Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла Страница 48

Битва при Боробридже произошла 16 марта. Люди Ланкастера дезертировали повально. Херефорд, потерявший коня, был смертельно ранен снизу вверх ударом пики, которая пронзила его «сквозь основание», когда он бежал по мосту через реку Юр; было «не в обычае рыцарей прикрывать броней интимные части», и он умер ужасной смертью, с выпущенными наружу кишками.{737} На ночь было заключено перемирие, но наутро, понимая, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Ланкастер сдался королю. Наконец-то Эдуард мог осуществить давно задуманную месть за убийство Пирса Гавестона.

Лишенный королевской милости граф был привезен в кандалах в собственный замок Понтефракт и там, в большом зале, 20 марта его судил как мятежника трибунал, состоящий из короля и нескольких вельмож, в том числе и Деспенсера-старшего. Ему не позволили говорить в свою защиту, поскольку десять лет назад он не позволил этого Гавестону.{738} Лорды признали Ланкастера виновным в измене{739} и приговорили к повешению и четвертованию, как предателя, но из уважения к королевской крови в его жилах король заменил приговор на обезглавливание. Согласно «Бруту», этим граф был обязан вмешательству королевы — но Изабелла в то время находилась в Лондоне и жила в Тауэре; она никак не могла получить известия о пленении Ланкастера и отправить свое послание Эдуарду за три дня. Даже при самом быстром передвижении гонцу требовалось четыре дня, чтобы доехать верхом из Лондона в Йорк.

Немногие ожидали, что Эдуард зайдет так далеко и предаст Ланкастера смерти; во-первых, граф был его близким родичем, а во-вторых, со времен Вильгельма Завоевателя ни одного английского дворянина не казнили за измену. Но, по мнению короля, смерть была единственным подходящим наказанием для человека, который распорядился убить Гавестона — смерть, во многих деталях напоминающая гибель Гавестона.{740}

«Кто творит насилие, сам обрекает себя на покарание», — так заметил один из порицателей Ланкастера. Всего через шесть дней после пленения, 22 марта, в снегопад, некогда гордого графа, в темной одежде кающегося грешника, в потрепанной старой шапке, вывезли, дрожащего, из замка на «никудышнем муле» и доставили на холм святого Томаса, курган примерно в миле от замка; его заставили проехать сквозь орущую толпу, откуда в него летели камни, отбросы и комья снега. На месте казни ему велели стать на колени лицом к Шотландии, откуда он столь предательски ожидал помощи. Затем ему грубо, «двумя или тремя ударами», отрубили голову, показали ее королю, а позже погребли вместе с телом в приорате святого Иоанна в Понтефракте.{741}

Итак, Ланкастер умер, и теперь Эдуард мог править свободно, не имея противодействия. Месть его сторонникам казненного графа была беспрецедентно кровавой. Одним махом он избавился от всех своих врагов. В день казни Ланкастера, 22 марта, в разных местах были казнены двадцать четыре человека; на следующий еще шестерых протянули на воловьих шкурах и повесили в Йорке. Других выслеживали и убивали на месте. Тела убитых разрезали на четыре части и выставляли в общественных местах на обозрение по всей стране в течение двух лет.{742} Бэдлсмира нашли 14 апреля — он прятался в доме своего племянника, епископа Бергерша в Стоу-Парке, — повесили и обезглавили в Кентербери.{743} Гнев короля обрушился даже на беглую жену Ланкастера, Элис де Ласи, и ее престарелую мать, вдовствующую графиню Линкольн — обеих заключили в тюрьму.{744} В общей сложности казням, строгому заключению или изгнанию подверглось 118 человек, среди них много баронов и рыцарей. Еще большее число пострадало от тяжелейших штрафов.

Королевской мести не избежал и Генри Бергерш, епископ Линкольнский. Эдуард счел, что Бергерш предал его доверие и милость тем, что укрыл Бэдлсмира, и наложил арест на его доходы с церковных владений — финансовую и материальную основу епископской деятельности. Король также направил несколько писем, упрашивая папу римского лишить Бергерша сана. Но папа отказал, заявив, что неразумно накладывать суровые наказания за недоказанную вину.{745}

У хронистов, как и у большинства подданных короля, волна расправ вызвала ужас.

«О несчастье! — восклицает автор «Жизнеописания Эдуарда Второго». — Тяжко видеть людей, столь недавно одетых в пурпур и тонкое полотно, в лохмотьях, в цепях, в заточении. Жестокость короля так возросла, что никто, даже из самых великих и мудрых, не осмеливается перечить его воле. Знать королевства устрашена угрозами и карами. Воле короля более нет препон. Посему ныне сила побеждает разум, ибо любое желание короля, даже неразумное, обретает силу закона».

