Лев Колодный - Хождение в Москву Страница 5

Хотя за стеной день хмурый, в толще башни довольно светло, лучи проникают через расходящиеся раструбом окна, рассеивающие свет.

Делаем передышку на площадке лестницы.

– Посмотрите, – говорит архитектор, показывая на побеленные чистые стены, еще не успевшие покрыться пылью времени, – это наша работа…

А я вижу то, что появилось во времена Ивана III – толщу камня, белизну мела. Таков закон реставрации: чем лучше сделана, тем менее заметна. Нет трещин, избороздивших тело стен глубокими морщинами. Камни от ветхости рушились – так неумолимо время даже к толще полупудового кирпича на песчано-известковом растворе.

Чтобы не появлялись трещины впредь, в каменную твердь вживили стальные струны, охватившие столп со всех сторон. Оранжевого цвета, покрашенные антикоррозийной краской стяжки проглядывают над головой, между сводчатых стен. Устройства эти с резьбой. При необходимости всегда можно завинтить гайки и подтянуть ослабевшие струны. Все сделано на совесть, на века. Ее изначальные кирпичи, обветренные, прокаленные огнем, морозом, шероховатые на ощупь, лежат рядом с гладкими кирпичами такого же размера, уложенными нашими современниками.

Выполнили реставрацию рабочие сорока разных специальностей.

Наш путь не наверх, к курантам, а в дверь, что выходит на площадку – стрельницу Спасской башни. Она, как все другие башни, сотни лет служила неприступной твердыней, ощетинившейся зубцами, прикрытая деревянным навесом. Суровые башни – стрельницы, как их называли, – предназначались в ХV веке для защиты Кремля. Спустя двести лет, в XVII веке, когда Москва далеко раздвинула границы и ей не угрожали, как прежде, набеги, башни надстроили и украсили. Тогда-то над Спасской башней появились колокольня, шатер, часы, башенки и выточенные из белого камня изваяния зверей.

Они сидят друг перед другом, присев на задние лапы, как в цирке, и держат в лапах шары. В шарах – отверстия: служили они флагштоками.

Что за звери? Те, что покрыты гривами, с тонкими хвостами, без сомнения, заморские львы. А те, что сидят напротив львов с тупоносым рылом, по всей видимости, медведи, какие ходили некогда в московских лесах…

Над белокаменными башенками золотятся флажки, разворачиваемые ветром, как флюгеры. Над ними свисают золотые стрелки. Римские цифры заполнили черный круг циферблата часов. О них Юрий Олеша сказал: «Правда, какое чудо башенные часы: кажется, кто-то плывет в лодке, взмахивая золотыми веслами».

Теперь – путь снова ввысь, огибая стены ствола Спасской башни, где расположился механизм мне знакомых башенных часов. По дороге видим тросы и гири, путешествующие вверх и вниз в колодце башни. В проемах колокольни висят разной величины колокола. Самый большой колокол зависает в центре, над головой. Тянутся между звонами тонкие тросы, приводимые в движение механизмом боя.

Интересно взирать с башни на Кремль и на Москву. Протягиваешь руку, и кажется, вот-вот возьмешь в руки яркий букет – купола Василия Блаженного. Город лишается высоты, отдавая ее Спасской башне и сжимаясь плотным кольцом вокруг нее.

Жду, когда оживут колокола, а пока ходим с Воробьевым вокруг Москвы. На башне как на полюсе, где совершаешь кругосветное путешествие на одном месте, стоит только повернуться.

Прямо перед глазами Меншикова башня – улеглась вся розовой веткой на белом стволе высотного дома на Котельнической набережной. Шаг – и перед глазами Москва-река, за ней Шухова башня, стальной двадцатый век. Еще поворот: Кремль весь на ладони, протянутой к тебе с золотыми гроздьями куполов, гирляндами красных зубцов и полушарием дворца, над которым реет флаг, просвечиваемый на солнце. Вместе с этим шагом делают ход куранты, заполняя звоном башню. Это голос Кремля. Спасская башня звучит, как бронзовая труба, усиливая звуки, несущиеся с ее высоты над Москвой и миром. Так, под музыку колоколов спускаемся, чтобы выйти на стену и начать путь по стенам и башням Кремля.

Лестницы Спасской башни ведут в разные стороны – вверх и вниз. Каждая дорога открывает виды один краше другого. На том пути, что проложен по широкой стене в сторону реки, первой встречается самая маленькая и самая непохожая на все другие – Царская башня.

Она точно взлетела над стеной. Эту особенность отмечает в помянутой книге Сергей Бартенев: «Единственная из всех кремлевских башен по своей форме и назначению. В сущности, это не башня, а каменный двухъярусный шатер, поставленный прямо на стену».

Зачем это нужно?

