Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны Страница 50

Действия участников заговора, пытавшихся овладеть правительственными зданиями, оказались безуспешными, не хватало единства, решимости, быстроты.

26 июля Геббельс произнес по германскому радио речь о раскрытом «сатанинском заговоре», участников которого он поносил как трусов, предателей, именовал их жалкими ничтожествами и невеждами, прославлял «чудесное избавление» фюрера, без которого, мол, погибли бы миллионы немцев. При этом Геббельс заботливо стремился создать впечатление, что армия в целом не была связана с этой «горсткой предателей» (что отчасти соответствовало истине) и по — прежнему безгранично верит в победу (что уже являлось явной ложью).

По приказу Гитлера была создана специальная комиссия во главе с шефом гестапо Мюллером и с многочисленным чиновничьим аппаратом для расследования всех обстоятельств заговора.

Было произведено примерно семь тысяч арестов, около пяти тысяч человек было казнено по делу о 20 июля, многие из них не имели никакого прямого отношения к заговору[319]. Большинство заговорщиков расстреливали в тюрьмах и концлагерях. Однако руководителей заговора было решено судить формально «открытым судом». Если ранее печати запрещалось даже упоминать о раскрытии подпольных антифашистских организаций в Германии, то теперь ведомству Геббельса было предписано совместно с нацистской «юстицией» превратить этот суд в устрашающее пропагандистское зрелище, с которым должно быть ознакомлено все немецкое население.

…В молодости Роланд Фрейслер собирался делать карьеру в рядах рабочих партий — Германия после ноября 1918 года переживала бурное революционное время. Буржуазный строй тогда устоял, а Фрейслер в 1925 году вступил в ряды нацистов. Бесцеремонности и беззастенчивости ему было не занимать. После установления гитлеровской диктатуры Фрейслер, отталкивая локтями соперников, стал пробиваться к высшим государственным постам. Он пытался при этом использовать и прирожденное бесстыдство, и свой длинный язык демагога, и привычку к словесным потасовкам, и умение хладнокровно лицедействовать в судебном зале, изображая горящего заботой о народном благе ревностного жреца правосудия. Некоторое время Фрейслер занимал пост заместителя прусского министра юстиции, а когда в 1942 году он был сделан председателем созданного гитлеровцами народного суда, Фрейслер, нацелившийся /же на пост министра юстиции «третьей империи», счел такое назначение досадным срывом в своем продвижении по нацистской иерархической лестнице. Тем с большей радостью ухватился Фрейслер за поручение фюрера и Гиммлера юридически оформить физическое истребление участников генеральского путча.

Гитлер потребовал, чтобы суд происходил с молниеносной быстротой, чтобы подсудимым не разрешалось произносить речей, чтобы приговор был один — смертная казнь через повешение — и чтобы он приводился в исполнение не более чем через два часа [320].

Весь ход процессов по приказу Гитлера фиксировался на кинопленку (снятый фильм фюрер намеревался показать германскому зрителю, но Геббельс запротестовал, считая, что подобная «кинохроника» может еще более скомпрометировать нацистский режим).

Подсудимых, сопровождаемых вооруженными полицейскими, одного за другим ставили перед Фрейслером, который разражался очередным потоком брани, издевательских вопросов и угроз по адресу своих жертв. Действия обвиняемых, заявил Фрейслер, «выходят за рамки преступлений, до сих пор предусматривавшихся законами» [321].

Первый процесс происходил 7 и 8 августа 1944 года над восемью военными заговорщиками: фельдмаршалом фон Витцлебеном, генерал — полковником Гепнером, генерал — лейтенантом фон Хазе, генерал — майором Штифом и несколькими офицерами, включая лейтенанта Йорка фон Вартенбурга, принадлежавшего наряду с Штауффенбергом к антифашистскому крылу заговорщиков. И очень характерно, что именно Йорк едва ли не единственный среди подсудимых, которые все умели по — солдатски твердо смотреть в глаза смерти, оказался противником, в схватке с которым Фрейслер потерпел полное поражение. Йорк прямо заявил, что никогда не принадлежал к национал — социалистской партии и не поддерживал идеологию и политику гитлеровских палачей. На его полные достоинства ответы Фрейслер мог противопоставить лишь разглагольствования о «моральной концепции» национал — социализма и о том, что неразделяющие ее не являются людьми чести[322]. Председатель суда доказывал вину заговорщиков, покушавшихся на Гитлера, утверждением, что, мол, «фюрер — это народ»[323]. Второй процесс состоялся 7 и 8 сентября.

