Олег Ивик - Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи Страница 42

Престол Ши Лэ оставил сыну по имени Ши Хун, имевшему прозвище Дая. Это был мягкий и интеллигентный юноша, получивший хорошее образование, изучавший классические книги и искусство декламации. «Он от всей души любил ученых мужей, имел склонность к литературе, а все его близкие друзья были простыми учеными-конфуцианцами». Ши Лэ сам признавал: «Дая слишком мягок, он совсем не похож на сына военачальника».

Сделав интеллигента императором полуварварского государства, Ши Лэ совершил единственную, быть может, крупную политическую ошибку. Он надеялся, что в военных вопросах наследнику поможет его двоюродный брат, племянник Ши Лэ, по имени Ши Цзилун, — опытный военачальник. Приближенные предостерегали императора:

«…По характеру Ши Цзилун не отличается человеколюбием, безжалостен и бесстыден. Все его сыновья уже взрослые и пользуются военной властью. Пока вы, государь, живы, ничего не произойдет, но [после вашей смерти] недовольный Ши Цзилун, боюсь, не станет помогать малолетнему правителю. Следует в интересах осуществления ваших великих планов поскорее отстранить его».

Однако Ши Лэ не прислушался к этим доводам, и, когда после смерти отца Ши Хун взошел на престол Позднего Чжао, Ши Цзилун сохранял все свое влияние при дворе и военную силу. Он практически сразу отстранил девятнадцатилетнего императора от реальной власти. Ши Хун, надеясь сохранить хотя бы жизнь, неоднократно пытался отказаться от престола в пользу узурпатора. В конце концов предложение это было принято, но оно не спасло юношу, и через три года он был убит{367}.

В 335 году на трон Позднего Чжао взошел очередной цзеский император Ши Цзилун, правление которого сочетало в себе варварскую дикость и безудержное даже по китайским меркам стремление к роскоши, фантастическую жестокость и столь же фантастический разврат. Этот человек еще в молодые годы славился тем, что для развлечения расстреливал собственных воинов — «в войсках это считалось истинным бедствием»{368}.

Придя к власти, он обложил народ непосильными податями. Бесчисленное количество людей было мобилизовано для строительства его роскошных дворцов, для производства оружия и для разорительных карательных походов. И мобилизация, и общественные работы были организованы из рук вон плохо. В нарушение древних традиций, согласно которым дворцы можно было строить «только в перерывах между тремя сельскохозяйственными сезонами года», чтобы не мешать людям трудиться, Ши Цзилун отрывал людей от хозяйства в любое время.

Фан Сюаньлин писал: «…Каждые семь дворов из десяти лишились возможности заниматься собственным хозяйством. Сто семьдесят тысяч лодочников утонули в реках, треть воинов загрызли хищные звери. (…) Большие работы производятся в дни, когда необходимо производить прополку посевов или высаживать рассаду, трудовые повинности отбываются в месяцы, когда нужно собирать урожай, и трупы погибших насильственной смертью [из-за неявки на сборный пункт] лежат рядами, на дорогах повсюду ропот недовольства…»{369}

Ши Цзилун довел свой гарем до фантастических размеров. Для этого среди населения было набрано свыше 30 тысяч самых красивых женщин в возрасте от 13 до 20 лет, из них 9 с лишним тысяч были оторваны от мужей — большинство из этих девяти тысяч женщин покончили жизнь самоубийством. Кроме того, дополнительно были набраны 10 тысяч женщин для дворцов города Е, при этом были убиты или покончили с собой более 3 тысяч мужей.

«Ши Цзилун в сопровождении эскорта из тысячи всадниц с темно-красными повязками на головах, в вышитых шелковых штанах, подпоясанных гравированными золотыми и серебряными поясами, в расшитых сапогах часто ездил развлекаться на башню Симагуань. На башне устанавливались деревянные фениксы, в клювы которых вставляли цветную бумагу для императорских эдиктов. Фениксы вращались, и казалось, что они парят в воздухе»{370}.

Сын и наследник Ши Цзилуна, по имени Ши Суй, развлекался не столь изысканно. «Нарядив красивых дворцовых служанок, он рубил им головы, а истекающие кровью трупы клал на поднос и выносил на общее обозрение. Кроме того, Ши Суй сближался с буддийскими нищенствующими монахинями — бикшуни, отличавшимися красотой, вступал с ними в плотскую связь, затем убивал, варил их мясо, смешивал его с бараниной и говядиной и ел, а также жаловал это мясо приближенным, требуя, чтобы они попробовали его на вкус»{371}.

