Культура Древней и Средневековой Руси - Борис Григорьевич Якеменко Страница 4

Тем временем искусство, культура, говорящие тоже на своем языке, но все реже вспоминающие, что когда-то именно они помогали людям объединяться, шаманят. Произносят мантры, бормочут заклинания, говорят знаками, как глухонемые (образ в искусстве давно сменился знаком, лицо кляксой). Мир в ужасном состоянии, он болен, идет война, а искусство и культура заклинают мир, изъясняются чепухой, не родив за это время ни своего Ремарка с его «Западным фронтом», ни своего Пикассо с «Герникой». То есть искусство и культура просто развлекают обывателя и прячут от человека сложные вопросы…

Вместе с этим в среде культуры возникает конфликт нескольких направлений. Такие конфликты не являются чем-то уникальным – ими отмечены все переломные эпохи человечества. Можно вспомнить 1920-е годы, когда был конфликт новой (обобщенно называемой «футуристической») и старой классической культуры. Футуристы развенчивали старую культуру и сбрасывали Пушкина с парохода современности. Однако сбрасывавшие очень хорошо знали, кто такой Пушкин (можно вспомнить, как глубоко и подробно тот же Маяковский знал не только Пушкина, но и книжную культуру его эпохи), и борьба с последним была в значительной степени борьбой с собой прежним. Пушкин и классическая культура для ниспровергателей существовала, и существовала со всей очевидностью, им приходилось доказывать ее устарелость и неактуальность – вспомним дискуссии, которые кипели тогда на всех углах. У антагонистов был эстетический, стилистический, образный язык, на котором они общались.

Сегодня ситуация принципиально иная. Для носителей поп-культуры (назовем ее так), включающей в себя самые разные жанры, высокая классическая культура не существует в принципе. Поэтому представители поп-культуры изначально ведут себя так, словно вокруг ничего нет, а есть только они, язык их культуры не имеет ничего общего с языком культуры предшествующей, они не хотят никого и ничего ниспровергать – они просто постоянно расширяют сферы своего влияния, не воспринимая как существующих никого за пределами круга подписчиков. Поэтому представитель поп-культуры везде видит только пространство развлечения и приспосабливает это пространство к уровню своего восприятия – упрощает, осмеивает или передергивает.

Представители поп-культуры существуют в режиме избалованного подростка, живущего словно в самом начале формирования личности: ведь взрослый человек и обычный, нормальный подросток не станут делать то, что делается на акциях, перформансах, в Тиктоке – раздеваться на людях, кусаться, портить вещи, гадить и т. д. Все эти форматы «творчества» являют собой зачаточный этап развития интеллекта и человеческой культуры, чрезвычайно далекий от разума и мысли, но обеспечивающий жизнеспособность инфантильных людей и их тотальную невосприимчивость к любым формам высокой культуры. Она сразу же утомляет их непонятностью и сложностью, а оттого воспринимается как дискомфорт, от которого надо быстро освободиться. Классическая культура начинает восприниматься как репрессивная, как угроза, требующая без рассуждений снести ее и двигаться дальше. Именно так, машинально, человек отбрасывает ногой палку с дороги и идет вперед.

Разница поп-культуры и культуры классической принципиальна. Вторая возделывает человека (слово «культура» и происходит от слова «возделывать») включает человека в социальную систему, систему культуры, первая, по точному замечанию О. Седаковой, «разделывает» человека (образ разнообразных расчленений и вивисекций часто встречается в «актуальной» культуре), отключает от нее. Опыт такого рода регулярных отключений приводит к тотальной деформации и в итоге атрофии органов восприятия, они привыкают к положению «выкл.». И даже если человек поп-культуры захочет вдруг включиться, быстро выяснится, что включать ему уже нечего и воспринимать настоящую культуру он уже не может. После чего ему ничего не останется, как утверждать, что никакой великой, настоящей, классической культуры нет, и уйти окончательно в свой герметичный мир, за пределами которого бесконечная пустота.

То есть опять же мы возвращаемся к тому, что если классическая, настоящая культура противостоит энтропии, распаду, гибели, то поп-культура стремится все привести именно к ней. «Деструкция», оставленная в наследство постмодерном, становится главным инструментом такой культуры. Убрав из человека дух, веру в личную вечность, изгнав из сердца ощущение бесконечности, протяженности человека, поп-культура утверждает свой главный постулат: смерть есть необходимость, в то время как культура классическая есть, как говорилось выше, преодоление смерти. Именно поэтому в поп-культуре такое внимание уделяется маргинальным явлениям – распаду, насилию, крови, извращениям.

Культура – это форма, в рамках которой человек самоатрибутируется, отвечает на вопрос «Кто он?». Вопрос «Кто я?» на протяжении столетий был одним из главных вопросов человеческого бытия. Этот вопрос решала именно и только культура – философия, искусство, литература, живопись, религия, психология, театральная сцена. По сути дела, все интеллектуальные и духовные поиски человечества были направлены на обнаружение ответа на этот вопрос.

Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,

Перстень счастья ищущий во мгле,

Эту жизнь живу я словно кстати,

Заодно с другими на земле.

От ответа на этот вопрос зависели ответы на другие вопросы: «Что делать?», «Зачем делать?», «Как делать?», «Куда идти?», «Как жить?», «Для чего жить?». Однако сейчас культура перестала отвечать на этот вопрос. Образ в искусстве сменился знаком, «постмодернизм» объявил о смерти автора, читателя, зрителя, человека в целом и деконструкции смыслов. Философия превратилась в обслугу политических трендов, гадалку и хранительницу отживших, устарелых идей. Сложных вопросов стали бояться, от них начали бежать. Но вопрос «Кто я?» остался. И встал даже острее.

И ответ на него закономерно дают «гендерные теории». Теперь этот вопрос решается через секс, пол, гендер, телесные ощущения, самоатрибуцию в рамках тела. Кто ты? Бигендер? Агендер? Андрогин? Цисгендерный гендерфлюид? Демигендер? Интерсексуал? Гендерквир? Гендерно-неконформный? Демибой? Демигёрл? Омнисексуал? Ответов «тела» столько же, сколько раньше было ответов философии и искусства, и они все время множатся. Тем более что самоатрибуция через тело довольно проста: тело – это то, что всегда «под рукой», всегда с тобой, ближе всего к тебе, в отличие от ума, веры и интеллекта, в наличии которых еще надо убедиться.

Именно поэтому за самоатрибуцию в рамках гендера так сражаются, так держатся за нее. Потому что это больше чем гендер – это ты целиком. И как католики били гугенотов, как большевики уничтожали буржуазию, как Болконский спорил с Безуховым, Базаров с Кирсановым, Лютов с Гедали, гендерквиры бьются сегодня с цисгендерами, ЛГБТ-сообщество с приверженцами традиционных отношений. Поскольку это не вопрос форм физических отношений, а вопрос самоатрибуции в целом, ответ на вопрос «Кто я?». То есть самоатрибуция в указанных категориях наглядно свидетельствует о том, что культура для этих категорий людей становится неважна, она приобретает декоративный или развлекательный характер.

Распад культуры приобрел в итоге такой масштаб, что сегодня встал вопрос о дальнейшем существовании человека как человека, то есть носителя культуры. Но это не повод для