Alexandrov_G - Дверь в стене Страница 44

На этом этапе в дело вмешался французский консул в Гонконге, принявшийся интересоваться когда, а, главное, куда будут депортированы Нгуен Патриот и Лай Сам (та самая девушка, что так невовремя нанесла ночной визит дядюшке, бедняжка сидела в той же самой гонконгской предвариловке). Поняв, что досадное и докучливое дело с "коминтерновским агентом" приобретает неприятную гласность, гонконгский губернатор счёл необходимым известить о происходящем Лондон. Соблюдая субординацию, он отправил депешу в Colonial Office, то-есть Министерство По Делам Колоний и предположил, что наилучшим выходом из ситуации будет освободить парочку и потребовать от неё покинуть пределы колонии в семидневный срок. А там будь, что будет.

Неизвестно, имел ли сам Лоесби отношение к Коминтерну, но пока он, словно бенгальский тигр, бросался на защиту будущего вьетнамского президента, к его усилиям присоединились коминтерновские газеты в Европе, принявшиеся освещать процесс под нужным, разумеется, углом.

И тут французы совершили оплошность. Жюль Камбон, французский посол в Лондоне, выступил с заявлением, что Франция чрезвычайно озабочена происходящим, так как Нгуен Патриот представляет собою угрозу в международном масштабе и что французы ожидают его высылки в Индокитай, где рассмотрением натворённых им дел займётся генерал-губернатор. Поскольку Камбон был послом, а дипломатия является прерогативой Foreign Office, то теперь о Нгуене Патриоте узнали и там. Узнав, вспомнили, а, вспомнив, удивились. Поудивлявшись же, обрадовались.

До этого момента всё, что происходило вокруг Нгуена, казалось англичанам не особо заслуживающим внимания, с их точки зрения это была маленькая игра маленькими фигурами и с маленькими ставками. Однако после того, как Франция включилась в игру на уровне послов, Англия обнаружила, что у неё в руках булавка, которой она может очень больно колоть далеко не одно только галльское самолюбие.

"Это же надо.., - подумали люди в Лондоне, - недооценили мы тебя, оказывается, Нгуен, выгнали мы тебя когда-то как надоедливую мошку тряпкой в форточку, а ты с тех пор вона как поднялся, вона как сумел французам досадить, ишь ты какой… Молодец, прямо скажем."

Но мало того, что Нгуен оказался не только Патриотом, но ещё и молодцом. Поскольку волею судеб он оказался в поле притяжения сразу двух имперских структур, а именно Министерства Иностранных Дел и Министерства По Делам Колоний, то одно лишь это обстоятельство немедленно превратило его в разменную монету уже внтрианглийской политики, так как министерства всегда соперники. Нгуен обрёл ценность.

Причём чем больше хотели его французы, тем ценнее он становился в глазах англичан, а чем больше росла его цена в Англии, тем больше его хотела Франция. Пешку, которой его когда-то сделали американцы, англичане и французы общими усилиями (но к пользе отнюдь не обоюдной) раздули в коня. Ну, а конь и ходит не так, как пешка.

Смотрите, как ходила им Британская Империя.

Гонконгский губернатор, следуя инструкциям, полученным им от Foreign Offce, начал процедуру выдачи Нгуена Патриота в Индокитай. Защищающий интересы клиента Лоесби тут же настрочил аппелляцию в Верховный Суд Гонконга. После длившихся несколько недель слушаний дело закончилось ничем и вернулось к исходной точке, но зато решением Верхового Суда была освобождена Лай Сам. Её вывели за ворота тюрьмы и сказали, что она вольна валить на все четыре стороны.

Нгуен остался сидеть. Но его судьба теперь никоим образом не зависела от решения гонконгских властей, так как Лоесби подал аппелляцию уже не в судебные органы, а гораздо выше - в Privy Council. Посоветовать так поступить ему мог только очень сведущий и очень влиятельный человек. Дело в том, что Privy Council это нечто вроде надгосударственного органа управления государством, представляющий из себя Тайный Совет монарха, консультирующий его по всяким животрепещущим вопросам. Влияние Privy Council трудно переоценить. И не в последнюю очередь потому, что в тайные советники автоматически попадают члены действующего Кабинета.

