(Исецкий) Соломон - Среди красных вождей том 1 Страница 46

Московский К-т партии заранее стал широко пропагандировать эту неделю: широковещательные афиши и статьи в газетах, в которых пелись дифирамбы и партии и мудрости и вели­кодушию Ц-го К-та. Словом, кричали. Московский К-т издал грозное распоряжение о привлечении, «в ударном порядке» всех сил партии к этому делу. Я лично насилу отклонил от себя честь выступления в каче­стве оратора, но меня обязали председательствовать на нескольких собраниях. Опишу одно из них, устроен­ное в громадном зале "1-го Дома Советов" (бывш. гостиница "Националь").

Все было — надо отдать эту справедливость — пре­красно организовано, были назначены определенные note 231ораторы, президиум и пр. В назначенный день и час зал был переполнен всяким людом. Было много пролетариев и сравнительно мало интеллигенции или «буржуев». В числе ораторов была «введена» А. М. Коллонтай и старик Феликс Кон… Последнего я знал давно, с 1896 года, познакомившись с ним еще в Иркутске. Он был сослан в Сибирь по громкому в свое время делу "Пролетариата". Искренно и бескорыстно преданный делу революции, он вошел в ряды коммунистов. На­сколько я помню, он в то время стоял в сторон от советской службы и не старался делать карьеру. С А. М. Коллонтай я познакомился в 1916-м году в Христиании (Осло), куда я ездил по частным делам. Знал я ее, главным образом, по рассказам Любови Васильевны Красиной, с которой она была очень дружна. Коллонтай — безусловно талантливая женщина, не Бог весть, как глубоко, но блестяще образованная, с поверхностным умом, выдающейся оратор, но любящей дешевые эффек­ты, женщина, обладающая прекрасной, очень выигрышной наружностью с хорошей мимикой и хорошо выработан­ной жестикуляцией, которая у нее всегда кстати. Как пар­тийный человек, она слепо усвоила все доктрины Лени­на, так что, хотя и зло, но вполне основательно одна очень известная писательница, имени которой я не при­веду, называла ее "Трильби Ленина".

Проходя по рядам собравшихся в зал «клиентов» и сидя среди них в ожидании начала заседания, я с интересом прислушивался к их разговорам.

— …известно, надо записаться, — говорил какой то немолодой уже рабочий вполголоса своему соседу, — никуда ведь не подашься, вишь времена то какие несуразные наступили, что и не сообразишь никак…

— Это точно, — отвечал его сосед, такой же note 232немолодой рабочий, — времена такие, что прямо перекре­стись, да в прорубь. Жить нечем. Как придет день получки, да как начнут с тебя вычитать не весть за что — а слова пикнуть не смей, а то сейчас тебя под жабры — ну, так вот как подсчитаешь, что осталось на руках то, так хоть плачь… Отдашь получку бабе то, а та и грыть: "подлец, пьяница, опять пропил, креста, мол на тебе нет", и ну плакать да причитать… Эх, а какой там "пропил", сам не знаю, за что повычитали, ну, известно, объяснить ей не могу… А хлеб, слышь, на Сухаревке уже 175 целковых за фунт, вот что… Вид­но и впрямь прогневали Господа - Батюшку не иначе последние времена пришли…

— Известно, — убежденно подтвердил его собеседник — последние… Вот слыхал, поди, на кьрест-то церкви Николы на Курьих Ножках знаменье явилось — всегда, то-ись и день и ночь, ровно лампада, свет ка­кой то виден, народ вечно собравшись, глядит, бабы то плачут… А милиция, известно, разгоняет, потому не велено, чтобы знаменья, значить, народу являлись, а кто чего говорить об этом начнет, "пожалуйте", мол, да и поведут тебя в Чеку, ну а там…

— Ну, уж чего там говорить, — известно… Не­чего делать, надо записываться в партию… Ну, а что ка­саемо света на кресте, так это, брат, вещь умственная, понимать, значит, надо к чему он, свет то этот…

Я пересел в другой ряд. Там шли такие же раз­говоры: голод мол, ничего не поделаешь, надо запи­сываться в партию…

— Непременно надо — поддакивала какая то бой­кая бабенка. — Ведь в партии то сказывают, всего вдо­воль дают… сахару сколь хошь, муки, да не note 233какой-нибудь, а самой настоящей крупчатки… ботинки, ситец, — прямо таки все что угодно, пожалуйте…

