Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя Страница 4

Прошло не больше минуты, как Патрикеев вер­нулся и объявил:

— Василий Медведев, государь.

Спустя много лет великий князь, вспоминая по разным поводам первую встречу с Медведевым, постоянно мучился вопросом: почему она так прочно засела в памяти, что же было особенного в этом даже еще не мужчине — юноше, — то ли его уверенная твердая поступь, когда он прибли­жался к великокняжескому трону, то ли этот по­клон — низкий, почтительный — ни к чему не придерешься — и все же совсем не такой, как у московских придворных, или быть может, запом­нилась нарушающая этикет какая-то наивная естественная свобода, с которой он оперся левой рукой на рукоять длинного меча, выпрямившись после поклона…

Иван Васильевич принял обычную для офици­альных приемов величавую позу и посмотрел в глаза Медведева суровым, пристальным взглядом, от которого обычно опускают взор придворные бояре, однако Медведев спокойно выдержал этот взгляд, а великий князь повнимательнее разглядел смуглое, продолговатое лицо, светлые, будто вы­горевшие на солнце волосы, а в больших серых зрачках обнаружил почти детское любопытство, толику лукавства, но ни тени страха, волнения или притворного восхищения, которые так часто выражают глаза людей, удостоенных чести впер­вые предстать перед самим Государем-батюшкой…

— Мне говорили, что ты хорошо показал себя в

Новгороде.

— Я только выполнял приказы, государь.

— И справился один с пятью изменниками в

купеческом доме?

— Да, государь, только пятеро сопротивлялись.

Остальные- сдались.

— «Только пятеро»?

— Бывало, государь, я стоял и против дюжины.

Хвастун. Мальчишка. Но ум живой и быстрый.

Нeробеет, за словом в карман не лезет. Может,как раз такой и нужен? — Ты, верно, небогат?

— Добрый конь да этот меч — все мое состоя­ние, государь.

Великий князь едва сдержал улыбку, разгляды­вая очень старый меч в потрепанных кожаных ножнах, стянутых почерневшими от времени овальными кольцами из дешевого серебра низкой пробы. Если еще и коню столько же лет…

— Должно быть, твой меч помнит времена мое­го прадеда, светлой памяти князя Дмитрия, про­званного Донским. Нынче никто уже таких не но­сит — уж больно тяжел. Не трудно тебе с ним?

— Нисколько, государь. Этот меч мой дед, куз­нец, выковал сам. Он изобрел какой-то секрет.Лезвие до сих пор не притупилось. В Куликовской битве дед сразил им две дюжины татар. Умирая,он завещал меч отцу, а отец — мне. С этим мечом,государь, я спокойно выхожу против татарской сабли и турецкого ятагана, равно как против тев­тонского меча или фряжской шпаги. .

— Ну что ж, надеюсь, ты с честью сохранишь славу предков и умножишь их подвиги, не затупив столь чудесное лезвие…

Крики со двора отвлекли внимание великого князя, и он выглянул в окно.

Огромная толпа собралась внизу вокруг коло­кола, уже опутанного толстыми веревками — все возбужденно орали, размахивая руками, и напере­бой давали друг другу советы, как лучше снять ко­локол с саней и поднять на высокую звонницу…

Ох уж эти советчики! — всегда-то они лучшевсех знают, как надо, а лишь до дела дойдет…Нет, нет, не надо слушать ничьих советов, по­ступать надлежит, как сам решил, и уповатьна милость Всевышнего.., Только так…

Иван Васильевич повернулся к юноше:

— Однако от сего дня ты больше не служишь в моем войске.

Медведев удивленно вскинул брови и тотчас склонил голову, скрывая смущение,

— Чем я заслужил твою немилость, государь?

— Напротив, Василий, милость. И немалую. Ты хорошо показал себя в борьбе с моими новгород­скими врагами, а я ценю верных, преданных слуг и забочусь о них. Посему решил я пожаловать те­бя и всех потомков твоих дворянским званием, а поскольку ты сирота, беден и неимущ — дам тебе в кормление земли. Иван Юрьевич, принеси, что нужно.

Патрикеев бесшумно вышел, плотно притворив за собой дверь, а великий князь снова направился к окну и, мельком глянув на Медведева, с удоволь­ствием заметил в его глазах сверкнувшую сквозь удивление искру радости, и это было хорошо, это успокаивало…

Он тщеславен, у него есть слабости, а стало быть, ему можно доверять, ибо больше всего насвете следует опасаться людей, которые не про­являют своих слабостей —значит, умеют оченьхорошо скрывать их, а вместе с ними и еще что-нибудь, чего ты не знаешь и о чем не догадыва­ешься, но что в самую неподходящую минуту мо­жет оказаться для тебя смертельно опасным.

Колокол уже висел на толстых веревках, слегка раскачиваясь, и сани медленно выезжали из-под него.

