стало доступно для всех сословий и открывало возможности для поступления на гражданскую службу. Среди цензоров выпускники университетов составляли 298 человек (64,3%)[24]: Санкт-Петербургского (71 человек), Московского (65), Дерптского (22), св. Владимира в Киеве (15), Харьковского (13), Варшавского (12), Казанского (8), Новороссийского (7), Львовского (3), Виленского (2). Высшее образование получили выпускники Александровского лицея (15), Училища правоведения (12), Лазаревского института восточных языков (7), Ришельевского лицея (6), Военно-медицинской академии (2), Медико-хирургической академии (2), Института корпуса путей сообщения (2), Главного педагогического института (2), Петровской сельскохозяйственной академии (1), Историко-филологического института (1), Восточного института (1), Духовных академий: Санкт-Петербургской (6), Московской (6), Киевской (4), Казанской (1), Виленской духовной коллегии (1). Четыре цензора сдали экзамены по курсу университета. Четыре цензора получили высшее образование за границей. Неоконченное высшее образование имели 9 чиновников (1,9%), домашнее образование было у шестерых (1,3%), военное образование — у 23-х (4,9%). Среднее и среднее специальное образование, включая духовные семинарии, имели 46 человек (9,6%), неоконченное среднее — 5(1%), начальное — 5(1%).

Большинство цензоров закончило учебные заведения по различным специальностям: цензорами становились юристы, историки, филологи, но были и военные, математики, врачи. Особая группа — отставные чиновники, которые после выхода на пенсию пробовали себя в новой профессии. Такое разнообразие полученных специальностей объяснялось тем, что, как и в первой половине XIX в., одной из особенностей цензорской профессии было то, что выучиться на цензора было невозможно: ни одно учебное заведение России не готовило таких специалистов.

Как в первой половине XIX в., так и во второй до прихода в цензурное ведомство чиновники имели опыт работы в государственных учреждениях по разным министерствам, но в первой половине они приходили преимущественно из Министерства народного просвещения, а во второй — из Министерства внутренних дел. Отметим, что для второй половины века наиболее типичен был переход в цензоры с должностей чиновника особых поручений при министре внутренних дел или при губернаторе или генерал-губернаторе, или советника губернского правления, или служащего канцелярий глав губерний. Таких было более 28% от пришедших из Министерства внутренних дел.

Во второй половине XIX — начале XX в. в цензурном ведомстве служили писатели, переводчики, историки литературы, поэты, публицисты, литературные и музыкальные критики, композиторы, драматурги: А.Н. Алфераки, П.Е. Астафьев, Н.Н. Боборыкин, А.А. Венкстерн, Е.Е. Волков, И.А. Гончаров, Г.П. Данилевский, С.И. Донауров, В.А. Истомин, П.И. Капнист, Д.И. Каменский, А.Ф. Крюковской, И.И. Лажечников, К.Н. Леонтьев, Г.А. Лишин, М.Н. Лонгинов, В.В. Львов, А.С. Любовников, А.Н. Майков, П.А. Матвеев, Э.К. Метнер, С.В. Назаревский, П.И. Небольсин, А.В. Никитенко, В.Ф. Одоевский, Н.И. Павлищев, А.П. Плетнев, В.М. Площанский, Д.М. Позняк, Я.П. Полонский, А.Н. Похвиснев, Н.А. Ратынский, М.Н. Ремизов, И.В. Росковшенко, Е.А. Салиас-де-Турнемир, П.К. Симони, Д.П. Скуратов, К.К. Случевский, Н.М. Соколов, B.C. Соловьев, Н.Н. Страхов, С.С. Татищев, Ф.М. Толстой, Н.А. Трескин, Ф.И. Тютчев, Р.А. Фадеев, Е.М. Феоктистов.

Чиновникам без образования достичь должности цензора удавалось с помощью большого стажа и опыта в цензурном деле. Они поднимались по служебной лестнице постепенно, сначала занимая посты канцелярских чиновников, секретарей, помощников цензоров, и только потом получали должность цензора.

Так же как и в первой половине XIX в., цензоры должны были быть политически благонадежны. При приеме на службу в цензурное ведомство необходимо было представить, кроме метрического свидетельства и документа об образовании, удостоверение о политической благонадежности.

Такими же остались и правила приема в цензоры. Хотя по закону чиновник, претендовавший на должность, не обязан был сдавать никакого экзамена, однако председатели цензурных комитетов иногда проверяли способности кандидатов. Часто подготовка цензоров происходила на рабочем месте под руководством опытного наставника. В формулярных списках встречается отметка, что чиновник был «откомандирован для занятий» в Главное управление по делам печати или цензурный комитет, что означало его стажировку перед получением должности. Следует отметить, что экзамены и предварительная подготовка в комитетах были скорее исключением, чем правилом. Руководители цензурных подразделений были озабочены подготовкой кадров, поскольку иногда и пройденный экзамен, и стаж в цензурных органах не гарантировали успешной службы.

К концу XIX в. все сложнее было находить подходящих цензоров из чиновников Министерства внутренних дел. Особенно ярко показывают проблему с кадровым составом в цензуре, связанную с низкой оплатой труда, материалы ревизии в Вильно 1914 г. Член Совета Главного управления по делам печати С.Е. Виссарионов, проводивший ревизию, отмечал в отчете, что «из всего состава Виленского комитета по делам печати один только… Кеммерлинг получил высшее филологическое образование. Остальные члены Комитета не имели даже среднего образования и не обладали никакой подготовкой для наблюдения за печатью в столь серьезном месте, как гор. Вильно: братья Миллерштейны ранее были мелкими почтовыми чиновниками, а Ярошевский состоял в различных полицейских должностях»{427}. В 1914 г. А. П. Плетнев писал, что среди цензоров Одесского комитета цензуры иностранной лишь он один знал английский и немецкий языки{428}.

Так же как и в первой половине XIX в., средний возраст цензоров был различным. Средний возраст получения цензорской должности составлял 42 года[25], а возраст ухода определялся в 54 года[26]. Цензорами становились молодые люди, почти сразу после окончания учебного заведения определившиеся в цензуру. В возрасте 20–29 лет 46 человек (9,9%) получили должность цензора. В возрасте 30–39 лет цензорскую должность получили 119 человек (25,8%), в возрасте 40–49 лет — 129 человек (28%), в возрасте 50–59 лет — 84 человека (18,2%). Закон не предусматривал верхнего возрастного предела в гражданской службе, поэтому, если позволяло здоровье, служить можно было всю жизнь. В возрасте 60 лет и старше цензорами стали 22 человека. Так, А.П. Есипов служил в немецком отделении Комитета цензуры иностранной до 73 лет и, по словам А.Е. Егорова, засыпал «от дряхлости в своем кресле»{429}. Цензор Санкт-Петербургского цензурного комитета Д.П. Скуратов (из отставных военных) служил с 61 года до 80 лет, члены Главного управления по делам печати Н.И. Пантелеев — с 28 до 77 лет, А.Г. Петров — с 56 до 84 лет.