Папа умолял короля отказаться от тиранического поведения, но тот отказался прислушаться к мнению понтифика. Из всех замешанных в мятеже лиц только пятнадцать избегли наказания. Преданность Эндрю Харклея была хорошо вознаграждена: 25 марта король даровал ему титул графа Карлайла.{746}

После казни Ланкастера Эдуард остался в Понтефракте и вызвал к себе Изабеллу.{747} Она была хорошо осведомлена о кровавом правосудии супруга и по приезде сделала все возможное, чтобы унять озверевшего короля. Ей удалось с успехом заступиться за одного из мятежников, Бьюэса, лорда Новилла: его жена Джоан обратилась к королеве за помощью, и ему сохранили жизнь и имущество ценой выплаты огромной пени, а впоследствии он получил прощение.{748} Но Эдуард редко проявлял подобную снисходительность, а Деспенсера вмешательство Изабеллы, несомненно, разозлило, и «когда он заметил неудовольствие королевы», то стал нарочно подталкивать короля к кровавым расправам.{749}

В мае Изабелла и Эдуард прибыли в Йорк, где 2-го числа собрался Парламент, которому предстояло окончательно отменить Ордонансы, как установления, неугодные Короне.{750} То, что королева, несмотря на несомненную антипатию к Деспен-серам, показала себя верной и деятельной помощницей мужа на протяжении всего мятежа и после него, с очевидностью следует из ее писем к Харклею и Уорду, а также из обращения, отправленного папе Иоанну в апреле, где она с жаром осуждает поступки Ланкастера.{751} Однако казнь графа потрясла дочь Филиппа Красивого — ведь он все-таки приходился ей дядей и принадлежал к королевскому роду. Хотя Изабелла сама побуждала Эдуарда пойти против Ланкастера, в смерти дяди она винила Деспенсера{752}, за что тот «заработал глубокую ненависть всей страны, и особенно королевы».{753} «Не удивительно, что [королева] не любит Хьюго, из-за коего погиб ее дядя», — заметил автор «Жизнеописания Эдуарда Второго». Изабелла осуждала Деспенсера не только за бесчестную расправу со своим родичем, но, видимо, и за то, что фаворит подорвал самые основы монархии и создал опасный прецедент на будущее.

Все же, когда Парламент без всяких уверток отменил Ордонансы, в свое время навязанные Ланкастером Эдуарду, что бы ни чувствовала Изабелла в связи с казнью Ланкастера, ее должно было порадовать восстановление надлежащей власти мужа.

Однако за эту перемену пришлось заплатить не только подданным Эдуарда, но со временем и самой Изабелле. Для нее эта плата заключалась в крушении семейной жизни со всеми тяжелыми последствиями; все это можно прямо приписать влиянию Деспенсеров на короля. «Начиная с этого времени, — говорит Хигден, — власть Деспенсеров стала возрастать, а власть королевы умалилась».

День 10 мая, когда Деспенсер-старший получил титул графа Винчестерского, отмечает начало тиранического правления фаворитов; отныне они правили королем, не слишком обращая внимание на закон или справедливость, и прочно держали под контролем как государственные дела, так и систему королевского покровительства — сами же вышли из-под контроля, чего многие боялись. Недавняя «чистка», осуществленная королем, привела всех их главных противников либо на плаху, либо в тюрьму, а из уцелевших лордов ни один не имел достаточно силы, чтобы противостоять им или ограничить их власть. Даже Пемброк был не способен сдержать фаворитов: здоровье его пошатнулось, к тому же Эдуард сердился на него за то, что он когда-то настаивал на изгнании Деспенсеров, и заставил поклясться своим телом, землями и имуществом, что он будет повиноваться королю и не вступит ни с кем в союз против него;{754} соответственно, теперь Пемброку оставалось лишь рабски служить новому режиму.

Отныне «король Эдуард II действительно правил своей страной, с великой жестокостью и несправедливостью, следуя советам сэра Хьюго Деспенсера».{755} Высокий титул был дарован отцу, но господство над королем осуществлял сын. Эдуард начал с того, что осыпал младшего Хьюго щедрыми дарами и отдал ему большую часть конфискованных земель и почетных должностей несогласных, включая и все, что принадлежало д'Амори и Одли, тем самым сделав его неоспоримым правителем Южного Уэльса.{756} Впоследствии младший Деспенсер получал все, до чего мог дотянуться, злоупотребляя щедростью короля, заставляя людей путем запугивания продавать ему имущество по сильно заниженным ценам, выжимал из своих жертв звонкую монету прямым насилием, тактикой устрашения, откровенным мошенничеством и хитроумными манипуляциями с машиной закона. Действуя столь беспардонно, он сколотил обширные земельные владения и огромное состояние, сопоставимое с богатствами покойного графа Ланкастера.{757} Все это проделывалось при полном сотрудничестве с королем и с его благословения. Можно сказать, не впадая в преувеличение, что Эдуард и Деспенсер совместными усилиями ввергли страну в пропасть террора.