Строители Кремля задали много загадок потомкам… На первом ярусе, проходя по стене, видим повисшие над головой крест-накрест деревянные, толстые, как бревна, перекладины. На них висели колокола. Крутая лестница ведет на второй ярус, и, поднявшись по ней, попадаю на крытую площадку, откуда открывается вид на Москву и Красную площадь.

Есть предание, что именно сюда поднимался Иван Грозный, чтобы смотреть на площадь, когда исполнялись его приговоры.

Быть может, и поднимался Иван Грозный, но только на другую башню. Этот маленький каменный шатер построен после него, в XVII веке. На башенку вряд ли поднимались цари как на смотровую площадку, потому что слишком тесно здесь: стою один и опасаюсь, как бы не упасть в проем лестницы. А двум-трем зрителям тут совсем неудобно. Конечно, прав Сергей Бартенев, который утверждает: «Прямое назначение башни было, несомненно, иное». Она построена там, где до нее имелась деревянная вышка с набатным колоколом. Висел он и на этой – Царской башне. Звался – Спасский набат. По всей видимости, бил в набат часовой, который дежурил здесь на стене. Отсюда как на ладони видны близкие Зарядье, Китай-город, Замоскворечье. И что важно: не требовалось дозорным, чтобы поднять тревогу, взбираться по высоким лестницам, тратить время на подъем – колокол находился под рукой…

Следующая, соседняя, башня приземистая – Набатная. Ее название дает однозначный ответ о роли башни в ансамбле Кремля. В ней замечается некоторое сходство со Спасской башней, те же пропорции. Но она не столь высока, похожа на дозорную вышку.

Где ее набат? В колокольном проеме пусто. Висел тут колокол весом 150 пудов, отлитый знаменитым мастером Иваном Моториным. Этим колоколом в Кремль созвали разбушевавшийся народ в день кровавого Чумного бунта. И за это Екатерина II приказала лишить колокол языка. Долго он висел безмолвный. Теперь его показывают как экспонат музея в Оружейной палате.

Только расстался с одной башней, как на пути встает другая – Константино-Еленинская. Присмотревшись к ней, замечаешь следы заложенных проездных ворот. До середины XVIII века через них проходили и проезжали в Кремль. Через эти ворота, они звались Тимофеевскими, уходили полки на поле Куликово.

– Следы устройства подъемного моста, рычагов мы нашли, зарисовали их и теперь представляем все так, что могли бы их при надобности восстановить, – замечает Алексей Васильевич Воробьев. – Средневековые укрепления давно снесены. Башня служит много лет как хозяйственное хранилище. В ней, между прочим, шесть этажей.

Отсюда, от Константино-Еленинской башни, получившей название по имени стоявшей здесь прежде церкви, недалеко до угла, где стена, повинуясь течению Москва-реки, круто поворачивает и идет вдоль берега. (Церковь разрушили в тридцатые годы ХХ века «воинcтвующие безбожники»).

Мы движемся по широкой ровной каменной дороге, а стена все время незаметно меняет высоту, подчиняясь рельефу крутого Боровицкого холма. На нем, как на пьедестале, воздвигнут Московский Кремль.

«Местоположение Московского Кремля на горе, омываемой двумя реками, было выгоднее, чем положение Миланского замка, лежащего на равнине, вдохновило его строителей, и они вложили в свое дело всю мудрость военных зодчих эпохи Возрождения, возросшей на упитанной кровью почве железного Рима. Правила, данные гениальным римским архитектором и инженером Витрувием, в целости применены были в кремлевских строениях», – пишет Бартенев в книге о Кремле.

Итальянцы, возводя Московский Кремль, использовали опыт строителей Миланского замка. Зубцы, напоминающие формой букву «М», видел я над стенами замка Сфорца в Милане. Но наш Кремль намного больше и несравненно живописнее, потому что москвичи надстроили стрельницы шатрами, колокольнями, отчего башни сделались выше, стройнее, я бы сказал, сказочнее и перестали походить на грозные бастионы, какими первоначально были.

Все в Кремле предусматривалось для защиты от врагов, все делалось так, как предписывал Витрувий. План – многоугольный, чтобы видеть с разных сторон неприятеля, расстояние между стрельницами не превышает дальности выстрела метательного орудия. Башни прерывают ход по стене. А сами они либо круглые, либо многоугольные, чтобы труднее было их разрушить стенобитными машинами. Бывшие некогда рвы, заполненные водой, двойные и тройные стены на подступах к Кремлю, подъемные мосты, опускные решетки перед воротами, тайники – все это теперь можно только вообразить. Зубец на стене, так поражающий каждого, кто его видит впервые, служил не для украшения, а для обороны: стоя за зубцами, можно было стрелять, укрывшись за толщью кирпича.