Нацистская верхушка постаралась свалить на заговорщиков вину за катастрофические поражения на фронтах. Пример подал Гитлер, 4 августа 1944 года объявивший, что не может быть полностью убежденным в успехе, так как «не уверен, что в тылу царят полная безопасность, глубокая вера и тесное сотрудничество». Этот лживый тезис повторялся тем чаще, чем сокрушительнее становились удары, обрушившиеся на вермахт. Началась усиленная разработка новой легенды об «ударе кинжалом в спину», с помощью которой немецкие милитаристы объясняли поражение Германии в первой мировой войне. 20 января 1945 года шеф прессы О. Дитрих заявил на конференции: «Страшно даже подумать о связи между 20 июля и последовавшими военными событиями. Хотя многое еще остается неясным, очевидно, что заговор нанес не поддающийся измерению ущерб военным усилиям». Гитлер старался возложить на генералов — заговорщиков ответственность за все свои провалы, Бесноватому главарю нацистов тогда вряд ли приходило в голову, что немецкие генералы отплатят ему после войны той же фальшивой монетой, объявив Гитлера единственным виновником разгрома германского рейха. (Например, западногерманский историк К. Рикер опубликовал в 1955 году книгу под характерным названием: «Один человек проиграл мировую войну»[324].)

Главный акцент Гитлер и Геббельс приказали делать на том, что, избавившись от заговорщиков, Германия, наконец, приобрела условия для того, чтобы выиграть войну. Это составляло часть «стратегии утешения», которая все более превращалась в лейтмотив газетных статей и радиопередач. Она сводилась к обещанию «чуда», которое разом повернет события в пользу Германии. Первоначально упор делали на «стратегический гений» фюрера.

16 декабря 1944 года немецкие ударные танковые соединения прорвали в Арденнах фронт шириной в 100 километров и заставили американские войска начать паническое отступление. Гитлер ликующе объявил в новогодней речи о возрождении Германии «подобно фениксу из пепла», а Геббельс 5 января 1945 года в «Дас райх» писал о полном изменении всей картины войны.

Расчеты гитлеровцев были снова сорваны мощным наступлением Советской Армии, приведшим к разгрому всего германского фронта от Карпатских гор до Балтийского моря. Наиболее боеспособные части, участвовавшие в Арденнском сражении, были поспешно сняты с Запада и брошены навстречу неудержимо надвигавшейся лавине советских войск, которые в конце января 1945 года форсировали Эльбу и двинулись на Берлин. О германском наступлении на Западе после этого гитлеровцам нельзя было даже упоминать. Тем не менее, 24 февраля 1945 года Гитлер выступил по радио с «пророчеством» о скорой победе.

В политической области расчеты гитлеровцев повторяли планы заговорщиков и сводились к надежде на раскол между англосаксонскими странами и Советским Союзом. В марте 1945 года Геббельс уверял, что чем больше военные успехи союзников, тем бесперспективнее положение антифашистской коалиции.

В статье «Год 2000–й» («Дас райх», 25 февраля 1945 г.) Геббельс, запугивая США и Англию, предрекал в случае поражения Германии полную «большевизацию Европы». Именно в этой статье он пустил в ход клевету о «железном занавесе», которую через год повторит Черчилль. Но это произойдет уже после окончания войны.

Иногда ожидавшееся «чудо» трактовали как секретное оружие невиданной силы. 4 апреля 1945 года в фашистских газетах появились статьи об этом новом оружии, которое все изменит к лучшему, хотя, мол, пока нельзя дать ответ ни на вопрос о его характере, ни о сроках, когда оно будет введено в действие.

В радиоречи, произнесенной в конце февраля, Геббельс неожиданно предложил немцам учиться на примере… Советского Союза, который, мол, осенью 1941 года, когда создалась угроза окружения Москвы, успешно преодолел возникший военный кризис, а тогда тоже все, за исключением самих русских, «считали их положение безнадежным».

Пожалуй, в наиболее концентрированном виде «стратегию утешения» выразила статья Геббельса, опубликованная в «Дас райх» несколько ранее — 4 февраля 1945 года. В ней он сравнивал Германию со спортсменом, участвующим в марафонском беге: он пробежал уже почти все расстояние, устал, но лишь немногие метры отделяют его от победы и лавров… Рекомендуя немцам смотреть на события в «должной перспективе», Геббельс как раз в эти самые дни, например 7 февраля 1945 года, в личных разговорах признавал, что все надежды на благоприятный или терпимый исход войны уже потеряны. А тем временем «стратегия утешения» продолжалась. 11 марта 1945 года Геббельс обещал в очередной статье милость всевышнего: «В решающий момент эта власть Провидения, которая остается необъяснимой для человека, осуществляет своевременное вмешательство». В других статьях Геббельс лирически ворковал о счастливом будущем и примирении европейских народов после окончания войны при сохранении, конечно, нацистского господства в Германии. Фашистская печать то и дело вспоминала прусского короля Фридриха II, который в Семилетнюю войну (1756–1763 гг.) тоже оказался на краю пропасти, но удержался и был спасен неожиданной кончиной русской императрицы Елизаветы. Таким «чудом» в бункере под имперской канцелярией, где разместились Гитлер и Геббельс, посчитали смерть президента Рузвельта. Кажется, в это время нацистские главари в страхе перед неумолимо приближающимся концом сами стали рабами собственной пропаганды. «Война приближается к концу», — заявил по радио Геббельс, уверяя, что судьба, мол, недаром спасла Гитлера от рук заговорщиков и покарала Рузвельта за «извращенную коалицию между плутократией и большевизмом».