Поведение Ши Суя шокировало даже его отца, и в конце концов он убил наследника, завещав трон другому сыну. Но тот после смерти императора не сумел удержать власть. Престол стал переходить от брата к брату и за 349 год сменил трех хозяев. Последний из сыновей-наследников был казнен сместившим его узурпатором Ши Минем (позднее — Жань Минь). С ним были казнены и 38 внуков Ши Цзилуна. Фан Сюаньлин пишет: «Из тринадцати сыновей Ши Цзилуна пятеро были убиты Жань Минем, а восемь сами уничтожили друг друга». Таким образом, род Ши был полностью истреблен (Ши Минь, хотя и носил фамилию Ши, к этому роду не принадлежал){372}.

Династия Поздняя Чжао была уничтожена, правлению сюнну пришел конец. Ши Минь, захвативший власть в стране, был этническим китайцем (ханьцем), хотя и воспитывался у сюнну. Его отец, будучи двенадцатилетним мальчиком, попал в плен, был усыновлен Ши Цзилуном по приказу Ши Лэ и получил фамилию Ши. Сам Ши Минь родился уже у сюнну и занимал высокие посты при сюннуском дворе{373}. Но когда он поднял мятеж, он опирался исключительно на ханьцев. Более того, он «объявил во дворце и за его пределами приказ о том, что каждый, кто представляет одно из шести инородческих племен, посмевших поднять оружие, будет обезглавлен. Тогда неисчислимое количество хусцев стало убегать из города, либо прорываясь через ворота, либо перелезая через городские стены».

В дни мятежа Ши Минь объявил, что каждый гражданский чиновник, убивший одного хусца и предъявивший его голову, повышается в ранге на три ступени, а военный чиновник зачисляется на службу при ставке. После этого в течение дня было отрублено несколько десятков тысяч голов. Сам Ши Минь «убивал хусцев и цзесцев, не разбирая ни пола, ни возраста». Всего было убито более 200 тысяч человек. Облава на них шла не только в столице, но и по всему государству — едва захватив власть, Ши Минь отправил во все воинские подразделения приказ убивать хусцев, «в результате чего половина людей с высокими носами и густыми бородами была перебита». Это был один из первых в истории случаев геноцида.

В 350 году Ши Минь вступил на престол, принял прежнюю фамилию своего рода Жань и дал государству название Великое Вэй. Так правлению сюннуских императоров и самому существованию сюнну на землях бывшего Позднего Чжао пришел конец{374}.

Кроме Ранней и Поздней Чжао, на севере Китая в течение недолгого времени существовали еще две сюннуских династии (и соответственно два государства): Северная Лян (397-439 годы) и Ся (407-431 годы). Первое государство располагалось на территории современной провинции Ганьсу, второе — захватывало часть Внутренней Монголии и северную часть провинции Шэньси{375}.

Территория, на которой располагались многочисленные варварские царства, занимала, по словам Фан Сюаньлина, восемь десятых всей Поднебесной{376}. Поначалу все эти земли были захвачены кочевниками, но потом на осколках некоторых варварских государств возникли и династии, основанные ханьцами, — одной из них и была Великая Вэй, или Жань Вэй. Впрочем, несмотря на громкое название, она просуществовала всего лишь около двух лет. Другие китайские династии оказались столь же эфемерными, сколь и варварские.

Период «Шестнадцати государств пяти северных племен» продолжался до 439 года, когда весь Северный Китай был объединен под властью сяньбийской династии Северная Вэй. К этому времени говорить о южных сюнну можно уже лишь с некоторой натяжкой. Конечно, далеко не все они пали жертвами устроенного Ши Минем геноцида, но они постепенно растворялись в массе окружавших их китайцев (которые, как мы уже говорили, в шесть с лишним раз превосходили сюнну по численности), а также смешивались с другими кочевыми народами.

Постепенно заканчивалась эпоха, о которой Фан Сюаньлин писал: «Флаги хусцев стали развеваться [на нашей земле] при свете луны, северные лошади заскакали [по нашим полям], погоняемые ветром. Пыль [от копыт боевых коней] поднялась на берегах реки Хуайшуй, а тигры стали рычать во дворце на реке Вэйшуй»{377}. Теперь потомки сюнну — диких варваров, которых китайцы сравнивали с «жадными волками», — становились рядовыми жителями Поднебесной.