Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) Страница 44

Но такая благотворительность, разумеется, проблемы не решала. Волна преступности малолетних беспризорников захлестнула страну. Надо было что-то решать. В 20-е годы, как мы помним, Советская власть пошла по пути воспитательного воздействия, стремясь обогреть, накормить, одеть, обучить ребят. В 30-е нашёлся более «простой» способ. Уже с 1930 года (с созданием системы ГУЛАГа) ростовских беспризорников стали через Новочеркасский изолятор разбрасывать в места лишения свободы. А в масштабах страны проблему дикого роста детской преступности в мирное время тоталитарное государство решало вообще без церемоний. Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года предусматривало применение всех видов наказания, вплоть до расстрела, начиная с 12-летнего возраста:

Статья 12. Несовершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста, уличённые в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, убийстве или попытке к убийству, привлекаются к уголовному суду с применением всех мер наказания. [25 ноября 1935 г. (Собрание уложений 1936 г. № 1, ст. 1)].

(Уголовный кодекс РСФСР редакции 1926 г.).

Объясняя необходимость подобных мер, генеральный прокурор СССР А. Я. Вышинск ий заявил, что советские правоохранительные органы до сего исторического момента «занимались беспомощным сюсюканием, сентиментальным увещеванием, ненужной и вредной моралью». После столь убедительного разъяснения правоохранительные органы тотчас же прекратили беспомощное сюсюкание и усыновление бездомных уголовников, а своевременно стали отправлять их «за колючку». При этом даже проявляя разумную инициативу. Так, с 1935 года в лагерях появляются малолетние зэки даже девятилетнего возраста! Процесс идёт, что называется, на всю катушку: в первой половине 1935 года из 733 ленинградских несовершеннолетних преступников 572 направлены в лагеря. Большая часть из них — беспризорные…

Тоталитарное государство в 30-е годы начинает проявлять также трогательную заботу о душевном спокойствии своих граждан. Со страниц печати практически исчезает уголовная хроника, репортажи о судебных процессах, статистика преступлений — то, что в 20-е годы так привлекало массового читателя. Теперь же он мог спать спокойно. Страшный призрак уголовщины остался в проклятом нэпманском прошлом.

Перестали выходить даже юридические журналы типа «Суд идёт», «Рабочий суд» и другие. Это было вполне естественно: здесь ненароком могли промелькнуть ненужные цифры, лишние факты, нехорошие выводы… Народ мог превратно истолковать неправильно поданную информацию. Так что лучше всего её вообще не подавать! Граждане должны усвоить главное: советская правоохранительная система — самая правоохранительная в мире. И, в отличие от буржуазной, легко способна расправиться с преступностью в любых её проявлениях.

Справедливости ради надо сказать, что это были не пустые лозунги. Очень скоро власть перешла к осуществлению беспрецедентной по своим масштабам (и безумию) попытке воплотить в жизнь миф о полном искоренении преступности. Одновременно с великими мифами «преобразования деревни» — коллективизации и «великого скачка» — индустриализации…

«Блатные» становятся «тридцатипятниками»

Рост преступности, упадок сельского хозяйства, развал промышленности — вот три основные характеристики, точно определяющие обстановку в Советском Союзе начала 30-х годов. О методах «возрождения села» сталинским руководством мы уже рассказывали. Пришло время поговорить о путях возрождения экономики и о том, как это отразилось на уголовном мире.

Как уже упоминалось выше (в главе о Васисуалии Лоханкине), Сталин поставил перед советской индустрией задачу — догнать развитые страны Запада в течение десяти лет. В мае 1929 года Пятый съезд Советов утверждает «оптимальный вариант» первого пятилетнего плана развития страны. Несмотря на заложенные в него гигантские темпы роста экономики, план этот ещё раз был пересмотрен в сторону увеличения в начале 1930 года. Например, если в первом варианте планировалось добыть к концу пятилетки 75 млн. тонн угля, то новый вариант требовал уже 150 млн. тонн; вместо 55 тысяч тракторов теперь планировалось произвести 450 тысяч — и тому подобное.