И снова разговоре о свете на кресте церкви…

Я открыл заседание. Я сказал несколько слов о значении "ленинской" недели и о том, что ораторы выяснять подробно, зачем и почему организована эта не­деля и почему следует пользоваться ею. Затем стали говорить ораторы. Когда очередь дошла до старика Ко­на, я в нескольких словах познакомил аудиторию с ним. Он не был блестящим оратором. Нет, он говорил совсем просто без ораторских выпадов, но, все, что он говорил было проникнуто глубокой искрен­ностью, любовью к человеку, "каков он ни есть" и такой же искренней врой, что коммунизм откроет две­ри всеобщего счастья… Его речь напомнила мне отдален­ное детство: в церкви служил немудрый старый священник, просто верующий в Бога - Батюшку, и произносимые им обычные слова обедни были проникнуты такой неподдельной верой, что они захватывали всех…

Давая в свое время слово Коллонтай, я предпослал и ей несколько слов. Она стала говорить. Ей нездоро­вилось и она зябко куталась в роскошный меховой (чер­ная лисица) палантин. И, начав свою речь как то вяло, она почти сразу же искусственно воодушевилась и привычным ораторским низкого тембра голосом продол­жала свою речь в очень популярной форме, о задачах, лежащих на партии, и звать в нее "для борьбы с вра­гами народа, буржуями и капиталистами, сосущими кровь пролетариата"… Искренности не было в ее речи, красиво и умело построенной согласно установленному "коммуни­стическому подходу"… И закончила она ее широким призывом:

— Идите же, товарищи, к нам, в наши стойкие note 234ряды и в единении с нами, вашими братьями и сестрами вступите в беспощадную до победного конца борьбу с деморализованными, но все еще сильными остатками капиталистов, этих жадных акул, как вампиры сосущих народную кровь!… Идите, — сопровождая эти сло­ва широким, красивым заученным жестом и порыви­сто сбрасывая с себя эффектным движением свой па­лантин, полной грудью уже кричала она: — Идите, две­ри Всероссийской коммунистической партии широко для вас открыты!..

Вас ждут ваши товарищи, ваши бра­тья, кровью своей ознаменовавшие путь великой борьбы "за лучший мир, за святую свободу!!!"

И она эффектно сошла с трибуны, под гром аплодисментов…

Ораторы следовали один за другим… Речи кончились. Я сделал краткое резюме и пригласил всех, желающих войти в партию, записаться у секретаря собрания, у столика которого образовался хвост. Я сошел с эстрады. Ко мне стали подходить с вопросами "клиенты".

— А правда ли, товарищ, бают, что кто запишется, тем будут выдавать пайки, сахар, крупчатку, бо­тинки?.. — спросила меня одна женщина.

— За что будут выдавать? — притворяясь, что не понимаю ее и желая выяснить себе миросозерцание этой "клиентки", спросил я.

— Ну, как за что, — бойко отрапортовала она, — известно за что, за то, что мы согласились, вошли в ва­шу партию, что теперь вашу руку будем тянуть… Знамо, не зря тоже, это мы понимаем… — тараторила она при поддакивании других.

До позднего вечера шла эта запись.. на крупчатку, сахар… Партия не росла, а патологически пухла…

note 235— Знаете, товарищ Соломон, — с сиявшим лицом сообщил мне секретарь, окончив запись и переда­вая мне списки, — 297 человек записалось…

Кончилась шумиха "ленинской недели". Со всех концов России получались корреспонденции о происходивших на местах собраниях, о глубоком впечатлении, произведенном на массы "этим отеческим" (вспо­минаю слова одной корреспонденции) жестом ЦК партии, о той полной сознательности и вдумчивости, с которыми относились "клиенты"… Словом "штандарт скакал", пустоплясы ликовали!..

Был опубликован общий отчет, из которого мы узнали, что в партию за эту неделю записалось какое то умопомрачительное количество новых членов — не пом­ню числа, но интересующиеся могут узнать из газет той эпохи.

Прошло немного времени, и в партии начались жа­лобы и нарекания на этих новых коммунистов, вошедших в партию через "широко открытые двери"… И вскоре стало очевидным для всех и всякого, что вновь испеченные коммунисты не на высоте… И тогда — если не ошибаюсь, это было в первый раз — была назначе­на "чистка" и "грозная, беспощадная метла партии вымела из нее всех примазавшихся к ней", как вновь с ликованьем пустословили и кричали казенные писатели "свободных" советских газет. И снова скакал штандарт!..

XVII

Советская Россия, как я выше упомянул, была ок­ружена тесным кольцом блокады. Границ нормальных, точно установленных договорами, note 236государственных границ, не было — их заменили линии ощетинив­шихся фронтов. На всех этих линиях шли не то вой­на, не то чисто прифронтовые столкновения. Фронты эти не представляли собою чего-нибудь стойкого и передви­гались в зависимости от хода враждебных действий. Словом, между Россией и внешним миром не было никаких сношений. Не было, конечно, и внешней торговли. Истощенная войной с союзом центральных держав, истощенная гражданской войной и все возраставшей эко­номической разрухой, наша родина переживала не поддающиеся описанию ужасы.