—  Поди сюда, — не оборачиваясь, позвал вели­кий князь. — Узнаешь?

—  Это вечевой колокол Новгорода Великого,государь.

—  Верно. Знак безвластия, раздоров и мятежа.Скольким смутам он был свидетель, сколько крови пролилось под его звон!.. Хотели новгородцы сами собой править — и что же? Издревле рус­ский город чуть не отошел под власть литвинов,за Которыми стоит Польша, а издревле православ­ный народ — под власть короля-католика! Я не мог допустить этого. Отныне вся новгородская земля — моя отчина, а Великое Московское кня­жество выросло вдвое — значит, стало вдвое сильнее! - и теперь вечевой колокол Господина Вели­кого Новгорода будет наравне с другими бить здравицу в мою честь на моей кремлевской звон­нице! Да, татары нас сильно ослабили… Потом вражда, усобицы, каждый за себя… Но уже мой прадед с твоим дедом показали на поле Кулико­вом совместную силу русских княжеств. А нам с тобой, Василий, равно как детям и внукам нашим, дело собирания земли продолжать надо. Надо, сы­нок, надо… Терпеливо, упорно и постепенно: шаг за шагом, село за селом, город за городом, княже­ство за княжеством — курочка по зернышку клю­ет… А уж как соберем поболе… — Великий князь крепко сжал кулак, будто хотел нанести сокруши­тельный удар невидимому противнику, и, не дого­ворив, застыл на секунду, глядя поверх золотых маковок кремлёвских церквей куда-то в ему одно­му ведомую даль, потом медленно разжал пальцы, погладил переносицу и, казалось, решил переме­нить тему: — После покорения Новгорода нам не­кого опасаться с севера и востока, а благодаря та­ким людям, как твой покойный отец, мы крепки на юге.

Он помолчал, потом тихо, но выразительно до­бавил:

— Теперь нам нужен Запад.

Брови Медведева едва заметно дрогнули, и тут великий князь, резко повернувшись, стал горячо и быстро задавать ему вопросы — один за другим, — почти не дожидаясь и не слушая ответов-

— Скажи, Василий, ты знаешь, какие земли со­ставляют основную часть Великого Литовского княжества?

— Русские, государь.

— А язык, который считается в том княжестве державным и коим говорит три четверти его жи­телей — какой это язык, Василий?

— Русский, государь.

— А может, ты мне скажешь, какую веру испо­ведует большинство подданных этого княжества?

— Православную, государь.

— Верно, Василий, все верно… Вот я Божьей милостью именуюсь: Великий князь Московский и Русский. А помнишь, как звучит полный титул

короля Казимира IV?

— Да, государь. Король польский, великий князь Литовский и русский.

— Вот видишь, Василий, — «и русский»».

В голосе великого князя прозвучала глубокая и, казалось, искренняя горечь. Теперь он заговорил медленно и печально, будто на похоронах;

— Одна земля, один язык, одна вера, и два ве­ликих князя. Хорошо ли это?

Медведев молчал.

Колокол медленно и осторожно начали подни­мать на звонницу.

Великий князь некоторое время наблюдал за неторопливым, плавным движением колокола вверх, потом вздохнул и решительно повернулся к Медведеву:

— Ты вырос на рубеже, и его обычаи тебе хо­рошо известны. Я посылаю тебя на другой рубеж.Самый западный. Твои земли вдаются клином в земли Великого княжества Литовского, а рубежом служит река Угра. Твои соседи на том берегу —князья Вельские и их люди. Не скрою — будет трудно. Каждый день там полыхает пламя пору­бежной войны — войны необъявленной, но жес­токой и беспощадной, как все войны. Земля, кото­рой я тебя жалую, прошлой осенью лишилась хозяина. Он поссорился с кем-то на той стороне, и вот — ты знаешь, как это бывает — наследников не осталось. Теперь это будет твоя отчина. Наде­юсь, ты не допустишь, чтоб тебя постигла участь прежнего владельца. А когда окажешься на месте, помни главное — за Угрой тоже русская земля и русские люди. И если они служат королю Казими­ру… то это лишь по их неразумению и не более…

Великий князь помолчал, наблюдая, как подня­тый колокол втаскивают под арку звонницы, за­тем продолжал, будто беседуя сам с собой:

— Я ведь не могу пойти на Казимира войной,чтобы огнем и мечом вернуть наши земли… Я го­ворю «вернуть», ибо эти земли испокон веков бы­ ли русскими… И даже не потому, что, оттянув вой­ско к западу, я обнажу южные рубежи… Не потому.Просто это снова означало бы усобицу — отец на сына, брат на брата смерть и разорение… Бог не простит мне этого. Нет-нет… Я же в молитвах мо­их уповаю на великую мудрость Всевышнего…