Все цифры брались «с потолка» и не соответствовали реальным возможностям производства, что, разумеется, очень скоро сказалось на выполнении плана. Строительство сотен объектов было начато, но не завершено из-за дефицита сырья, топлива, оборудования, рабочей силы. В «незавершёнке» к концу 1930 года было заморожено 40 процентов промышленных капиталовложений. Пошла цепная реакция невыполнения планов, лихорадки производства, срыва темпов… Естественно, начался поиск «вредителей» (о нём мы уже рассказывали в главе, посвящённой травле интеллигенции). Стали спешно подготавливаться и выдвигаться кадры новых специалистов из числа наиболее опытных рабочих. С 1928 по 1932 год число мест на рабфаках увеличилось с 50 до 285 тысяч. К концу первой пятилетки такие выдвиженцы составили до 50 процентов руководящих кадров промышленности.

Заводы и фабрики потеряли, таким образом, наиболее опытных рабочих. На их место стали приходить зачастую беглые крестьяне, не имевшие квалификации и находившиеся нередко на нелегальном положении. Многие из них кочевали по стране со стройки на стройку и с предприятия на предприятие. Предприятия напоминали таборы кочевников, увеличивались случаи поломок техники, производственного травматизма, росли алкоголизм и преступность…

В конце концов Великий Вождь понял, что он со товарищи маленько погорячился. В марте 1931 года он приостановил выдвижение рабочих, призвал прекратить травлю старых специалистов и даже посоветовал «заботиться» о них, осудил уравниловку. Была введена сдельная система оплаты труда, поощрявшая рабочих трудиться быстрее и качественнее. В октябре 1932 года вводится паспортная система, ставшая преградой на пути рабочих-«кочевников» и одновременно прикрепившая крестьян к земле (как мы уже знаем, им паспорта на руки не выдавались и запрещалось покидать колхозы). 40 тысяч выдвиженцев были возвращены на рабочие места.

Положение на производстве стало мало-помалу стабилизироваться. Однако индустриальный размах требовал и привлечения огромного количества рабочей силы. Мало того что в течение первых двух лет безработица была ликвидирована полностью: к концу пятилетки количество рабочих в промышленности и строительстве увеличилось с 3,7 млн. до 8,5 млн. человек. И всё равно людей не хватало!

Мало того: с этими рабочими не так-то просто было выдержать темпы индустриализации! К сожалению, показатели роста достигались только за счёт увеличения интенсивности труда, то есть напряжения сил самого работника (производительность труда, которую планировалось к концу пятилетки увеличить более чем вдвое, на самом деле снизилась на 8 процентов). То есть достичь небывалого роста производства планировалось прежде всего (если не исключительно) за счёт выжимания из человека последних соков.

Но с «вольным» человеком такой социальный эксперимент проводить трудновато. «Вольный» человек, да к тому же работающий на «сдельщине», во-первых, дороговат. И чем больше нормы он даёт, тем дороже стоит. Во-вторых, выжимать его можно только до строго определённого предела. Свобода и заработок, знаете ли, развращают. А если добавить сюда ещё и семью, которая требует заботы и внимания, то такой работник всё менее подходит для достижения великих целей. Чтобы успешно проводить политику индустриализации, Сталину нужны были не люди, а человеческий материал. Ведь за пять лет одних только новых заводов нужно было построить более двух тысяч! А плотины, гидроэлектростанции, каналы и прочее?! Нет, нужен был новый подход, новые, смелые решения!

И, конечно же, сталинский гений такое решение нашёл.

Впрочем, у вождя были достойные советники. Так сказать, коллективный мозг партии. Именно этот мозг и додумался в 1929 году до простого решения проблемы. Ну конечно же, глупо и смешно не использовать в великом деле индустриализации пролетарского государства подневольный труд огромной армии арестантов! А ведь какой огромный потенциал у этой рабской армии! К 1929 году производительным трудом было занято всего от 34 до 41 процента арестантов (так, во всяком случае, утверждала позже официальная статистика — сборник «От тюрем к воспитательным учреждениям», 1934 г.). Между тем на 1 мая 1930 года в системе НКВД отбывал наказание 1 миллион 712 тысяч 512 заключённых. Сюда же следует добавить около 100 тысяч в лагерях особого назначения ОГПУ. Почти два миллиона рабочих рук!

И вот уже 17 марта 1930 года с программной статьёй в газете «Правда» выступает прокурор РСФСР Николай Васильевич Крыленко. С удовлетворением отмечая, что «на основании резолюции СНК РСФСР 29 мая 1929 г. сейчас не практикуется уже лишение свободы на срок меньше года» (другими словами, созданы предпосылки для стабильного пополнения трудовой армии «сидельцев»), Крыленко вместе с тем требует идти значительно дальше: