(Исецкий) Соломон - Среди красных вождей том 1 Страница 47

Население дошло в своих лишениях и бедствиях, как мне очевидцу, их, по временам казалось, до предела нечеловеческой скорби, мучений и отчаяния… Промышленность стояла. Земледелие тоже. Бедствовали города, которым кое-как сводившее концы с концами крестьянство, не хотело давать ни за какие деньги хлеба и других продуктов… Свирепствовали реквизиции, этот узаконенный новой властью раз­бойный грабеж. Все голодали, умирали от свирепствовавших в городах и в деревне эпидемий. Не бедствовали только высшие слои захватчиков, эта маленькая ко­мандная группа, в руках которой были и власть и оружие.

Они жили в условиях широкой масленицы, обжи­раясь продуктами, отнимаемыми у населения… Невольно вспоминались слова из старого, чудного революционного похоронного марша, опошленного и изгаженного "революционерами" новой формации, узаконившими его, как официальный похоронный гимн.. Вот эти слова:

"…А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая…"

Но для описания того, что переживало население в ту эпоху, нужно не мое слабое и бледное перо, нет, тут note 237нужно перо Данте Алигьери… Когда-нибудь история, эта беспристрастная описательница слов и дел человеческих, изобразит эти сверхчеловеческие мучения людей. И будущий историк не сможет не издать крика ужаса, страдания за человека и глубокого негодования и гнева, стыда и проклятий…

Вспоминая эти беспомощные жертвы человеконена­вистничества и их нагло торжествующих мучителей, я не могу удержаться, чтобы не произнести слова великого англичанина:

"За человека страшно мне…"

Да, страшно… И не только страшно, но и мучитель­но СТЫДНО…

Гражданская война… Насилия и грабежи населения обеими сторонами, т. е., и красными, и белыми, щеголяв­шими друг перед другом в мучительствах, в изобретении их.. Голод.. Болезни, и из них особенно сып­ной тиф, свирепствовавший на полной свободе. Приходили и шли по железной дороги целые поезда людей больных сыпным тифом, в пути умиравших и замерзавших — да, до смерти замерзавших — в нетопленных товарных вагонах, переполненных не только внутри, но и снару­жи, на крышах вагонов, на ступеньках… Бывало — это не преувеличение, а, увы, реальный факт — двигались, приходили и уходили вагоны, сплошь наполненные мертве­цами. Целые больницы без медицинского персонала вымиравшего от тифа, без термометров, без самых элементарных медикаментов… Больницы, переполненные настолько, что больные сваливались, за недостатком крова­тей, под кровати, на полы, в проходах…

Больницы, где больные, за отсутствием продуктов, оставались без питания… Больницы, где внутри замерзала вода… note 238Недостаток в топливе.. Промерзшие насквозь дома, погружен­ные в полный мрак… Переполненные тюрьмы, где под мраком ночи, как в застенках Ивана Грозного, при­носились великому богу Ненависти гекатомбы жертв, вопли, крики и мольбы которых заглушались треском и гулом специально для того заводимых машин грузовиков… И воровство и грабеж и насилие.. Вымогатель­ство и взятничество.. Сыск и доносы…

Такова была поистине инфернальная жизнь граждан нашей родины… Кровь, голод, холод, тьма, заключение в подвалах, пытки, казни и не просто казни, а казни с истязаниями…

"А деспот пирует в роскошном дворце,

Тревогу вином заливая…."

Как я говорил выше, я переселился в комиссариат. Он помещался в Милютином переулке, дом № 3. В том же квадрате квартала находился на Лубянке, и сейчас находится, дом № 2, где пытали и мучили ночными допросами несчастных изголодавшихся «буржуев»… А по ночам их, эти вооруженные трусы, под­ло расстреливали… (Размеры этой книги не позволяют мне подробно оста­навливаться на описании того, что творилось в этих застенках. Интересующихся я отсылаю к цитированной уже мною книге "Москва без вуали". Господин Дуйэ, сам испытавший на себе все ужасы застенков, посвятил XI главу изображению тех страданий и мучений, которые переносили жертвы ГПУ (пе­реименованный ВЧК) в этих застенках, как на Лубянке №2, так и на той же Лубянке

№ 14, а также в Бутырках и в других тюрьмах. — Автор.)

Я не видал этого никогда… И долго не знал.. Лишь однажды чекист Эйдук, о котором ниже, открыл мне глаза на роль автомобильного шума…

(ldn-knigi, дополнение:

Сталинские расстрельные списки:

http://stalin.memo.ru/spiski/pg09252.htm

ЭЙДУК Александр Владимирович (1886-1938) Москва-центр, бывш.сотрудник НКВД

http://memory.irk.ru/pub/law/p14.htm

О красном терроре

Совет Народных Комиссаров, заслушав доклад председателя Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности о деятельности этой комиссии, находит, что при данной ситуации обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью, что для усиления деятельности Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлением по должности и внесения в нее большей планомерности, необходимо направить туда возможно большее число ответственных партийных товарищей, что необходимо обеспечить Советскую Республику от классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях, что подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам, что необходимо опубликовать имена всех расстрелянных, а также основания применения к ним этой меры.

Из протокола 271 заседания СНК

27 марта 1919 г.

Председательствует В.И. Ленин

Слушали:

13. Об утверждении членов Коллегии ВЧК.

Постановили:

13. Утвердить в следующем составе:

1) Дзержинский Феликс Эдмундович,

2) Петерс Яков Христофорович,

3) Ксенофонтов Иван Ксенофонтович,

4) Лацис (Судрабс) Мартын Янович,

5) Кедров Михаил Сергеевич,

6) Аванесов Варлам Александрович,

7) Эйдук Александр Владимирович,

8) Волобуев Константин Максимович,

9) Чугурин Иван Дмитриевич,

10) Медведь Филипп Демьянович,

11) Фомин Василий Васильевич,

12) Жуков Николай Александрович,

13) Уралов Сергей Герасимович,

14) Морозов Григорий Семенович.

ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 8991, л. 2.

Печатается по подлиннику

5 сентября 1918 г.

ldn-knigi)

note 239Но я слыхал, своими ушамислыхал, как около 11-12 часов ночи у этого зачумленного дома останавли­вался грузовик или грузовики.. Машины застопоривались.. Становилось тихо… И в тишине этой зрел… Ужас…. И вслед затем… иногда ветром доносился до меня то­ропливый приказ: "Заводи машину!"…

И машина начинала гудеть и трещать, своим шумом заполняя тихие улицы…

Шла расправа…

Часа через два все было кончено. Грузовики, на­груженные телами жертв, с гудками и гулом уходили..

А завтра, послезавтра, через неделю и месяцы каждый день в урочный час повторялось то же…

Слова бессильны!… Но как я не сошел с ума!…

О, проклятье сну, убившему в нас силы!…

Воздуха, простора, пламенных речей,

Чтобы жить для жизни, а не для могилы, —

Всем дыханьем нервов, силой всех страстей"…

(Надсон)

XVIII

Итак, Россия со всех сторон была окружена вра­гами. Свирепствовала блокада. Россия была лишена все­го необходимого, что ввозилось. Во главе правительств, применявших санкции в отношении большевиков, стоя­ли выдающиеся государственные деятели, все те, кого и посейчас все считают великими гуманистами. И, во имя любви к человечеству, эти вожди стремились санкциями сломить упорство тех, кто захватил в свои цепкие note 240руки наше отечество, кто взял на себя всю полноту вла­сти над полутораста миллионами народа. Но непомнящие родства, в лучшем случае ослепленные фанатики, а в громадном большинстве просто темные авантюри­сты, — они, взяв в свои руки эту громадную власть, не считали себя ответственными ни пред современника­ми, ни пред историей…

Что им суд современников, раз у них брюхо полно!…

Суд истории… Но что им за дело до истории — ведь большинство их самое то слово "история" путают со словом "скандал"… Чуждые сознания ответственно­сти, исповедуя единственный актуальный лозунг ста­рой пригвожденной к позорному столбу историей и ли­тературой, торжествующей свиньи — "Чавкай", они, эта кучка насильников и человеконенавистников, были неуязвимы. Казнями, мученьями, вошедшими в нормаль­ный обиход, как система, они добывали для себя лично все… Они чавкали… и могли чавкать и дальше, сколько угодно и им была нипочем блокада, которая била по народу..