Аппелляции рассматриваются Тайным Советом в порядке очерёдности и заранее было известно, что дело, касающееся сидящего на гонконгской киче Нгуена будет рассматриваться через несколько месяцев и на этот срок Лоесби добился разрешения перевести Нгуена из камеры в госпиталь, якобы в связи с открывшимся у сидельца туберкулёзом. Нгуен вовсе не выглядел больным, но по совету Лоесби он таковым сказался и оказался в госпитале (не тюремном). Так как он подал официальную жалобу на то, что его здоровью был причинён ущерб тюремным питанием, то в госпитале его кормили блюдами из ближайшего ресторанчика. Времени у него было много и в тюрьме, но теперь появился ещё и комфорт и Нгуен, который без писания обойтись не мог, начал писать очередную нетленку в виде философского трактата. Трактат, между прочим, писался на английском языке.

46

Оставим ненадолго дядюшку в покое, пусть он пофилософствует, а мы пока немного отвлечёмся. Но отвлекаться мы будем по делу, просто потому, что не уяснив некоторых истин, нам будет трудно понять дальнейшее.

Ну вот, скажем, массовое сознание не в состоянии осознать предназначения так называемых "международных организаций". Не в последнюю очередь потому, что массовое сознание и не может чего-либо "осознавать", оно может только что-то "чувствовать" и по этой причине оратор, обращаясь к толпе, взывает не к разуму, а к чувствам, к эмоциям. Однако процесс чтения требует внутреннего уединения и уже только поэтому написанным текстом можно воздействовать именно на разум, на присущую каждому в той или иной мере рациональность.

А рациональность это как раз то, что может помочь нам если и не разоблачить показываемый фокус, то хотя бы понять принципы, на которых он строится. Возьмём старый уже и вышедший из моды фокус под названием "Коминтерн".

Во времена, когда этот фокус показывали со сцены все, кому не лень, чаще даже, чем нам сегодня показывают фокус "Аль Каеда", сменивший прискучившие фокусы "Глобализация" и "Транснациональные корпорации" (помните такие?), зловещий Коминтерн почитался за нечто невообразимо могущественное. За что-то стоящее не только вне государств, но и выше их. И в борьбе с этой тайной силой одни государства вынуждены были сплачиваться в союзы с тем, чтобы противостоять другим государствам, которым этот самый Коминтерн оказывал демонстративную (это очень важно) поддержку.

И в союзниках в этой благородной борьбе добра со злом оказывались самые разные государства, которых, вообще-то, ничего, кроме этой борьбы, не объединяло и объединить не могло.

Одно лишь это обстоятельство наводит нас на вполне определённые мысли, но мы останавливаться не будем, как не будем и ограничиваться намёками, а окунёмся в конкретику.

Вот есть у нас государство Франция. В этом государстве есть добропорядочнейший гражданин по имени Жозеф Дюкруа. По национальности он француз. И мама с папой у него тоже французы. И жена у него француженка. И детки его малые, хочется им того или нет, но тоже французики. У человека этого кроме настоящего паспорта есть ещё и паспорт подложный. И подложный паспорт этот тоже паспорт гражданина Франции. И имя в этом французском паспорте хоть и фальшивое, но тоже безошибочно французское - Серж Лефранк.

А потом этот то ли то ли дважды, то ли трижды, то ли четырежды француз ловится в другом полушарии, где он занимается созданием нелегальных организаций в БРИТАНСКОЙ Малайе.

Ещё раз - французский гражданин ведёт подрывную работу в Британской Империи и его берут с поличным.

Что после этого должно произойти в реальности понятно каждому - демарши, ноты, протесты, отзыв послов, закрытие консульств, "обострение двусторонних отношений" и в виде развлечения статьи в газетах, организуемые молодёжными организациями пикеты с надувными танками и забрасывание посольств чернильницами. "Жизнь бьёт ключом." С вдохом, выдохом, замахом.

Но то в реальности.

А мы живём в мире, где государству ничего не стоит одну реальность подменить другой. И ему для этого нет нужды нырять с аквалангом, искать древнюю амфору, колупать горлышко с печатью Соломона, выпускать из заточения беднягу ибн Хоттаба и просить старикана об услуге. Зачем все эти сложности? Государству достаточно произнести волшебное заклинание - "Коминтерн", и оно без запинки его произносит.

И тут же, в мгновение ока, одна реальность подменяется другой. И в этой новой реальности деваются куда-то Франция с её французами, француженками и паспортами, а остаётся выхваченный лучом прожектора и присевший от неожиданности убийца, диверсант и шпион. "Держи коминтерновца!" И все послушной толпой с азартом бегут ловить убегающего зайцем "агента Коминтерна" и обычно ловят. "Потом поймали жениха и долго били."