Элисон Уэйр - Французская волчица — королева Англии. Изабелла Страница 49

Отныне «король Эдуард II действительно правил своей страной, с великой жестокостью и несправедливостью, следуя советам сэра Хьюго Деспенсера».{755} Высокий титул был дарован отцу, но господство над королем осуществлял сын. Эдуард начал с того, что осыпал младшего Хьюго щедрыми дарами и отдал ему большую часть конфискованных земель и почетных должностей несогласных, включая и все, что принадлежало д'Амори и Одли, тем самым сделав его неоспоримым правителем Южного Уэльса.{756} Впоследствии младший Деспенсер получал все, до чего мог дотянуться, злоупотребляя щедростью короля, заставляя людей путем запугивания продавать ему имущество по сильно заниженным ценам, выжимал из своих жертв звонкую монету прямым насилием, тактикой устрашения, откровенным мошенничеством и хитроумными манипуляциями с машиной закона. Действуя столь беспардонно, он сколотил обширные земельные владения и огромное состояние, сопоставимое с богатствами покойного графа Ланкастера.{757} Все это проделывалось при полном сотрудничестве с королем и с его благословения. Можно сказать, не впадая в преувеличение, что Эдуард и Деспенсер совместными усилиями ввергли страну в пропасть террора.

Алчность и властолюбие Хьюго все возрастали, и его наглость становилась все более невыносимой. Он был намного умнее и намного порочнее Пирса Гавестона. Беспощадная грубость Деспенсеров распространялась и на женщин. Вероятно, именно старший Хьюго подсказал Эдуарду обойтись жестко с женой, матерью и дочерьми Мортимера. Он лично отправил в тюрьму детей и жену валлийского повстанца Ллуэлина Бренна, а в 1326 году его обвинили в вымогательстве и актах насилия против вдов и детей казненных сторонников Ланкастера.{758} Он до того запугал свою невестку Элизабет де Клер, вдову д'Амори, что та отдала ему Юск в обмен на меньшее владение Гоуэр — а потом уговорил Эдуарда конфисковать Гоуэр, тем самым лишив Элизабет ее законного наследства. Позднее Деспенсер аналогичным образом запугал вдову Пемброка, подругу королевы, и выманил у нее сумму в 20 000 фунтов, земли и стада, причем заставил ее продать скот по произвольно заниженной цене. Он похитил богатую наследницу Элизабет Комин и держал ее заложницей целый год, пока та не подписала ему дарственную на 10 000 фунтов и два ценных поместья.

Жаждая заполучить в свои руки как можно больше рыцарских пожалований, замков и поместий, Деспенсер преследовал вдову Ланкастера Элис де Ласи, обвиняя ее в том, что она — главная виновница казни мужа и угрожая сжечь ее живьем, как полагалось мужеубийце. В смертельном страхе женщина отдала ему свои земли, да еще и выплатила огромную пеню в 20 000 фунтов.{759} Затем настал черед Элизабет Толбот, вдовы, которую Деспенсер заставил отдать ему поместье Пэйнсвик в Глостершире и другие земли. Еще страшнее сложилась судьба другой вдовы, леди Бэйрет: ее пытали, переломали и руки, и ноги, и нанесли такие раны, что она лишилась рассудка.{760} Похоже, Деспенсер находил извращенное удовольствие в мучениях своих жертв. За обвинениями, выдвинутыми против Деспенсеров в 1326 году, вполне могла стоять Изабелла — перечень подобных преступлений был велик, и ее возмутила жестокость, проявленная к ни в чем не повинным женщинам и детям.

У Деспенсеров появилось много врагов. О младшем Хьюго говорили: «Вся страна возненавидела его, и немногие стали бы оплакивать его падение».{761} Люди роптали, что и один король достаточно плох, а три сразу просто невыносимы. Роковым последствием тиранического взлета Деспенсеров стало постепенное выветривание симпатии к королю, который практически никак не сдерживал их произвол, и никто не осмеливался теперь противостоять сто желаниям.{762}

Однако нельзя отрицать, что Десиснсеры были способными и дельными администраторами. Они решили стоявшие перед королем финансовые проблемы путем нововведений в налоговом обложении и весьма его обогатили — вскоре было сказано, что, хотя многим его предкам удавалось скопить большие богатства, «он один превзошел их всех».{763} В сотрудничестве со своими стойкими союзниками и клиентами, Робертом Бол доком, который с 1320 года был хранителем Малой печати, а с августа 1323 года — канцлером, и казначеем Уолтером Стэплдоном, епископом Эксетерским, они подготовили и провели важные преобразования в Канцелярии и Гардеробе, реорганизовали систему учета в Казначействе.

Деспенсеры также способствовали подъему торговли шерстью, создав в Англии ряд торговых площадок, пли рынков, так что купцам не требовалось ехать за границу, чтобы приобрести шерсть на экспорт. Впрочем, они руководствовались при этом не заботой о процветании королевства, а желанием повысить доходы короля.{764}

Несомненно, Деспенсерам не нравилось влияние королевы на Эдуарда; они знали, что та причастна и к осуждению их па изгнание, и к освобождению Уильяма Сомертона. Младший Хьюго, возможно, также ревновал к ней на сексуальной почве — но преобладающим мотивом неприязни как отца, так и сына, очевидно, было то, что Изабелла оставалась последней неустраненной угрозой их политическому господству. Ее требовалось нейтрализовать.

Мы уже видели, что отношения между королевой и фаворитами были натянутыми еще с 1320 года, когда старший Хьюго не выплатил причитающиеся ей средства, а после того, как в июле 1322 года Деспенсер-младший внезапно отказался выплатить ей 200 фунтов, причитающиеся ей ежегодно из доходов его фермы под Бристолем, произошел окончательный разрыв. С того момента ни один из них не платил больше ренту, положенную Изабелле, а также не давал никаких обязательств относительно выплаты задолженностей.{765} Кроме того, Деспенсеры добились, чтобы замки в Мальборо и Девайзе не были возвращены королеве.

У Изабеллы, которая ревниво следила за соблюдением своих финансовых привилегий, подобные демарши порождали чрезвычайную обиду, особенно потому, что они ясно показывали, как мало ее уважают фавориты. Кроме того, для нее стала очевидной собственная беспомощность — рядом не осталось никого, способного стать на ее защиту; и теперь было хорошо известно, насколько беспощадны могут быть Деспенсеры и как сильно они поработили короля.

Однако Изабеллу оказалось не так легко запугать. Она вооружилась притворством, показала фаворитам улыбающееся лицо и спокойно принялась подкапываться под их могущество.

Деспенсер хотел завершить старую кровавую распрю — он давно поклялся обобрать Мортимера и «отомстить за смерть своего деда».{766} И вот теперь Эдуард, подстрекаемый им, взялся за Мортимеров. Валлийцы, ненавидевшие строгое правление племянника и дяди, обратились к королю с прошением — не щадить их обоих.{767} 13 июня король учредил трибунал для суда над Мортимерами и приказал захватить земли их сторонников. 13 июля он велел провести ревизию дел Мортимера в Ирландии, в надежде обнаружить какие-нибудь изменнические действия либо финансовые нарушения. На следующий день были назначены судьи, которым предстояло произнести приговор. 21 июля в Вестминстерском дворце Мортимеров судили за «злокозненную измену» и приговорили к смертной казни с конфискацией имущества;{768} однако еще через день, по неизвестным причинам и к большому удивлению многих современников, этот приговор был заменен пожизненным заключением в Тауэре.{769}

Историки много дискутировали о том, что стояло за подобным решением. Одни утверждали, что вынесение смертного приговора Мортимерам было простой формальностью, поскольку король с самого начала намеревался проявить снисхождение, так как они сдались ему без сопротивления. Что-то в этом духе Пемброк говорил им еще в январе. Но Пемброк был теперь в немилости, и маловероятно, чтобы Эдуард принял во внимание какие бы то ни было его просьбы только ради соблюдения высказанных им тогда обещаний. Совсем уж невероятно, чтобы мстительные Деспенсеры одобрили или позволили такое проявление милосердия. Более правдоподобно предположение, что какая-то высокопоставленная и влиятельная особа вступилась за Мортимеров — возможно, сама королева. Вряд ли верно, будто бы она просила сохранить жизнь Мортимеру из любви к нему, но доказательства отсутствуют. Ничего не известно также о вмешательстве французской родни леди Мортимер.{770}.

Если Изабелла действительно вмешалась в это дело, то, вероятно, ради леди Мортимер, несчастьям которой она, согласно источникам, весьма сочувствовала; возможно, Изабелла также испытывала затаенное сочувствие к самим Мортимерам: в конечном счете они потеряли все в противостоянии тому самому семейству, которое теперь угрожало ее собственному положению. Разумеется, она должна была с большим удовлетворением воспользоваться случаем противопоставить свое влияние влиянию фаворитов, чья власть в то время еще не проникала за двери королевской спальни; ведь Эдуард все-таки прислушался к просьбам Изабеллы по делу Сомертона, и, вероятно, ценил поддержку, оказанную ею во время недавних мятежей.